Профессор Владимир Емельянович Владыкин – настоящий человек университета в самом высоком смысле этого определения: блестяще образованный специалист, крупный учёный-этнограф, известный литератор, преподаватель, чьи лекции нередко заканчивались аплодисментами студентов.
В 2023 году грядёт его юбилей – 80 лет, но сейчас мы встретились с ним, чтобы поговорить о дне текущем. Университетские разговоры – не пустая вещь, они ментальный элемент вузовской среды, поскольку формируют мировоззрение юных и укрепляют позиции опытных. А профессору есть что сказать.
– За 80 лет было много мыслей, и разных. Мне повезло в жизни: после Можгинского педучилища, которое научило меня трудиться, у меня был МГУ с великими (и это не преувеличение) преподавателями, стажировка в Берлинском университете, много замечательных встреч и событий. Думаю, я нормальный гуманитарий с хорошей школой и практически одной записью в трудовой книжке – Удмуртский государственный университет.
– Вы опускаете перечень наград и званий. Вам слава не нужна?
– Пожалуй, нет, нужны покой и воля – по Пушкину.
– Но разве это можно обрести сейчас?
– Согласен. Перед собой Вы видите растерянное и несколько потерянное существо – я многое не могу себе объяснить: что происходит, «куда» мы живём, зачем всё это?
Я этнограф, полагаю, хороший этнограф, и мне казалось, я понимаю что-то в жизни и в своей науке. Но наука не помогает, потому что сейчас полностью господствуют политика и очень необразованные люди. Они не знают этнографию и что хотят, то и творят. Два братских народа попали в такую историческую ситуацию, что гибнут люди с обеих сторон. И на линии соприкосновения все «наши люди» – и русский мат звучит с обеих сторон. Как это объяснить? У политиков есть свои версии, вопрос в другом: почему мы довели ситуацию до такого состояния, что заболели этносы.
Когда сам себе не можешь объяснить, то как браться объяснять другим? Я уверен, что моя наука этнография тоже виновата, что-то мы не так сделали. Я человек непубличный, не считаю, что знаю истину и не готов звать за собой. Моя работа – это аналитика, синтез, может быть, где-то понимание, что нужно предостережение.
Я помню ситуацию в Москве на рубеже 80-90-х годов, когда на Манежной площади столкнулись ребята из Подмосковья и кавказцы. Тогда многих посадили, но обозначилась проблема, которая сама по себе не исчезнет: люди с другой культурой приходят на новые для себя территории и не желают вести себя, как в гостях. Есть обряд гостеприимства, но есть и обряд гостевания, когда важно не обидеть чувства хозяев. Нужно вести себя прилично. В Москве острые проблемы эмиграции, но они везде, они глобальны. В Берлине мой друг повёл угостить меня кофе в турецкий квартал. Он не любил этих эмигрантов, но ценил их кофе. Пусть их кофе будет хорош, но пусть и они ведут себя соответственно в этой стране, чтобы понимать друг друга, чтобы не было конфликта. Когда есть конфликт, то уже трудно вспомнить, кто первый сказал что-то не то.
– Каждый политик должен знать этнографию.
– Он должен её сдавать по жизни. И не только зачёт – экзамен, причём очень серьёзный. Это крайне важно – не для него, а для тех людей, от имени и по поручению которых он руководит, и ими в том числе. «Не навреди», как утверждают медики. Этнические проблемы разрешаются очень и очень мучительно. Урон можно нанести быстро, а врачевать приходится долго. Кажется, уже всё забыто, но это не так. Все нехорошие вещи почему-то очень живучи. Легче расщепить атом, чем предрассудок – по-моему, это сказал Эйнштейн.
– Что нужно делать, чтобы сдать Вам этот экзамен?
– Знать хорошо этнографию. Те, кто знает этот предмет, никогда не будут угрожать насилием. Общение народов – деликатнейшая тема. Но к ней отношение поверхностное. В этнографии все «специалисты»: все объяснят национальные особенности татар, евреев, удмуртов, китайцев, русских, западных народов. Но стереотипы нас часто подводят. Я стажировался в Берлинском университете и могу сказать, что немцы, особенно в последнее время, частенько опаздывают, а мы считаем их педантами.
И у нас неверны приоритеты: в школе, например, изучают бином Ньютона, но потом редко кто с ним встретится, а с человеком, этнографией мы встречаемся постоянно, потому что от себя не уйдёшь – мы и есть этнография. С человеком нужно быть осторожным, бережным, – все мы разные. Идеала нет вообще, не сотвори себе кумира. Но стремиться к этому необходимо. Сложнейшая форма движения материи – это этнография, это этническая система взаимодействия. Если мы не научимся воспринимать мир с учётом этнографии, у нас постоянно будут проблемы. Этнография – это мировоззренческая наука, она внутри каждого.
