«А ведь я по-настоящему не стала бабушкой своим внукам. Ладно, Оленькины мальчишки далеко. Пашины девочки под боком. Ночевать их лишний раз у себя не оставила. Всё ради покоя Феденьки. Будь он проклят!» – Зоя уткнулась в подушку. «Охолони, – как наяву услышала она голос бабушки. – Зачем на свою голову напасти кличешь. Разговор у нас с тобой будет долгий впереди. А сейчас спи!»
– Мне показалось, или ты и в самом деле плохо спала? – Катя выжидающе смотрела на Зою.
– Не показалось.
– Поговорить хочешь?
– О чём?
– В душу лезть не в моих правилах, но вижу, маешься, места себе не находишь, – Катя налила себе кофе. – Присоединяйся, – кивнула она Зое.
Две женщины сидели по разные стороны стола и молчали.
– Скажи, ты часто плачешь? – не выдержала Зоя.
Катя, собираясь с мыслями, выдержала паузу.
– Даже не помню, когда последний раз. На серебряной свадьбе от счастья плакала, что муж у меня хороший, что дети шикарный праздник нам организовали.
На словах «хороший муж», Зоя скривилась как от зубной боли. Для неё теперь это понятие совсем другим смыслом наполнилось.
– Когда внучка родилась. Всегда дочку хотела, да бог не дал. А тут такое чудо... – Катя улыбнулась.
– Хитруля она у вас. Недавно ко мне подходит и так лукаво в глаза заглядывает: «Баба Зоя, ты хочешь конфетку? Давай я тебе возьму, а ты со мной поделишься». Спрашиваю: «А чего себе не возьмёшь?» Отвечает: «Мне нельзя, мама с бабушкой ругать будет, у меня диатез. А так получится, что ты меня угостила».
Катя рассмеялась:
– Она такая! И как, удался фокус?
– Сказала, что я сладкого не люблю. С некоторых пор...
– А я специально для тебя «Красный мак» купила.
И Зою прорвало. Она рассказала про конфеты и коньяк в столе, про фантики в сгибе дивана, про пачки советских денег... Катя слушала, не перебивая, а когда Зоя дошла до флажков, стукнула ладонью по столу:
– Стоп!
Зоя вздрогнула. Катя не дала ей опомниться:
– Что чувствуешь? Зафиксируй состояние.
– Радость, что сделала это.
– Проживи в состоянии радости весь день. Сможешь?
– Попробую, – кивнула Зоя.
– А я тебе помогу. Собирайся! – Катя кому-то позвонила, и они вышли из дома.
Массажный стол сменился креслом парикмахера и визажиста, потом были маникюр и педикюр. В какой-то момент Зою захлестнула волна раздражения, но Катя быстро вернула в состояние покоя – они зашли в небольшое кафе, выпили чаю с вкуснейшими пирожными.
Поход по магазинам Зоя восприняла как само собой разумеющееся – новый образ требовал новых вещей. Она так давно себе ничего не покупала. В квартиру вернулась почти без сил.
Володя восхищённо цокнул языком:
– Ну, ты, мать даёшь! Такую красотку из Зойки сделала. Хоть сейчас на подиум.
– Завтра твоя очередь. Спортзал, бассейн и приятное развлечение с посещением кафе, – распорядилась Катя. – Сейчас ужинаем, я работать, а с тебя, – она выразительно посмотрела на мужа, – сеанс психотерапии. И только приятные эмоции.
– Знаешь, когда я второй раз чуть семью не потерял? – начал Володя.
Зоя помотала головой:
– Откуда?
– Может, Валентина рассказывала.
– Не припомню.
Про двоюродного брата они с сестрой разговаривали часто. Валя всегда хвалила Володю за характер и умение выстоять в любых обстоятельствах. Он с детства был такой.
После столкновения с отцом Володя спросил у бабушки:
– Ба, а если человек совсем ничего не значит в твоей жизни, он чужой?
– Так-то оно так, – бабушка сразу поняла, о чём речь. – Но со счетов его скидывать нельзя. Отец он тебе, как-никак.
– Ага, и жить в страхе, что в один прекрасный день он объявится и нам с мамкой весёлую жизнь устроит.
– Не заявится. Совести у него, почитай, нет, а стыд остался.
Валька насупилась:
– Это от стыда он Вовку по земле валял?
– От дурости. – Бабушка, как никогда серьёзно, оглядела внуков. – Думал, раз я мать, то всё прошшу. Но материнское сердце тожить разборчиво. И подлость видит. Если бы матерь твоя достойного человека встретила, который тебе отцом стал, я бы слова не сказала.
– У меня дядя Петя всегда вместо отца. Я его батей звать буду. А кто против, – Вовка неизвестно кому погрозил кулаком, – накостыляю.
– Беду кулаками не отведёшь, – вздохнула бабушка.
– Ба, а почему он, – Зоя не хотела называть дядьку по имени, – бросил Вовку с тётей Тосей?
