Хотомир отёр потное лицо рукавом и стал объяснять:
- Теперь вы поднимите беса стоймя и держите, но сами позади него будьте. Ты Колояр, сними с него мешок и ухвати покрепче за волосы. Ты, паренёк, поднимешь ему веки, да не голыми руками, а рукавицы одень. Мне нужно в глаза нежити посмотреть, а он сопротивляться будет, что есть мочи.
…Поднимай!... Придерживай!...Скидывай мешок!... Беса била крупная дрожь, он мычал, пытаясь мотать головой. Хотомир шагнул к нему вплотную и, махнув заплетённой в косу бородой смазал ею беса по щеке, от чего тот захрипел, вытянулся и застыл как замороженный. Сухота сделал своё и глянув на Хотомира увидел как на краткий миг вспыхнули ярким зелёным пламенем его глаза.
Зачарованный взглядом Хотомира бес, стремительно терял человеческое обличье. Кожа его потемнела до черноты и покрылась редкой клочковатой шерстью, черты заострились, а глаза стали матово-угольными.
- Не держите его больше, нет в этом нужды – сказал Хотомир звонким молодым голосом – пойдите омойтесь в ручье, только к пруду не приближайтесь – пруд это Чёрные Врата.
Волхв словно вырос ещё и раздался в плечах, от него волнами исходила сила, которая, разбегаясь в стороны искажала пространство. Эти волны окончательно содрали с беса притворную личину. Руки его превратились в отвратительные трехпалые когтистые клешни, ступни стали растрескавшимися копытами, из пасти сверху и снизу вылезли длинные жёлтые клыки. Кудесник левой рукой достал из-за пояса кинжал и не спеша перерезал верёвки, а правой вытянул кляп.
Нечистый, не в силах отвести взгляд от сияющих зелёных глаз Хотомира упал на колени и то-ли прорычал, то-ли прохрипел:
- Тыыыы…
- Я! – ответил Хотомир и от его голоса по лесу прокатилось эхо.
Волхв схватил беса за гриву, заволок его в ручей, как раз туда, где чистая вода, смешиваясь с маслянисто-чёрной водой пруда теряла прозрачность, и запрокинув уродливую голову, одним движением перерезал ему горло от уха до уха.
Тёмная кровь хлынула потоком и воды ручья, вскипая чёрной пеной, уносили её в Мир Нави, а Хотомир, подняв беса высоко над головой, зашвырнул его чуть не на середину пруда. Послышался тихий, почти без брызг всплеск, медленные волны разошлись кругами, лениво лизнув берега.
Всё кончено... Хотомир ополоснул в ручье клинок кинжала, затем сам с наслаждением вымыл руки и умылся, фыркая и разбрызгивая воду, напился из сложенных лодочкой ладоней. Снял пояс и рубаху и бросил их в костёр, от чего к небу стал подниматься едкий, густой дым, но прилетевший с востока лёгкий ветерок загнул дымный столб дугой, а потом рассеял над чёрной водой.
Листву пронзил первый луч солнца и разогнал остатки утреннего тумана, заиграл в каплях росы, ласково коснулся травы, нежно распахнул крохотные бутончики скромных лесных цветов. Лес постепенно наполнялся весёлым птичьим гомоном и казалось странным, что совсем недавно здесь было мрачно и страшно и за каждым стволом мерещилась нечисть.
- Пойдём ко мне, позорюем – позвал волхв.
Перед распахнутыми воротами стояла высокая статная женщина в нарядном красном сарафане и вышитом крупным окатным жемчугом повойнике. Карими, вытянутыми к вискам, продолговатыми глазами она тревожно и вопросительно смотрела на Хотомира. Тот кивнул, прикрыв глаза, и едва заметно улыбнувшись, сказал жене:
- Собери-ка нам на стол, Веденеюшка.
- Здравия всем! Здравствуй, Колояр! Проходите в дом, будьте дорогими гостями – заулыбалась Веденея, подала мужу свежую рубаху тонкого льна и пошла вперёд.
В просторной и светлой Хотомировой гриднице, свободно расположились на лавках, за длинным столом, где легко уместились бы и двадцать человек. Хозяин сел во главе, на широкое резное кресло с высокой спинкой. Сухота, поглядывая то и дело на Хотомира, удивлялся – как мог этот стареющий, располневший от сытой, уютной жизни человек, с розовым, добрым и немного усталым лицом, обширной лысиной, обнажающей большой бугристый череп, и косматыми берендеистыми бровями показаться ему, совсем недавно, могучим и грозным как былинный великан Святогор.
По стенам висело много всякого оружия – охотничьи и боевые луки со стрелами в тиснёных, украшенных серебром колчанах, самострелы, сулицы и рогатины, топоры, двойная секира на длинной рукояти, сражаться которой мог бы только настоящий силач. Разного размера мечи и сабли под любую руку, с рукоятями из дерева, кожи и дорогого рыбьего зуба, в богатых и простых ножнах вызвали зависть и удивление каждого мужчины. Круглые и удлинённые, с острым нижним концом щиты, кольчужные и пластинчатые панцири; нормандские, с закрытым наличием и открытые, с длинным переносьем восточные шлемы – здесь можно было бы снарядить небольшую дружину.
