Современный этап исследования истории Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.
1.Историография 1985–1990 гг.
В середине 1980-х годов, с начала периода демократизации общественной жизни в нашей стране, периода гласности, произошел коренной перелом в советской историографии Великой Отечественной войны, радикальное обновление проблематики исследований. Было покончено с идеологическим кураторством над исторической наукой со стороны КПСС, была отменена цензура. Появилась возможность свободно выражать свои взгляды на любые исторические проблемы, в том числе и на проблемы истории Великой Отечественной войны[1].
Положительным явлением стало открытие многих ранее секретных фондов в архивах, активная публикация документов в журналах и специальных изданиях. К большому удовлетворению исследователей были, к примеру, опубликованы секретные документы, свидетельствующие об отношениях между СССР и Германией в 1939–1941 гг., полный текст приказа наркома СССР от 28 июля 1942 г., известный под названием «Ни шагу назад![2]».
Хотя и в меньшем количестве, но продолжался выпуск монографий, сборников статей, тематических сборников по истории Великой Отечественной войны. Появился ряд работ, в которых рассматриваются проблемы начального периода войны. Продолжалось издание книг, посвященных отдельным битвам, боевому пути некоторых объединений и соединений, формированию и боевым действиям частей народного ополчения. Несколько работ было посвящено действиям видов и родов войск, проблемам тыла Вооруженных Сил. Активно освещалась борьба советских людей в тылу врага.
Продолжалось издание военных мемуаров, переиздавались воспоминания крупных полководцев и военачальников. Появилось несколько изданий, авторами которых стали известные руководители оборонных отраслей промышленности. В ряде вышедших работ освещается вклад советских ученых в создание вооружения и военной техники.
Постепенно приоткрывалась завеса над многими «белыми пятнами». В их числе: тайные пружины механизма советско-германских переговоров в предвоенные годы, объективные и субъективные причины поражения Красной Армии в начальном периоде войны, цена победы советского народа над фашистской Германией, проблема советских военнопленных, история 2-й ударной армии, деятельность ГКО и Ставки Верховного Главнокомандования и многие другие. Тематика публикаций стала разнообразней, интересней для читателя. К сожалению, тиражи изданий литературы о Великой Отечественной войне стали настолько малыми, что они не доходят до массового читателя.
В первые годы перестроечных процессов в обществе многие историки-профессионалы под мощным прессом радикализма в информационной и издательской политике, похоже, растерялись, меньше стали заниматься исследованиями, подготовкой материалов к публикации. На смену им пришли и приходят, порой, дилетанты, нежелающие, а подчас и неспособные, заниматься кропотливой исследовательской работой, готовые в угоду политической конъюнктуре публиковать материалы, однобоко освещающие факты и события истории.
Как результат названной и других тенденций преобладают издания публицистического характера, мало появляется новых фундаментальных, научных изданий по истории второй мировой войны. Это характерно особенно для периода, начавшегося после распада СССР. В газетных и журнальных публикациях присутствует множество упрощений, умолчаний, искажений, фактических ошибок. Отдельные авторы приобрели, популярность в общественном мнении стремились освещать в основном негативные моменты истории войны Четко обозначилась тенденция огульного охаивания советской историографии Великой Отечественной войны, неуважительного, а порой и пренебрежительного отношении к трудам историков предшествующих поколений.
Большое внимание историки в последние годы стали уделять освещению предвоенного периода и, в частности, советско-германским отношениям. Появились интересные работы по этой сложной и острой проблеме. В них в результате всестороннего подхода даются основательные объективные, на наш взгляд, оценочные положения и выводы. Но в то же время в публикациях бытуют резко отрицательные суждения о политике руководства СССР по отношению к Германии в предвоенные годы.
В середине 1980-ых по новому стали рассматривать проблему: о причинах тяжелых поражений Красной Армии в начале войны.
Раньше в советской историографии эти причины в основном сводились к объективным факторам: превосходству Германии в военно-экономическом отношении над СССР, вероломству гитлеровского руководства, нарушившего договор о ненападении и внезапно напавшего на Советский Союз, от мобилизованности германских войск, накопивших большой опыт боевых действий. Причины субъективного характера, связанные с ошибками и просчетами советского руководства, отодвигались в тень, рассматривались упрощенно.
