1219-1221 гг. Достигнув Алтайских Предгорий посольство Чань-Чуня натыкается на найманские кости. В ущельях скулят волколаки. Люди жалуются на оборотней, оборотни жалуются на людей.
Продолжение. Предыдущая часть и слезы китайских принцесс, сохнут ЗДЕСЬ
Музыка на дорожку
Чем меньше бываешь собой, тем больше хочется быть другим
Первым пожаловался носильщик, из простых. Склонных путать воображаемое с осязательным не из-за отсутствия ума, но из-за его незанятости. Перепуганный слуга несвязно бормотал про оборотня, ухватившего за пучок волос на затылке.
Учитель промолчал...
Показав как относится (к вздору) сам и как другим следует к нему относиться. На кратком привале господин Чжень - один из провожатых китайских князей (и господин перепуганного) рассказал что:
В этих горах живёт злобный дух Шань-Ся.
Открывающий себя людям отвратительным карликом с низменными насмешками.
Десятью годами ранее он (Шань-Ся) заморочил Найманского Государя.
Подтолкнув его на войну с нынешним Императором (Чин Ги Сы). Ставшую для него роковой, как и для несчастного братоубийцы Вана Кереитского. Вассала Поднебесной, сделавшего титул именем собственным.
Его нечистой от юности совести повсюду мерещились угрозы.
Главную из них Кереит усматривал от найманов на Западе. Частью которого так боялся стать, что не заметил как стал частью Востока. Хотя.. части света явления относительные и всё зависит от того куда смотреть и куда повернуться. Что (впрочем) известно мужам рассудительным, к которым варварский царек не относился.
Он бесконечно лгал и бестрепетно вероломствовал. Заключал союзы, чтобы тут же предать, а обещания давал с той же легкостью, что и изменял им. Его самомнение достигло пределов, когда око теряет способность видеть пользу и замечать вред собственных действий.
А ухо не слышит ничего. Кроме лести.
Кереитский Ван видел себя исключительно правым, свирепея когда этого не видел другой. Но даже свирепость требует искренности, потому и ярость его была как и всё другое в нём -лживой. Насквозь.
Конец червивых плодов одинаков и последующие слова Чжень Гуна не удивили Учителя.
Мятежный (в душе) Кереит не решился почтить коленопреклонением Императорского Посланника, сославшись на предубеждения кочевой черни. В чьих глазах подобное выражение преданности чрезмерно.
Безрассудный!
Это и должно было подтолкнуть к действию. Показав преданность не боящуюся насмешек. При Дворе дерзость сочли исключительной и ничего не сказали. Так Вассал лишился защиты, а вскоре и голову потерял.
В очередной раз перепутав непонятое, он изменил одному названному сыну с другим. Ввязался в войну, был разбит и бежал до найманских пределов. Где какой-то караульный не разбирающийся в чинах и не различающий знатность - снёс ему голову.
Не успел Учитель сжалиться над съеденной пороком судьбой, привал завершился и Посольство отправилось дальше. Оседлав дорогу которую проложил Царевич- Наследник (Угэдей). Тут то оборотень и проявился повторно, подтвердив что старым демонам привольно на новых дорогах.
А молодым на старых.
Молодой старичок
Война со злом ужасна. Мир со злом хуже.
Позади маячили две красные горы и последний колодец. Впереди лежало урочище белых костей, щедрое лишь на черные камни и такие же воспоминания. Поинтересовавшись у князя Чжень Гун
Что это за урочище?
Учитель услышал
Это древнее место побоища.
А недавно здесь полегла великая найманская сила.
Летняя степь пылала жаром.
Кони валились от усталости. А дневной зной делал путешествие возможным лишь до рассвета. Путники искали тень и бодрствовали во тьме, когда оборотень и показывался, пугая как китайцев, так и монголов.
В ужасе ожидая ночные часы, люди не могли спать. Кто-то вспомнил, что привидения боятся собачьей крови и это решило судьбу десятка четвероногих. Чьей кровью мазали лбы себе и коням.
Учитель продолжал молчать, и лишь когда одну тень заметили двое - промолвил:
Он хочет есть.
И вскоре существо показалось.
Кони забились на привязи.
Оставшиеся псы вздыбились шерстью и зарычали. А заробевшие люди прижались друг к другу как перепуганные ребятишки. Позабыв кто мигом назад был слугой, а кто князем. Холодящий страх выжигал нутро и пробирал до костей, являя дыхание мира от которого Небо бережет смертных до смерти.
