Крестьянский труд тяжёл и бесконечен. На земле - это не просто жизнь. Это философия и сильные, глубокие корни. Деревня это специфика уклада и морали. Что-то бесконечно дремучее зачастую управляет людьми. И чистота помыслов, и крепость духа, и хитрость, и мракобесие переплетаются в причудливые формы.
Зажиточный дядька Семёныч с семьёй держал хозяйство, от батьки сохраненное, братАми поднятое, пахал землю и ел кашу с маслом, а тако ж и з сахаром чай пил неограниченно.
Жена его, справная баба и глазом лукавая, вожжами порота была неоднократно за неуемный нрав, но, ежели как на духу, так боле для острастки, любовно. Вполсилы и, чо уж, боле для помириться потом.
Семёныч так всего лучше после бани, в субботу, любил учить жену по крепкой, увертливой заднице.
Оно всяко за неделю-то накопится за бабой огрехов. Или чо?
Она-то как раз с понятием была, плакала недолго, и благодарно мирилась на сеновале. Да так иной раз сладко, до медовой ломоты в кажной косточке, до кругов солнечных, где это видано, тёмной ночью? А бывало, что аж иной раз Семёныч хмыкал сам себе в бороду.
Откуда че берётся у бабы в голове?
Шебутнючая, одно слово, и забижаться другой раз начнёт, прямо спасу нет. Но без лишней дурости баба так-то. Справная и хозяйка хорошая, и в чистоте себя держала. В телесной и в нравственности. С кем не надо в церкви не терлась, это он сразу знал, ещё когда смотрел жену-то себе, за ней долго наблюдал, пока сватов засылали. Хата-то небогатая у них, у родни ейной.
Но Семёныч за приданым не гнался. Рухлядь рукодельная принесена была, перина, на чем спать, а так мало что.
Батька ещё малОму говорил сыну- бабу надо для радости выбрать, чтоб она тебе веселила душу. Деток рОстила, чтоб смех был, ласковость от неё, особливо ночью.
Батька-то знал об чем говорил. Семёныч мать хорошо помнил. Хохотушка, с ямочками на щеках, рано сгорела, померла лютой болью. Ужо в конце-то в баню её снесли, кричала сильно, пока не умориться, говорить-то не могла почти, а батьку до конца просила не брать мачеху детям и руку евоную всё к щËкам жала.
- Любый, - шепчет, любый мой...
Батька-то сидит там с ней скоко-то, опосля идёт, как деревяный, глаза мертвые, работу-то кто за него переделает?
Так и жили потом сами, как мамки не стало. Братов старших оделили землёй, построились, а молодший в солдатах загинул.
Вышло Семёнычу в родительском доме семью строить и за батькой присмотр.
Как Павлинка-то, жена молодая, в дому хозяйство развела, как давай всё мыть да чистить. Как давай батьке портки стирать, да подушки со своего приданого ему на кровать и одеяло справила атласное.
Батя пришёл, брови наскуропил и давай переть на неё кандибобером:
- Где жены моей, Стеши, одеялко, её руками шитое?
А Павла, умница настирала его бережно, тряпку-то сальную, чОрную и зашила и приносит. Батя одеялу-то хвать, а она как новая!
Он с ею в баню спать ушёл, от молодых подале, потом уже вернулся, в зиму.
Улыбался на её другой раз. Она на хлеб месит тесто-поёёёт.
А ишшо носков навязала сразу.
Так и жили.
Однако ж и была на ихнем небосводе тучка, ребёнок был один. По неспособности хозяина. Не зря видать в детстве мать печалилась, когда Семёныч заболел в городе свинкой. Раз токо взял в город батька сына, показать другие люди и местов разных. До города два дня ехать, считай мать одна неделю на хозяйстве, а батька ездить обязательно хотел. На ярмарок сдавал грибов, картохи лишней, так ещё чего накоплено.
Привозил гостиницы, а матери отрезов разных и дорогих.
Она нашьет рубашонок сынАм, себе. Как куколка ходила, батька только крякал одобрительно и парились они в бане с мамкой ох, долго, как с ярмарки отец возвращался.
А как мамка-то ушла к ангелам, баню закрыли.
И мыться ходили к соседям через дорогу. Чего зря мужику возись?
Водой с колодца обманулся, а то и в речке, чем не купальня?
Дак вот жа.
Дите Семёныч спроворил одно, как-то всё ж таки вышло. Девка, правда. Тоже не бог весть, но наследников не было.
Семёныч проверял себя долго, считай с пару лет. В деревне много было вдовых баб, охочих до ласки, бобылки тоже, а чего?
Он мужик справный и жену вниманием не обходил и с другими бабами старался, однако ж. Не ссудил Бог более.
Тогда он бросил пытаться, с женой токо жил, по-божески, как заповедано.
А дочка выросла до бесподобия похожа на него. Бабе такое - радости немного. Здоровая вышла, высоченная и спина батькина. Крутая.
Семёныч глянул раз, как дочка цепом жито молотит - только крякнул.
Это ж не кажный хлопец справный такую силу в руках держит, как она.
Здоровая-то да, грудастая и щеки наросли, а как полоскать бельё в речке станет, юбку-то поддернет, Семёныч дрыном парней гонял, чтоб не пялились почем зря.
Шкура-то молоком белым светит от подколенок и выше у бабы.И прямо глазом видно, какая нежная, не загорелая под юбкой. К Саньки соседского кадык токо видать, как дёргается, как сглатывал. Я тебе поглотаю, раззявил морду-то, думал Семёныч беззлобно.
Ваське возжой-то прилетело разок, чтоб не смела заголяться, на всю деревню позор, мужики аж тряслись - обсуждали.
Семёныч у магазина-то послушал и отходил дочку дома вожжами .
Усовестился потом маленько.
Она ж не специяльно, и жена плакала по углам, дура. Чего реветь? Поучил батька впрок, не убудет.
Приданого так-то справили давно и много, однако ж выходило нехорошо.
По всему выходило, что ровне, парню в хату дочку отдать не хотелось. Рано ещё. У неё тогда своё хозяйство, у мужа.
А за ними кто смотреть будет?
В прыймычи, под чужую крышу, не каждый мужик пойдёт. Только бедОвый какой? Но бедовых в семью со справным хозяйством даром не надо. А в деревне толковых не сильно много.
Так Васька засиживаться стала в девках и поглядывать на Семёныча без радости.
А Павла, жена, ему не раз ночью шептала:
- Мается девка, замуж надо, сорвётся с каким дураком, не удержишь. Будет потом забота, быстрее бы надо жениха искать.
Вот так и вышло, что однажды Семёныч в город неурочно поехал...
Если понравилась история - поделитесь ей в соцсетях, поддержите лайком, подписывайтесь на канал, пишите комментарии.