В работах историков середины 1980-ых, произошёл пересмотр прежних позиций по данному вопросу: объективные факторы отодвинуты, и трагедия 41-го, в основном, объясняется ошибками руководства, просчетами Сталина и руководства страны. Снова возобладал одномерный подход в оценке трудной, сложнейшей проблемы.
2.2.Историография 1990–2012 гг.
С 1990-х годов в отечественной историографии начался новый этап, характеризующийся созданием условий для дальнейшего углубления знаний о войне, возможностью критического осмысления достижений предшествующего периода. Разнообразие подходов при изучении важнейших проблем и изложении взглядов, освоение российскими историками новых пластов зарубежной литературы в целом положительно сказались на объективном освещении малоизученных страниц Великой Отечественной войны. Наряду с методологическим и идеологическим плюрализмом важнейшей предпосылкой совершенствования представлений стала существенно возросшая источниковая база исследований. Подготовка и публикация десятков сборников архивных материалов значительно облегчили историкам работу над всеми без исключения проблемами истории войны, предоставив возможность детального изучения многих ранее практически не рассматривавшихся сюжетов.
В то же время за последние 20 лет, увы, было издано огромное количество популярной исторической литературы, которая направлена не на укрепление социальной памяти, не на её обогащение, дополнение, уточнение, а напротив — на её разрушение. Усердствует и телевидение, последовательно дискредитирующее все наиболее важные события российской истории, имеющие символическое значение. В этот период в историографии Великой Отечественной войны происходит становление ревизионистского направления, основными тезисами которого являются утверждение о сфальсифицированности всей советской военной историографии и утверждение необходимости «переосмысления» (ревизии) ее основных положений как единственного средства приближения к «правде истории». Его представителей характеризует настойчивое стремление предложить общественному сознанию принципиально иной взгляд на историю Великой Отечественной войны, нежели тот, который выработала советская историография. Подчеркнем: речь идет не об исправлении и дополнении сложившихся концептуальных представлений, закрытии тех или иных «белых пятен» и т.д., а о кардинальном перетолковании ключевых событий войны, приписывании им иного, отличного от устоявшегося, смысла. Вот за выполнение этого идеологического заказа и взялись с охотой господа Ю. Афанасьев, Б. Соколов, М. Солонин, В. Бешанов и иже с ними.
Выделяя основные направления, по которым наблюдается стремление «исправить» историю Великой Отечественной, специалисты отмечают, прежде всего, тенденцию возложить на Советский Союз ответственность за развязывание Второй мировой войны, попытки принизить вклад Советского Союза в разгром фашизма, нападки на решения Ялтинской конференции, главным образом касающиеся Польши и других стран Восточной Европы и раздела «сфер влияния» между Советским Союзом, США и их союзниками, умаление полководческого таланта советских полководцев и командиров, сопровождающееся стремлением преувеличить потери Красной армии как в отдельных сражениях, так и в войне в целом[3].
В числе тех сюжетов, при освещении которых «в наибольшей степени просматривается стремление подправить историю в антироссийском духе», прежде всего называются те, что связаны с причинами и предысторией Второй мировой войны. В первую очередь, наблюдается стремление свести их к советско-германскому договору о ненападении 23 августа 1939 г., замолчав при этом роль и значение Мюнхенского соглашения с точки зрения причинно-следственных связей, и возложить тем самым ответственность за возникновение войны на Сталина и Советский Союз[4].
Безусловно, к настоящему времени в отечественной историографии произошла существенная корректировка осмысления событий кануна и первого этапа Второй мировой войны, основанная на новых данных конкретно-исторических исследований, статистическом материале и т.д. Сегодня историки предпочитают рассматривать противоречия между ведущими мировыми державами через призму геополитики, исследующей роль природно-географического фактора в формировании политики и военной стратегии государств.