Хозяйка засуетилась, поставила перед гостями чарки, налила каждому из кленовой ендовы хмельного душистого мёда, от которого побежал огонь по жилам, заблестели глаза, приятно закружилась голова и проснулся лютый волчий голод, ещё более подогреваемый вкусными запахами варёной, печёной и жареной снеди. Опытные воины, выпив по второй, достали из-за голенищ деревянные ложки. Долго и жадно ели томлёную в печи пшённую кашу с разварной говядиной, печёную утку, жареных кур, пироги с грибами, рыбой, капустой, творогом, лесными ягодами.
Сомлевший от мёдов и яств Сухота исподтишка наблюдал за хлопочущей Веденеей. Правду сказал сотник – видная, тонкая в поясе, с пышными женскими частями, она двигалась с молодой силой и гибкостью, нося за собою запах каких-то цветов, наверное ландышей.
- Колояр! Скажи своему молодцу, чтоб на меня глаза-то не таращил, я ему в матери гожусь! – слегка насмешливо, через плечо бросила Веденея.
Хмельные ратники весело заржали, а смущённый Сухота (глаз у неё что ли на затылке!), вскочил, покраснев как ошпаренный, и низко поклонившись сперва хозяйке, а потом хозяину сказал:
- Прости меня хозяйка, и ты Хотомир, не прими во гнев! Просто удивительно мне видеть, что женщина в том возрасте когда уже внуков нянчат, смотрится красавицей! Моя мать вот, помоложе будет, а выглядит старухой.
Веденея повернулась, глянула построжевшими тёмными глазищами, от чего сразу же оборвался пьяный гомон мужиков за столом:
- Не диво женщине при слугах и достатке красоту и молодость сохранить, а вот мать твоя достойна удивления и уважения за то, что смогла тебя одна, без отца-то вырастить. Её люби и береги, ты для неё как свет в оконце.
И откуда только прознала – вот уж взаправду Веденея! Старшаки согласно закивали, волхв улыбался одними глазами – видимо привык к тому, что на его жену обращают внимание. Сухота упал обратно на лавку, повесил голову и даже носом зашмыгал, вспоминая свою сиротскую судьбину, отца, десять лет назад погибшего в лихой конной сшибке с кочевниками, голодуху, замученную работой, рано поседевшую и постаревшую мать.
После бессонной ночи и сытной трапезы дружинники залезли на овин и завалились спать в душистое мягкое сено. Старшие быстро захрапели, а Сухота, стоило лишь ему задремать, видел яркие картинки сегодняшнего удивительного дня. Его беспокоили то матово-угольные, без белков, глаза беса, то упавшая на голову и медленно стекающая по шее за ухом, горячая кровавая капля, то слепая белая змея с чёрным узором на спине, обвившаяся вокруг его правой ноги. Когда воронёные чешуйки узора сами собою сложились в зыбкие, переливчатые руны, послышался низкий отдалённый гул и задрожала земля, от чего Сухоте стало очень страшно и он открыл глаза. Овин, основательный как и всё остальное в Хотомировой усадьбе, слегка потряхивало от молодецкого храпа четырёх дюжих воинов. Сухота заворочался и лёг на бок.
По-видимому ещё не все чудеса сегодня закончились. Посреди залитого утренним солнцем двора, спиной к Сухоте стояла одетая по-мужски девочка-подросток, с тугой, до середины бедра косой медового цвета. В руках она держала две одинаковых диковинных сабли с длинными, узкими, слегка изогнутыми клинками и рукоятями без упоров, зато с массивными, загнутыми к пальцам навершиями. Девочка повела руками и сабли, полыхнув полированной сталью, замелькали, завращались, выписывая широкие сложные дуги и петли. Сухота замер, заворожённый невиданным зрелищем. Кручение то замедлялось, то ускорялось и были мгновения, когда девочка оказывалась внутри прозрачного сверкающего кокона, образованного стремительными клинками, с тихим свистом рассекающими воздух.
Она шла по кругу, мягко переступая ногами, обутыми в красные сафьяновые сапожки со шнуровкой на высоких – под колено, голенищах, и находилась уже в пол-оборота к молодому дружиннику, когда, почувствовав его взгляд резко остановилась и посмотрела на него в упор большущими и круглыми зелёными глазами. У неё был курносый нос и пухлые, с ямочками, ещё совсем детские щёки, но при всём этом, она была поразительно похожа на Хотомира. В глубине её зрачков на миг вспыхнули и погасли изумрудные искры и зрачки превратились в глубочайшие колодцы, в которые неудержимо затягивало словно водоворотом. На дне этих колодцев Сухота снова увидел беса и окровавленный лес, и белую безглазую змею с непостижимой рунической надписью на спине, которых потом засосало водоворотом в маслянисто-чёрные воды Навьего пруда. А потом и сам Сухота провалился в один из этих колодцев, но это были уже не тёмные воды, а ночное звёздное небо, в котором было легко и приятно лететь, и тёплый ветерок нежно обдувал его лицо, и яркие звёзды в быстром танце образовывали прозрачный сверкающий кокон, внутри которого стояла девочка-подросток с бездонными зелёными глазами…