Найти в Дзене

День в истории. "Лучший тип большевика"

16 марта 1919 года скончался от гриппа-«испанки» Яков Михайлович Свердлов (1885—1919). Его называют первым главой Советского государства, хотя это не совсем точно: формально первым главой Советской России был Лев Каменев, только очень недолго. В советское время любили вспоминать, что первым главой Советского государства был еврей, чтобы подчеркнуть, что страна Советов с первых дней полностью отвергла антисемитизм. Неудивительно, что реакционеры, среди которых всегда было полно антисемитов, ещё во времена СССР питали к Якову Михайловичу особенно пылкую «любовь». И едва ли не всё неприятное им в политике Советской власти в первые полтора года её существования связывали с его именем. Ровно по той же причине в момент победы контрреволюции в августе 1991 года в Москве, кроме памятников Дзержинскому, был снесён и памятник Свердлову на площади Революции (ныне Театральная площадь), а ещё бюст Свердлова в столичном метро. Помнится, какая-то монархическая газета в те дни злорадно описывала снос памятника Свердлову, называя небольшой портфель в руке скульптуры «папочкой с расстрельными приговорами».
Свердлов с Октября и до конца своей жизни был фактически вторым по значению лидером Советской России, вторым после Ильича, а в какие-то моменты — и первым. Он был главой Секретариата ЦК, главой партии, а мы знаем, что именно эта должность в СССР была ключевой. Если бы Свердлов дожил до 1924 года, то, почти несомненно, он стал бы первым, и, учитывая его возраст, мог бы возглавлять СССР ещё лет 40, довести страну до начала 60-х годов. Дожить мог и до 70-х. Каким был бы СССР под его руководством? В главном страна была бы, конечно, той же, что мы и знаем, но кое в чём могла бы и отличаться.
Яков Михайлович умер очень молодым, и траурную речь на его похоронах произносил сам Ленин. Который сказал: «Мы опустили в могилу пролетарского вождя, который больше всего сделал для организации рабочего класса, для его победы... Миллионы пролетариев повторят наши слова: «Вечная память тов. Свердлову; на его могиле мы даём торжественную клятву ещё крепче бороться за свержение капитала, за полное освобождение трудящихся...»
Печально, а возможно, и характерно для нашей эпохи, когда все и вся скатилось ниже плинтуса, что нынче находятся «левые», которые доказывают, что Ленин самолично приказал уничтожить Якова Михайловича, как опасного соперника в борьбе за власть. (А Свердлов, мол, перед этим вероломно устроил покушение Каплан, чтобы занять место Ильича). Ведь приказать коварно отравить товарища, а потом произносить скорбные речи у его гроба — это так «похоже» на Владимира Ильича... Я бы с такими «левыми» никому не посоветовал садиться пить чай или пожимать им руку: ведь это они о себе всё так простодушно выкладывают, а вовсе не об Ильиче или Свердлове.
Ну, а в отношении Якова Михайловича думается, что всем, кто с уважением относится к самому Владимиру Ильичу, стоит довериться его мнению и его оценке: «Вечная память товарищу Свердлову!».

-2

Афиша советского фильма про Якова Свердлова (1940)