Эта тенденция сочетается с постепенным освоением теоретического наследия историков и философов, чьи идеи лежат в русле так называемого цивилизационного подхода. Если в ориентированной на постулаты исторического материализма советской историографической традиции европейский фашизм выступал прежде всего как реакция эксплуататорских классов на рост рабочего и национального движения в мире, как «ударная сила империалистической реакции», то в данном случае в центре исследования оказываются социальные и культурологические аспекты этого явления. Фашизм и национал-социализм в Германии предстают как порождение определенной культурной традиции, плод культуры и философии Запада. Цели Германии в отношении нашей страны далеко выходили за рамки борьбы идеологий и включали уничтожение государственности, культуры русского и других народов СССР, физическое истребление народов Восточной Европы. Десятилетиями складывавшийся в Германии «образ врага» включал представления о вечности борьбы германцев против славян, культурном призвании и праве европейцев господствовать на Востоке. В этой системе координат Советский Союз (Россия) рассматривался как законная добыча западноевропейских держав, которым предстояло «закончить войну», расчленив СССР и установив над его народами свое колониальное господство.
Отдельного замечания заслуживает концепция тоталитаризма, в 1990-х годах широко использовавшаяся в качестве универсального объяснения сталинского периода российской истории. Современные историки предупреждают о ее ограниченности как средства научного познания и обращают внимание на ее чрезмерную политизацию в США и Западной Европе. Дискуссии последних лет убедили многих специалистов, что теория тоталитаризма основана в первую очередь на рефлексии двух войн — Второй мировой и «холодной» и противоречит многим постулатам методологии истории. В частности, она рассматривает те или иные политические режимы не в динамике, а в статике, не давая картины изменений внутри общества, и совершенно не нацелена на выявление специфики диктатур в различных странах мира. Применение концепции тоталитаризма к сходным политическим режимам — Германии и СССР — игнорирует проблему их существования в принципиально различающихся социумах. «…Тоталитаризм не может претендовать на звание созревшей объяснительной теории или даже модели, — делает вывод профессор университета Торонто Дж. Кип, — в лучшем случае это наводящая на размышление концепция, требующая проверки исторической реальностью».
Одной из наиболее политизированных и сложных для непредвзятой оценки является проблема коллаборационизма граждан Советского Союза в годы Второй мировой войны.
Основные трактовки, искажающие суть данного явления и его масштабы, восходят к нацистской пропаганде и преимущественно представлены на страницах изданий, так или иначе связанных с эмигрантскими кругами и организациями, созданными при активном участии бывших участников «власовского движения» (НТС, журнал и издательство «Посев», и т.п.).
Сотрудничество в годы войны части граждан СССР с нацистами объявляется здесь вызванным, прежде всего, идеологическими причинами: неприятием сталинского режима и «социалистического эксперимента». Численность коллаборационистов всячески преувеличивается, в то же время замалчивается беспрецедентный характер принуждения советских граждан к коллаборации со стороны оккупантов в нарушение всех норм и обычаев войны. В конечном счете, вынужденное сотрудничество советских граждан с врагом подается как проявление некого «антисталинского протеста». Тем самым «власовское движение» получает моральное оправдание, а русофобская сущность нацистской политики затушевывается. Эти трактовки служат основанием для отрицания правомерности названия «Отечественная война» применительно к войне СССР против Германии. Отдельного разговора заслуживает проблема людских потерь Советского Союза в Великой Отечественной войне.
Без сомнения, эта тема остается одной из центральных для любого публицистического материала «обличительного» характера. Крайняя тенденциозность при обращении к ней проявляется, как правило, в стремлении того или иного автора кощунственно говорить о жертвах, понесенных народами СССР ради свободы и независимости своей Родины, в рыночных категориях «цены» и «качества оказанных услуг».
Преувеличение размеров потерь, сопровождающееся рассуждениями о «чрезмерной цене» одержанной Победы, направлено на дискредитацию советских полководцев, в первую очередь маршала Г.К. Жукова, и создание в общественном мнении его образа как «мясника» (сценарист Э. Володарский). Шире — на дискредитацию советской политической системы, якобы неспособной к эффективным действиям ни в экономической, ни в социальной, ни в военной сфере. Лейтмотивом при этом является мысль, что огромные людские потери нашей страны объясняются в первую очередь «пренебрежительным и неряшливым ее ведением» (А. Солженицын), «грубейшими ошибками как партийного руководства страны (в первую очередь Сталина), так и военного (в том числе и Жукова)», а вовсе не силой и опытом противостоящего нам врага.
