В деревне, где жила моя бабушка, был совхозный ток. Так называли место, куда в страду свозили с полей урожай в виде зерна, веяли его там, сортировали, сушили по необходимости, загружали снова на машины и отправляли по назначению. Ехало зерно на мукомольный завод, на комбикормовый завод, расположенные неподалеку в городе - районом центре, и куда-то дальше. Куда? Мне неизвестно.
Я все каникулы проводил у бабушки в деревне. И с почти с ползункового возраста в пору сбора урожая проводил время на совхозном току. Малышней мы купались в зерне на зерновых кучах, просились к водителям в кабину, прокатиться до поля к комбайнам и обратно. Повзрослев немного, мы стали красть с тока зерно для голубей. Были голубятниками. Еще повзрослев, мы устроились на работу в совхоз грузчиками. Самосвалов на уборку урожая не хватало, под комбайны ездили и бортовые машины. Вот их мы на току и разгружали, вооружившись огромными деревянными лопатами. Три года я с друзьями работал на уборке зерна. Нас было четверо. Иногда бортовых машин всего было две и тогда мы делились на пары, и с закрепленной за нами машиной ездили в поле. В то время и народ был половчее, особенно подрастающее поколение, и органы охраны порядка видеокамерами за каждым из нас не следили, мы катались в кузове. Под комбайны в поле в пустом кузове, а обратно на зерне. Зерно брезентом не укрывали, ехать в одну сторону надо было вряд ли более получаса.
Однажды мы с напарником приехали в поле во время обеда. Комбайны стояли, комбайнеры собрались на окраине поля в перелеске из нескольких березок. Здесь же стояла бортовая машина с будкой. Задний борт был открыт, у края кузова стояли три больших темно-зеленых металлически термоса, ящик с металлическими тарелками, вилками, ложками и кружками, огромная сумка с хлебом. Комбайнеры народ деревенский, простой, им много посуды не надо, они ели из глубокой миски первое, затем туда же клали второе и брали кружку с компотом.
Я с раннего детства мало ел. Целыми днями, после утреннего стакана молока, до позднего вечера, я мог гонятся по деревне, не испытывая ни малейшего признака голода. Мало того, я почти никогда не ел первого и очень скептически относился к общественному питанию. Но я смотрел на жующих комбайнеров и у меня текли слюни. Как сейчас помню тарелку ближайшего комбайнера, суп был гороховый с большим куском мяса на сахарной косточке. Раздатчица еды не обошла в конце раздачи и нас. Сначала она подозвала водителя машины, налив ему супа, позвала нас. Чего, мол, сидите, подходите, всем хватит, еще и останется.
Мы с приятелем долго себя упрашивать не позволили. Нам паек не урезали и налили супа по краям миски. Но у меня одни глаза были не сыты, похлебав немного супа, и обглодав косточку я почувствовал, что сыт. А что делать с оставшимся супом? Не догадался отсесть подальше, чтобы незаметно вылить содержимое на землю, а на глазах у женщины сделать подобное, выглядело кощунством. Тем более, она была из поваров. Да и бабушка, пережившая не раз в жизни голод, всегда прививала у меня уважение к еде. Кусочек хлеба не оставь на столе, накладывай столько, сколько можешь съесть, лучше потом доложи. А не осилил, сиди за столом, пока не доешь. Я с тоской ковырял ложкой в миске и ждал, пока мой товарищ насытится. Что он будет делать с тем, что останется. Не мог он управится, по моим рассуждениям с подобной порцией супа. А он все ел и ел. Он был на год старше меня, он был выше меня, он был крепче меня и, видимо, его организм требовал больше белков и жиров. Но все-таки всю миску он не осилил. Оставил чуть на донышке, спокойно подошел и протянул посудину женщине на кузове. Та ее взяла и вылила то, что у него осталось в бак, стоящий позади нее. И бросила в миску котлетину с хороший лист лопуха, завалила ее картошкой пюре. Мой приятель вернулся ко мне и прежним аппетитом принялся поглощать второе. А я пошел освобождать свою миску. От второго я отказался. Выпил прямо у машины компот, а на вопрос строгой тетеньки:
– Что? Не понравилось?
Я ответил, улыбаясь:
– Нет, очень вкусно, просто перед этой поездкой домой бегал, молока напился.
Лет через десять, мы в том же совхозе газифицировали котельную. В обед пошли в совхозную столовую. Те же металлические миски и кружки, тот же порядок у рабочих совхоза, сначала первое едят, а потом им в ту же тарелку накладывают второе и они его ложками... Для нас, как для посторонних посетителей, сделали исключение. Второе нам наложили в отдельные миски. Как сейчас помню, стоимость такого обеда была чуть больше шестидесяти копеек. Я заметно подрос, набрал больше одного десятка килограммов в весе, но аппетит мой ненамного вырос. Съев первое, на этот раз борщ с мясом на косточке, на ребрышке, поковырявшись немного в рисе с гуляшом, я с трудом влил в себя компот. Понес поднос с посудой к посудомоечной.
– Что? Не понравилось? – спросила меня строгая тетенька, кивая на мой рис с гуляшом.
– Что Вы! Очень вкусно все. Просто очень сытно. Не осилил.
Это была другая тетенька, но вопрос и строгость были теми же, какими я их помнил из детства.
Как все это было давно! Из той четверки друзей из детства в живых осталось только двое. Совхоза давно уже нет. На месте совхозного тока какие-то сарайчики стоят, и земля распахана под садовые участки. Как только умудрились распахать ее? Там асфальта было несколько десятков машин. Поля совхозные заросли. Не интересно местное нечерноземье для современного сельского хозяйства. И столовой нет. Той столовой нет. Но по дороге заехал в другую столовою. Первое - борщ. Второе - рис с котлетой. Салат с капустой. Компот. Три куска хлеба. Стоимость обеда чуть меньше трехсот рублей. Недорого по нынешним ценам. Но невкусно. Первое практически не ел. Не помог даже избыток соли. Салат заветренный, резали его точно не сегодня. Тоже в сторону. Рис с котлетой съел. Компот, а так оказывается здесь называется подслащенная подкрашенная кипяченая вода, выпил. Никто не спросил меня, когда я отнес поднос в посудомойку:
– Что? Не понравилось?
И хорошо, что не спросили, я не знал бы, как ответить.