Тьма извергла пожилого юношу или... юного старика. С пепельными волосами, серой кожей и красным взглядом слезящихся глаз. На человеческом лице проглядывалась заостренная мордочка волчонка.
Казалось его вытащили из могилы и в неё же влекут. Запрокинув голову человек со свистом втянул зубами воздух и вскинув руки торжествующе захохотал. Его не интересовала еда, он питался страхом.
Пахнуло землей. Раздался журчащий звук и кто-то захныкал. Неизвестно куда-бы завела путников встреча, если-бы не мягкий голос Учителя
Не бойтесь
Выведший путников из оцепенения.
Есть на земле вещи, которых не боятся только монахи. Да и то не все. Встав между существом и людьми, Учитель смотрел на оборотня прямо, пока тот потупившись не попятился назад.
Сядь на место!
Приказал Чань-Чунь.
С властностью, какой от него никогда не слышали. Существо подчинилось. Они заговорили на языке, который и монголы и китайцы одинаково понимали, но постичь не могли. Ухватывая обрывки о тайнах пяти концов, красного дома, серой плоти и мертвой головы в подножии места, построенного не для того.
Убивающих живое, чтобы оживить мертвое.
Наконец Учитель приказал
Рассказывай!
И песня нежного человека полилась на людей.
Смеющаяся голова
Судящий по правде, за правду не судит
Гурбесу - мать найманского Таян-хана, приходилась женою его отцу. Что не мешало и после смерти мужа заправлять в кочевьях сына всем. Невестки (а тем более он) с нею не спорили.
Едва весть о смерти Ван-хана достигла шатров, Гурбесу тут же потребовалась его голова. Просьбы никто не посмел отклонить. Разве что старый Коксэу-Сабрах, сохранивший зычный голос, но не командование.
Напрасно Воевода ворчал, что игры с мертвечиной до добра не доводят. Все его услышали, но никто не послушал. На границе тело обезглавили и доставили найманским правителям то, что когда-то доставляло им головной боли. Голову Кереитского Хана.
Зачем она понадобилась Гурбесу, Сокровенное Сказание не скрывает:
Разослали белую кошму. И положив голову, стали совершать пред нею жертвоприношение. Сложив молитвенно ладони и заставив невесток, совершать положенную церемонию под звуки лютни.
Как часто матери грешат колдовством. И как дорого это обходится сыновьям.
На той стороне приглашение приняли и мёртвая голова...
Рассмеялась!
Обтягивая высохшими губами черный рот.
Ощутив себя обманутым, осмеянным, втянутым в непонятное, Таян-хан рассвирепел по-настоящему. Приказав воинам голову растоптать. Приказ незамедлительно исполнили, но было уже поздно.
Мёртвое явилось к живым. За живыми.
Наполнив сердца, надменность исполнила уста разговорами.
Пора с ними кончать!
- говорили одни.
С кем?
притворно удивлялись другие
А.. со всеми!
И все смеялись.
С монгольским выскочкой дигитхури Темуджином, что так лихо разнес Ван-хана. Предлагали разделаться до того, как разделаться сможет он. Напрасно Таян-хан колебался, приводя доводы. Отсутствии необходимости войны, повода к ней людей не трогало.
Охваченные остервенелой страстью они рвались в битву, мечтая скорее окропить сталь. Тряслись, выкатывали глаза и безостановочно говорили.
Хану припомнили, что отец называл его Торлук (Слабый). Предложили поставить над войском мать (Гурбесу). Намекая, что у женщины храбрости больше. Не выдержав Таян-хан решился отобрать у монголов саадаки.
Пообещав ей:
Вот выступлю и доставлю сюда этих..
как их там? монголов!
На что Гурбесу презрительно возразила:
Костюм у монголов невзрачен на вид.
От них же самих нестерпимо смердит..
Выказав презрение к чужому народу, которое неизменно губит свой.
Вдоволь покривлявшись, государыня согласилась:
Пожалуй их девки еще сгодятся доить наших коз. Если отобрать каких получше, да хорошенько отмыть!
На этом и порешили.
Тысячи глоток орали воинственные песни, а по степи носились гонцы, созывая своих и приглашая союзников. Кроме оборванного Джамухи с горсткой оголодавших людей, никто (из союзников) не пришел. А онгутсткий князь Алахуш и вовсе предупредил Темуджина.