Яркий очерк о Свердлове в 1925 году оставил Лев Троцкий. Ниже приводятся выдержки:
«Со Свердловым я познакомился только в 1917 году, на заседании фракции большевиков I Съезда Советов. Свердлов председательствовал. В те времена вряд ли многие в партии догадывались об истинном удельном весе этого замечательного человека. Но уже в ближайшие месяцы он развернулся целиком. [...] На посторонний взгляд могло казаться, будто он так и родился готовым революционным «государственником» первоклассного масштаба. Ко всем вопросам революции он подходил не сверху, т.-е. не от общих теоретических соображений, а снизу, под непосредственными жизненными толчками, передававшимися через организацию партии. Каждая новая революционная задача вставала перед ним прежде всего, или конкретизировалась для него немедленно по возникновении, как организационная задача. Иногда, во время обсуждения нового политического вопроса могло казаться, что Свердлов, особенно, если он молчал, что бывало нередко, колеблется или же ещё не составил своего мнения. На самом же деле он во время прений про себя проделывал параллельную работу, которую можно обозначить так: кого и куда послать? как направить и согласовать? [...]
В те времена нужны были во всех областях «пионеры», т.-е. такие люди, которые умели бы самостоятельно, без прецедентов, уставов и положений, орудовать среди величайшего хаоса. Вот таких пионеров и разыскивал для всевозможных надобностей Свердлов. [...] Неистощимый запас делового оптимизма и составлял подоплеку свердловской работы. Это, разумеется, не значит, что каждая задача разрешалась таким путём на сто процентов. Хорошо, если она разрешалась на десять процентов. По тому времени это уже означало спасение, ибо обеспечивало завтрашний день. Но ведь в этом и состояла основная работа тех первых тягчайших годов: хоть кое-как прокормить, кое-как вооружить и обучить, кое-как поддержать транспорт, кое-как справиться с тифом, — но во что бы то ни стало обеспечить завтрашний день революции.
Особенно ярко качества Свердлова обнаруживались в наиболее трудные моменты, например, после июльских дней 1917 г., т.-е. белогвардейского разгрома нашей партии в Петрограде, и июльских дней 1918 года, т.-е. после лево-эсеровского восстания. [...] И в обоих случаях Свердлов был незаменим со своим революционным спокойствием, дальнозоркостью и находчивостью.
В другом месте я уже рассказывал, как Свердлов прибыл из Большого театра, со Съезда Советов, в кабинет Владимира Ильича в самый «разгар» лево-эсеровского восстания. «Ну, что, — сказал он, здороваясь, с усмешкой, — придётся нам, видно, снова от Совнаркома перейти к ревкому».
Свердлов был, как всегда. В такие дни познаются люди. Яков Михайлович был поистине несравненен: уверенный, мужественный, твёрдый, находчивый, — лучший тип большевика. Ленин вполне узнал и оценил Свердлова именно в эти тяжкие месяцы. Сколько раз, бывало, Владимир Ильич звонит Свердлову, чтобы предложить принять ту или другую спешную меру и в большинстве случаев получает ответ: «уже!» Это значило, что мера уже принята. Мы часто шутили на эту тему, говоря: «А у Свердлова, наверно, уже!».
— А ведь мы были вначале против его введения в Центральный Комитет, — рассказывал как-то Ленин, — до какой степени недооценивали человека! На этот счёт были изрядные споры, но снизу нас на Съезде поправили и оказались целиком правы... [...]
Ещё более критическими были дни, когда чехо-словаки угрожали Нижнему, а Ленин лежал с двумя эсеровскими пулями в теле. 1 сентября я получил в Свияжске шифрованную телеграмму от Свердлова: «Немедленно приезжайте. Ильич ранен, неизвестно, насколько опасно. Полное спокойствие. 31/VIII 1918 г. Свердлов». Я выехал немедленно в Москву. Настроение в партийных кругах в Москве было угрюмое, сумрачное, но неколебимое. Лучшим выражением этой неколебимости был Свердлов. Ответственность его работы и его роли в эти дни повысилась во много раз. В его нервной фигуре чувствовалось высшее напряжение. Но это нервное напряжение означало только повышенную бдительность, — с суетливостью, а тем более с растерянностью оно не имело ничего общего. В такие моменты Свердлов давал свою меру полностью. [...]
Свердлову приходилось много председательствовать в разных учреждениях и на разных заседаниях. Это был властный председатель. Не в том смысле, что он стеснял прения, одергивал ораторов и пр. Нет, наоборот, он не проявлял никакой придирчивости или формальной настойчивости. Властность его, как председателя, состояла в том, что он всегда знал, к чему, к какому практическому решению нужно привести собрание... На бурных заседаниях он умел дать пошуметь и покричать, а затем в надлежащую минуту вмешивался, чтобы твердой рукой и металлическим голосом навести порядок. [...]
Свердлов был невысокого роста, очень худощавый, сухопарый, брюнет, с резкими чертами худого лица. Его сильный, пожалуй, даже могучий голос мог показаться не соответствующим физическому складу. В ещё большей степени это можно бы, однако, сказать про его характер. Но таково могло быть впечатление лишь поначалу. А затем физический облик сливался с духовным, и эта невысокая, худощавая фигура, со спокойной, непреклонной волей и сильным, но не гибким голосом, выступала, как законченный образ.
— Ничего, — говорил иногда Владимир Ильич в каком-либо затруднительном случае, — Свердлов скажет это им свердловским басом, и дело уладится...
В этих словах была любовная ирония.
В первый по-октябрьский период враги называли коммунистов, как известно, «кожаными», — по одежде. Думаю, что во введении кожаной «формы» большую роль сыграл пример Свердлова. Сам он, во всяком случае, ходил в коже с ног до головы т.-е. от сапог до кожаной фуражки. От него, как от центральной организационной фигуры, эта одежда, как-то отвечавшая характеру того времени, широко распространилась. Товарищи, знавшие Свердлова по подполью, помнят его другим. Но в моей памяти фигура Свердлова осталась в облачении чёрной кожаной брони — под ударами первых лет гражданской войны.