– Жизни лёгкой захотел, или не нагулялся. Эта, крашенная, то ли пятая, то ли седьмая у него. Мечется, ишшет чего-то, а себя потерял.
– А разве можно себя потерять? – не поверила Валя.
– Очень даже... Как размениваться на мелочи начнёшь, а про главное в жизни забудешь.
– А что главное?
– Всегда оставаться человеком.
Зоя с Вовкой переглянулись и хором сказали:
– А мы и так люди!
– Да, – поддакнула Валя, – человеки, с руками, ногами и головой.
– Человеки вы мои, – рассмеялась бабушка. – Ежели всё так просто было, я бы с вами этот разговор не вела. Не ноги и руки человека определяют, а душа. Ваши души пока чистые, а что далее будет, я не знаю.
– Почему?
– Так ведь измарать можете. Это чичас вы на глазах, и я все ваши проказы насквозь вижу. Шалите, но зла никому не делаете. А как вырастите да каждый своим путём пойдёте? В одиночку с дороги сбиться легче лёгкого, а грязь на кривых тропинках быстро прицепится. Ладно, бегите на улицу. У меня тесто поспело, булок напеку.
– Ба, а папка себя или совесть потерял? – уже на выходе обернулся Володя.
– А это, почитай, одно и то же. А ежели ещё и стыд потеряет, совсем пропадёт.
– В школе говорили, что стыд и совесть – слова-синонимы, – блеснула познаниями Валя.
– Я про ваши симонимы не знаю.
– Это слова, разные по звучанию, но близкие по значению, – пояснила Зоя.
– Так они в паре идут. Когда совесть теряют, перед собой стыдно, а ежели стыд, то и перед другими людями не совестно. Да идите уже! Родители ваши скоро с работы придут, а у меня стряпанного нет.
За порогом Вовка сказал:
– И всё равно, я буду готовиться.
– К чему? – не поняла Зоя.
– Чтобы он мне больше не навалял. И вы мне поможете.
Они набили сена в пустой картофельный мешок, Вовка подвесил его под стрехой сарая и начал молотить кулаками. Этот мешок стал его первой боксёрской грушей.
– Значит, не проболталась Валюха, – Володя по многолетней привычке сжимал эспандер в ладони.
– Ты меня пугаешь. Что за тайны Мадридского двора? – насторожилась Зоя.
– Да никаких тайн. Просто Валентина, когда узнала всё, решила тебе не говорить. Думаешь, я просто так чиновников боюсь? Спасовал я перед ними, давно, в самом начале, когда ходил из кабинета в кабинет, а они нагло улыбались и отфутболивали от себя, и запил.
Встретил случайно одного из наших, из бывших. Он в спорткомитете штаны протирал. Слово за слово, предложил по маленькой. Я отказываться, а он: «Без этого дела не решить!» Как домой добрался, не помню. А он с утра названивает, приходи, говорит, дело надо с мёртвой точки двинуть. Я и купился. Вечером опять в стельку.
Таксовать перестал, дома денег ни копейки. В глаза Катюхе смотреть стыдно. Нет, чтобы остановиться, сбегаю из дома от молчаливого укора и приползаю никакой. Посадила она меня перед собой, руку свою выставила.
– Видишь, кольца обручального нет? В скупку снесла. Теперь ты своё снимай. Твоё сдам. Пить не прекратишь, медали в ход пущу.
А мне до лампочки. Стянул кольцо, швырнул на пол и опять ушёл. Что её с мальчишками дома нет, не сразу заметил. И то, не отсутствие увидел, а по хлебу заплесневевшему определил, что Катюхи несколько дней не было. Весь день прождал, не появилась. Ночью запаниковал, вдруг что-то случилось?
Ни свет ни заря к Аглае побежал. Она вида моего испугалась, за сердце схватилась. А где Катюха, не знает. Домой вернулся, телефон трезвонит. Приятель мой опять к себе зазывает: «К главе округа пойдём. Он точно поможет». А мне уже не нужно ничего, раз Кати рядом нет. Отключил телефон, чтобы не раздражал. Сижу как дурак, башка трещит. И так тошно, хоть верёвку на шею.
Аглая Семёновна вовремя пришла, пузырьков кучу принесла. Прокапала меня, накормила. Ночевать осталась, видимо, побоялась одного оставлять. Нотаций не читала. Про жизнь свою рассказывала. А я, вроде бы слушал, а сам о жене думал. Без неё я пустое место.
Руки трясутся, как у алкоголика, перед глазами всё плывёт, спать не могу и что делать, не знаю.
– Соберись. Ты же сильный. Не зря я в тебя поверила. А оступиться каждый может, – успокаивала меня Аглая Семёновна.
И вспомнил я бабушкины слова про кривую тропинку. Понял, что с дороги свернул, а как назад выбраться, не знаю. Попросил Аглаю телеграмму Вале отправить. Через сутки сеструха в нашей кухне сидела и такими словами меня чихвостила, что уши в трубочку сворачивались.