Таян-хан попробовал переждать. Но собственные соратники соратники смотрели косо, а сын Кучлук сравнивал с брюхатой бабой и круженым телком. Назад дороги не было.
И пятидесятитысячное найманское войско полетело навстречу сорокатысячному монгольскому.
В долину белых костей.
Всему миру назло
Плохо не от того, что теряешь. А от того, что жалеешь
Первыми от Халхи двинулись Хубилай и Джэбэ, напоровшиеся на найманские караулы в верховьях Керулен. Вести оттуда рождали споры. Одни говорили, что кони монголов тощи, а седла потрепаны. Другие отмечали многочисленность людей Темуджина, обсуждая ночные костры без конца и края. Противоречия сбивали с толку, мешая действовать.
Таян-хан попытался уговорить своих, отвести народ за Алтай. А после откормившись, встретить монголов ослабленными.
Отповедь была резкой, слова оскорбительными.
Люди рвали рубахи и били шапки. Кивали на крест (найманы частью были несторианцами) и срывались на крик. Клялись честью отца и взывали к памяти предков. Сквернословили и призывали в свидетели Бога.
Бог с нами! С нами Бог!
Кричали найманы.
Подражая голосам и давясь смехом, перевертыш пересказывал это Чань-Чуню и дрожавшим за спиною Учителя спутникам.
Если ты решаешь с кем Бог, бог ты, а не Он...
Выразил Отшельник неодобрение и рассказ продолжился.
Когда Таян-хана вынудили атаковать, найманам предстало войско которого Степь не видывала. Натиск передовых отрядов, неотвратимый охват крыльев. Приближение центра и неспешное движение резервных тысяч.
Подумалось (Чань Чуню), что уже тогда (1204 год) принцы свергнутой Династии (Ляо) успели поработать с монгольским войском.
Джамуха всё понял первым, присвистнув, что на этой пирушке они ягнята. Только его и видели. А найманов неспешно вжимали в гору, вынуждая под дождем стрел карабкаться наверх и срываться в пропасти.
Обессиливший от кровопотери Таян-хан сполз с седла. Напрасно храбрец Кори-Субэчу и другие отважные взывали к сереющим щекам и отходящему взору. Сговорившись умереть на его глазах, пока они еще видят, смельчаки бросились в битву.
И как один сгинули под копытами тысяч Джочи-Хасара.
Расстроганный храбростью и не желая лишаться обладающих ею подданных, Темуджин остановился. Ограничившись оцеплением горы Наху-Гун. Едва рассвело, найманы передали ему власть над собой, мертвого хана и его живую мать.
Не ты ли говорила, что от нас дурно пахнет?
Чего ж теперь-то явилась сама?
Только и вздохнул Степной Владыка.
Сказание говорит только, что Гурбесу он забрал себе. Староватая для наложницы для чего она монголам сгодилась. Может быть доить коз..
Как же ей повезло..
Усмехнулось существо, попросив Учителя дозволения.. спеть последнюю песню. Чань-Чунь разрешил, предварительно приказав спутникам заткнуть уши. Песнь оказалась одновременно горькой и сладкой на вкус. Рассказывая как благороден человек, древен его род, крепок дух и чисты помыслы. А мир всего этого не ценит...
И назло ему человек будет жить.
Кто сказал, что живущий назло живёт..
Возразил Учитель.
Вдруг один из непослушных (не заткнувших уши) одного соседа зарезал, с другого содрал халат и бросился в пропасть. Туда за ним ринулся перевертыш и раздалось чавканье многих ртов.
Учитель не сказал бы, что пустивший в сердце пение человек - нашел Путь. Но как же он их жалел. И этого мальчика и других, что перевертышу подпевают. А подпевают ему все.
Потому что имя перевертыша - самолюбие.
Подписывайтесь на канал. Продолжение ЗДЕСЬ
Поддержать проект:
Мобильный банк 7 903 383 28 31 (Сбер, Киви)
Яндекс деньги 410011870193415
Карта 2202 2036 5104 0489
BTC - bc1qmtljd5u4h2j5gvcv72p5daj764nqk73f90gl3w
ETH - 0x2C14a05Bc098b8451c34d31B3fB5299a658375Dc
LTC - MNNMeS859dz2mVfUuHuYf3Z8j78xUB7VmU
DASH - Xo7nCW1N76K4x7s1knmiNtb3PCYX5KkvaC
ZEC - t1fmb1kL1jbana1XrGgJwoErQ35vtyzQ53u