-3

Ленин и Свердлов на Красной площади, во время открытия временного памятника Карлу Марксу. 7 ноября 1918

Мы заседали в Политбюро, когда Свердлову, лежавшему у себя на квартире в горячке, стало совсем плохо. Е.Д. Стасова, тогдашний секретарь ЦК, явилась во время заседания с квартиры Свердлова. На Стасовой лица не было.
— Якову Михайловичу плохо... совсем плохо, — говорила она.
И было достаточно одного взгляда на неё, чтобы понять, что дело безнадежно. Мы прервали заседание. Владимир Ильич отправился на квартиру к Свердлову, а я в комиссариат — готовиться к немедленному отъезду на фронт. Минут через пятнадцать ко мне позвонил по телефону Ленин и сказал тем особенным, глухим голосом, который означал высшее волнение:
— Скончался.
— Скончался?
— Скончался.
Мы подержали ещё некоторое время трубки, и каждый чувствовал молчание на другом конце телефона. Потом разъединились, так как прибавить было нечего. Яков Михайлович скончался. Свердлова не стало».

Этот телефонный разговор, описанный в конце, тоже состоялся ровно сто лет назад...

Ещё цитаты и несколько фотографий Я.М. Свердлова:

«В эту эпоху, в самом начале XX века, перед нами был тов. Свердлов, как наиболее отчеканенный тип профессионального революционера…»
(В.И. Ленин)

«Надо поставить вопрос прямо. У нас было не коллегиальное, а единоличное решение вопросов. Организационная работа ЦК сводилась к деятельности одного товарища – Свердлова. На одном человеке держались все нити. Это было положение ненормальное. То же самое надо сказать и о политической работе ЦК. За этот период между съездами у нас не было товарищеского коллегиального обсуждения и решения. Мы должны это констатировать. Центральный Комитет, как коллегия, фактически не существовал… Ставилось в большую личную заслугу т. Свердлову, что он может в себе объять необъятное, но для партии это далеко не комплимент...» (В.В. Осинский)

За полчаса до смерти Свердлова навестил Ленин. Он пришёл проститься с умирающим, хотя окружающие отговаривали его от этого посещения ввиду заразности «испанки». Яков Михайлович узнал его. Как пишет один из первых биографов Свердлова М. Гайсинский, «сквозь мучительную боль и проблески жизни слабая улыбка заиграла на его губах; он хотел было приподняться и что-то сказать Ленину, но тот нежно остановил его, сказав: «Не надо, Яков, лежи спокойно», — и умирающий послушно затих. Постояв несколько минут и пожав руку Якова Михайловича, Ильич вышел из комнаты. После ухода Ильича больной начал стонать и через четверть часа скончался».

-4

Свердлов в 1910 году

-5

Тюремные дореволюционные снимки:

-6

-7

Яков Свердлов выступает на митинге на Красной площади, 1918

UPD от 3.06.2020.

-8

24 августа 1991 года. Снос памятника Я.М. Свердлову, Москва. Площадь Свердлова (ныне Театральная)

Вот эта «папочка с расстрельными приговорами» в руках Якова Михайловича. Ох, страшно даже подумать, сколько знаменитых и процветающих имён последнего 35-летия, начиная с Ельцина, Гайдара и Чубайса, поместилось бы в ней... Хотя на самом деле это скорее портфель. :) Обратим внимание, что к памятнику во время демонтажа был прикреплён плакат, по мнению сносивших, позоривший Свердлова, со словом «Цареубийца».
В сущности, почти вся отечественная история ХХ века — между этими двумя фотографиями, той, что выше, 1918 года, и нижней.