Они с Аглаей спелись, в голос твердили, что всё будет хорошо. И я поверил. Порядок в квартире навёл, тренироваться начал. Неделю Валя у меня прожила. Денег немного дала, чтобы машину заправил да на работу выходил.
Если бы Катя домой вернулась, когда Валя уже уехала, не было бы у тебя брата. Кать, ты не освободилась? Иди к нам, – позвал Володя. – Расскажи, что случилось, когда ты от мамы приехала.
– А сам? Стыдно?
– Хочу твою сказку послушать, – обнял Володя жену.
– Я дубасила его так, что перчатки лопнули.
Володя кивнул, соглашаясь:
– Точно! Новые, импортные.
– Ах, тебе перчатки жалко? А меня не пожалел, когда кувыркаться начал! Зой, не знаю, что он тебе напел. Я отвезла мальчишек к маме Тосе, она давно просила оставить их на всё лето. Сажаем мы с ней картошку. Мама Тося всё сетует, что сыночка её любимого нет, с ним бы быстрее управились. А я говорю, занят по самое не могу.
И тут примчалась Валя. Глаза бешеные: «Что у вас случилось?!» Я ей и так, и сяк знаки подаю. А она телеграммой у меня перед носом машет. Ладно, мама Тося не разобралась что к чему, лопату племяннице всучила, раз она на подмогу приехала, и к внукам пошла. Я Вале суть проблемы в трёх словах изложила. Она пообещала волосья у Вовки со всех мест повырывать...
– И не так она сказала, а что как курицу ощиплет.
– Курица женского рода, а ты мужского. Значит, точно не как курицу, – невозмутимо отреагировала на реплику Катя. – Куриным мужем назвать тебя не могу, потому как с некоторых пор это слово стало ругательным.
– Звонок другу сделать хочу. Пусть уточнит детали, – Володя схватил сотовый.
– Положь трубку, – с интонациями Куравлёва произнесла Катя. – Опустим подробности ваших с Валей отношений, перейдём к теме.
Зоя смотрела на весёлую перебранку супругов и вытирала слёзы от смеха.
– Разговор с ним я начала по-доброму. Так, мол, и так, дорогой супруг, в свете сложившихся обстоятельств, предлагаю развестись по-хорошему, чтобы не травмировать детей и сохранить тёплые воспоминания о нашем браке. А он как ошалевший выскочил из квартиры. Ну, всё, думаю, по-хорошему не получится. Вернётся мой милый к ночи на карачках, и придётся мне его убивать. А он минут через десять появился на пороге с горшком чайной розы. – Катя на мгновенье зависла: – До сих пор не выяснила, где взял. Напомни мне потом, чтобы я это сделала, – обратилась она к Зое, втягивая её в действие.
– Не бойся, не украл.
– А почему тогда заранее домой не принёс?
– Чтобы не нарушать отчётность, – парировал Володя. – Вдруг бы ты увидела, и пропал сюрприз.
– Стратег! – раскрасневшаяся Катя увернулась от поцелуя мужа.
Зоя хохотала в голос, поражённая не только перебранкой, но и необычным преображением чуть флегматичного брата.
– Устоять перед галантным кавалером, который, преклонив колени, протягивает цветы, я не смогла. Пришлось принять. Сначала цветы, потом его. И тут он, решив, что всё позади, забыл про галантность и превратился в мямлика: «Прости, я не бу...» Детского сада мне с мальчишками хватает, и превращаться в мамочку для великовозрастного мужа, я не собиралась.
И меня накрыло. Я начала орать. А потом схватила перчатки с гвоздя на стене. Они были связаны между собой шнурком, как два красных шарика ниточками. Как мне удалось натянуть их, не представляю. Я размахивала руками, попадая, куда придётся.
– Амплитуда движения была маленькая, шнурок не позволял сделать полноценный замах, – прокомментировал Володя. – А сила удара хорошая.
– Поэтому ты, как Новосельцев, бормотал: «Не бейте по голове. Это моё больное место», – и прикрывал её руками. Я скакала около Вовки, а Валя вокруг нас. В какой-то момент, она попала под удар. Из носа пошла кровь. Я скинула перчатки и бросилась к Вале. Не знаешь, почему так: косячат мужики, а страдают женщины?
Вопрос был адресован Зое, но она не могла вымолвить ни слова.
– Так нашла бы себе идеального и не страдала, – буркнул Володя.
– Так и сделаю. – Катя вышла в коридор и начала натягивать шубу.
– Э, ты куда? – испугался Вовка.
– Одевайтесь, прогуляемся перед сном. Пыл охладить надо.
– А перчатки ты когда порвала? – успокоившись, спросила Зоя.
– Года через два. Но это уже другая история.
В этот вечер, впервые за последний месяц, Зоя уснула спокойно.
Наталья Литвишко
Продолжение следует...
Предыдущие части в подборке Хороший муж