– Вы лучше понимаете себя с помощью своей науки?
– Хочу на это надеяться. Я всю свою жизнь шёл к себе, и это самая длинная дорога.
Когда меня спрашивали, сколько языков я знаю, я часто отвечал: один, удмуртский; немного говорю по-русски и других европейских языках. Я зарабатывал деньги в Москве репетитором русского, английского, истории. И мне доставляло особое удовлетворение и даже удовольствие сказать: «Русскому языку вас учил нерусский».
Когда я уезжал из Берлина, мне сказали, что удмурты – очень талантливый народ. Я был удовлетворён. Я читал здесь лекции профессорско-преподавательскому составу, они старательно записывали. Я наблюдал, как холёные, породистые немцы, не ведающие ничего об удмуртах, внимали удмуртскому преподавателю – кажется, это было маленькое торжество социализма. Про коммунизм не говорю, я не занимался исследованием утопических идей, но то, что я дитя социализма – факт. Социализм – это выстраданное, сложно достигнутое состояние экспериментального общества. Эксперимент не получился. Не потому, что идея была плохая, мне кажется, потому, что «конструкторы» не смогли её вытянуть.
Полагаю, мы ещё вернёмся к каким-то идеям, которые мы прошли, не усвоив. На западе стали снова обращаться к Марксу, даже появился новый Маркс, написавший новый «Капитал». Первого Маркса мы так и не поняли, хотя много цитировали. Не хочу сказать, что это истина в последней инстанции. Но для того, чтобы критиковать Маркса, нужно быть выше в интеллектуальном росте. А мы стоим на плечах предыдущих поколений и думаем, что мы такие высокие и далеко видим.
– Но этот рост объективно мельчает.
– Эйнштейн, кажется в письмах к Фрейду, пишет: «Чем больше я думаю о человеке, тем более сомневаюсь в его разумности». Каково? У меня был курс «Историческая динамика культуры», и мы целиком несколько занятий посвятили феномену Человека. Я старался студентам показать всю сложность и глубину этой темы. Мы давали авторские определения, потом некоторые из них даже напечатали в газете «Удмуртский университет».
Вопрос об интеллектуальном росте сложный. Вся наша жизнь зависит от нашего мозга, и ему, кажется, нет аналога во Вселенной. Видимо, потому мы и говорим о божественной природе человека. В мозге – вся мудрость Вселенной, но как он работает, мы до сих пор не знаем. Сейчас наступила эра, когда мозг начинает познавать самого себя. Это уникальное явление – сложное счастье, что мы его можем наблюдать.
Такие фундаментальные научные вопросы – о мозге, о человеке, о культуре, о личности – надо поднимать, мне кажется, в нашей газете. Университет предполагает это.
– Университет – понятие ёмкое, УдГУ – конкретное. Какие радости и сожаления он Вам оставил?
– В моей жизни было много возможностей: я мог остаться в Берлине, в Москве, но я приехал в УдГУ. Жалею ли об этом? Не могу ответить на этот вопрос однозначно.
Я много отдал своим студентам, постаравшись вернуть то, что взял у своих учителей. Университет оказался не совсем и не во всем таким, о котором мечталось, но я застал здесь потрясающих людей: это Василий Евгеньевич Майер, Борис Григорьевич Плющевский, Анатолий Иванович Суханов – я говорю только о своём факультете. И, конечно, должен сказать о ректоре Виталии Анатольевиче Журавлёве. Я не знаю, какой бог послал его сюда. Внешне скромный человек с негромким голосом. Но ректор МГУ академик В.А. Садовничий говорил: «Мы всегда на Совете ректоров России хотели услышать, что скажет удмуртский ректор».
Журавлёв был открыт всем вопросам, и однажды я спросил у него: «Почему вы всегда говорите ДА, хотя, возможно, будет НЕТ». И был ответ: «Так хочется поверить, что что-нибудь получится».
Через университет проходит много интересных людей: здесь работали Пётр Ёлкин, Менсадык Гарипов – потрясающие художники. До сих пор работает патриарх Юрий Семёнович Перевощиков – в 2023 году ему будет 95 лет. Он создал целую отрасль экономики – квалиметрию. Он знает венгерский язык, наизусть цитирует Геродота, инициировал финно-угорский эсперанто – совсем новый язык, которым заинтересовались в 75 странах мира. Профессор часто неудобный, но очень интересный. И таких людей много.
Но встаёт вопрос: знаем ли мы о них, помним ли? Мы вообще не бережная квазицивилизация – не бережём никого, не бережём себя и всё, что вокруг, не бережём. Мы забыли простую истину: сбережение означает добавление, приращение, обогащение, движение. Нужно сохранять память обо всех людях, отдавших себя университету. И это одна из тем разговора, как нам обустроить нашу жизнь по-человечески, по-университетски.