В настоящее время историки располагают основательной документальной базой для изучения этой проблемы, и за последние двадцать лет специалистами проведено немало научных исследований, результаты которых опубликованы. Тем не менее в некоторых средствах массовой информации до сих пор продолжают тиражироваться сведения, дезориентирующие широкую общественность. Полученные в результате многолетней работы отечественных демографов и военных историков данные (26,6 млн. — общие людские потери СССР; 9,1 млн. — потери Красной армии убитыми и пропавшими без вести) объявляются «песевдопатриотической пропагандой», а обществу внушается мысль, будто людские потери СССР до сих пор не подсчитаны и сделать это невозможно, т.к. современные российские власти якобы заинтересованы в сокрытии правды. В результате появляется возможность внедрения в общественное сознание мифа о том, что причиной победы нашей страны в Великой Отечественной войне было численное превосходство и равнодушие советских полководцев к сбережению жизни солдат, популяризация объяснений по типу «трупами завалили»[5].
Результаты исследований отечественных демографов за последние 20 лет не раз прошли независимую экспертную проверку, в том числе и зарубежными специалистами, и признаны вполне обоснованными. То же самое можно сказать о потерях Красной армии: результаты статистического исследования, выполненного в Генеральном штабе Вооруженных сил РФ, приняты сообществом специалистов-историков как надежная база для дальнейшего уточнения названных цифр.
Появление в российской историографии Второй мировой войны ревизионистского направления не было непосредственно связано с открытием каких-либо неизвестных ранее документов или мемуарных свидетельств. С точки зрения истории развития науки в этом нет ничего исключительного: принятие новой теоретической парадигмы чаще всего обусловлено не логико-методологическими аргументами, а другими, внерациональными, факторами, которые часто вообще не имеют отношения к науке. «Принятие решения такого типа, — отмечает американский историк науки Т. Кун, — может быть основано только на вере».
Для исторического исследования это тем более верно: одной из важнейших особенностей исторического познания, выделяемых методологами, является тот факт, что общее направление исследований, постановка проблем и осмысление исторических свидетельств осуществляется на основе теоретических идей, привносимых той или иной философской концепцией.
Претензии российских ревизионистов на то, что в их работах представлен некий «подлинно научный», объективный взгляд на события предыстории Великой Отечественной войны, позволяющий избежать противоречий и нелепостей как «официальной» историографии, так и ее антиподов (вроде Суворова-Резуна и т.п.), следует признать необоснованными. В работах историков этого направления повторяются и развиваются с теми или иными вариациями оценки и истолкования, разработанные в предшествующий период в трудах англо-американских и западногерманских историков, а также русскоязычной эмигрантской публицистике. В какой мере эти воззрения помогают «привести историографию в соответствие с фактами», а в какой, напротив, затрудняют реконструкцию объективной картины событий и в конечном счете способствуют складыванию новой мифологии — вопрос спорный. Ретроспективный анализ, однако, подводит к выводу, что до настоящего времени вторую задачу современный российский ревизионизм выполнял гораздо более успешно, чем первую[6].
Более того, анализ попыток «переосмысления» истории Великой Отечественной войны приводит к выводу, что нередко оно оказывается возможным лишь за счет игнорирования или даже демонстративного отказа от соблюдения общих принципов и методов исторического исследования, соответствующих тем критериями научности, которые выработаны сообществом историков и философов науки.
[1]Мельтюхов М.И.Современная историография и полемика вокруг книги В.Суворова "Ледокол" // Советскаяисториография. М., 1996. С. 501
[2]Агарев, А.Ф.; Топчий, Ю.А. Великая Отечественная война: ее характер и цели // Новая и новейшая история России в оценках современников. Рязань, 2004. C. 126-135
[3] Гареев М. А. Об объективном освещении военной истории России // Новая и новейшая история 2006. №5.
[4] Плетушков М. С, Якушевский А. С. Особенности отечественной историографии Великой Отечественной войны // Великая Отечественная война (историография). Сб. обзоров. М., 1995
[5] Гареев М. А. Об объективном освещении военной истории России// Новая и новейшая история 2006. №5.
[6]Мельтюхов М.И.Современная историография и полемика вокруг книги В.Суворова "Ледокол" // Советскаяисториография. М., 1996. С. 501