Посвящается доблестному 44-му Нижегородскому драгунскому полку,
русским воинам, павшим за Отечество, и их родственникам.
В следующем 1771 году наиболее интересные события развивались около Журжи, крепости на берегу Дуная (современный румынский город Джурджу), и полковнику Панину вместе с Нижегородским драгунским полком (Непобедимый 44-й Нижегородский драгунский полк. 200 лет боевой истории) довелось сыграть в заключительных военных действиях одну из самых выдающихся ролей.
Журжа, бывшая уже в русских руках, с переходом турок через Дунай 29 мая была сдана неприятелю комендантом крепости почти «ввиду уже подходившей помощи». Эта сдача сильно поразила всю русскую армию, жившую еще свежими впечатлениями от Ларги и Кагула. События под Журжей сделались непрестанной темой для разговоров всего военного общества. И когда генерал Гудович, спустя несколько часов после капитуляции гарнизона, со своим отрядом подошел к крепости, турецкий паша выслал к нему парламентера, чтобы объявить, что если он начнет нападение, то сдавшийся русский гарнизон, еще остававшийся в крепости, будет перерезан. «Поезжайте назад, – ответил Гудович парламентеру – и скажите, что если эти несчастные забыли завет наших предков – лечь костьми, ибо мертвые срама не имут, то они не братья наши, и мы их презираем. Турки могут делать с ними все, что угодно».
Военный суд приговорил всех участников капитуляции к смертной казни, но императрица нашла наказание это для них еще недостаточным. Полагая, что «с лишением жизни может погаснуть сама память об их … преступлении», она повелела заменить казнь пожизненной каторгой на Нерчинских рудниках. В ее указе было сказано, что такой приговор «отяготит по справедливости преступников при жизни и останется и после их смерти на долгое время в памяти у всего войска и среди самого отечества, служа примером не только для действительно служащих, но и для юношества, приготовляющего себя к военному делу».
Журжа имела важное положение и стала для турок опорным пунктом для развития операций на левом берегу Дуная, поэтому в августе было решено во что бы то ни стало овладеть ей вновь. Но штурм не удался; войска отступили, потеряв семь пушек и более двух тысяч нижних чинов.
В октябре месяце турки сами повели наступление от Журжи, и это привело к решительному столкновению. Румянцев приказал генералу Эссену занять селение Добрыню, а для усиления его отряда отправил из главной армии Нижегородский и Сибирский полки под общей командой полковника Панина.
Наступая, неприятель создавал опасность для Бухареста, и там стали сосредотачиваться наши войска. Туда же перешла и кавалерийская бригада Панина. 20 октября неприятель показался в четырех верстах от города, и здесь, в долине речки Дембовицы, завязалась упорная битва, решавшая участь целой Валахии (княжество на территории современной Румынии).
Эссен сам атаковал неприятеля. Как только, после различных перипетий боя, наша пехота приблизилась к турецкому ретраншементу (фортификационное сооружение) на пушечный выстрел, а охотники, высланные вперед, стали заходить во фланг батареям, вся русская конница, пройдя в интервалы между пехотой, развернула фронт и вдруг помчалась прямо на окопы. Кавалерийская атака проведена была блистательно: «Сей удар, – как выражался Эссен в своем донесении – был решительным в нашей победе». Неприятель побежал. Нижегородцы с Паниным тотчас насели на бегущих. Турецкая конница и часть пехоты, успевшая кое-как сохранить порядок, преградили им путь, чтобы дать возможность остальным войскам уйти за Дембовицу – и «нашли здесь свою гибель». Драгуны смяли все, что было на их пути, и отбили несколько пушек. Началось опять горячее преследование; Панин не давал неприятелю опомниться: шесть раз останавливались турки, и шесть раз были опрокидываемы.
Между тем на пути отступления неприятеля появился заранее высланный отряд генерала Теккели, и последняя атака Панина отбросила всю турецкую конницу прямо на этот отряд. Неприятель рассыпался в разные стороны. Только темная октябрьская ночь остановила эту погоню.
Ночью узнали, что турок было против нас до пятидесяти тысяч, и что командовавший ими сераскир Мехмет бежал под защиту журжинских пушек.
С рассветом 21 числа весь корпус Эссена двинулся к Журже. Впереди шел князь Кантемир с легкой конницей и Астраханским карабинерным полком. 24 октября, на самой заре, Астраханский полк, поддерживаемый гусарами и казаками, пошел на приступ, сбил турок с валов и овладел цитаделью. Турки, растерявшиеся на первых порах, скоро опомнились и даже сами пошли в наступление, но подоспевшие Нижегородский и Сибирский полки окончательно решили участь крепости. Турки бежали за Дунай, оставив в наших руках лагерь, обозы и имущество.
В Нижегородском полку один офицер произведен в подполковники, три – в секунд-майоры, а полковник Панин – в генерал-майоры.
По взятии Журжи Нижегородский полк остался в корпусе Эссена и зимовал на реке Дембовице, недалеко от Бухареста.
*
В 1772 году военные действия прекратились: весь год прошел в бесконечных дипломатических переговорах. Весь этот «мирный» год полк провел на квартирах в Топоровцах. И если военные тревоги на время замолкли, то для Нижегородцев, для их внутриполковой жизни, год этот памятен такой переменой, которая не могла не оставить в полку глубокого следа: на этой стоянке они простились со старым своим командиром Паниным, получившим с производством в генералы новое назначение.
Для полка, пережившего с ним почти целое десятилетие, это было событие. Нет сомнений: Панин уносил с собой самые светлые воспоминания о нем, и такие же оставлял о себе; подтверждением тому являются пожертвованные им полку серебряные трубы и серебряные литавры с дарственными надписями.
И хотя с годами трубы вышли из употребления, а литавры были отменены, но эти дары полк сумел сохранить у себя в течение целых полутораста лет, передавая их от одного поколения к другому. И чем дальше отодвигалась вдаль та историческая эпоха, тем больше приобретали историческое значение эти массивные, украшенные двуглавыми орлами литавры – это был единственный предмет, на котором уцелело изображение старинного полкового герба.
А были дни, когда эти литавры и трубы, сопровождая полк в строю, победно гремели под стенами Бара, Кракова и Журжи, на берегах Дуная, на полях Кагула и Ларги. И в 1901 году, в дни подготовки к празднованию 200-летнего юбилея полка, Нижегородцы, желая превратить эти остатки «седой старины» в живую силу своего славного прошлого, обращались с такой просьбой к императору – своему шефу. Командир полка полковник Петров писал в рапорте: «Литавры и трубы неразлучно находились с полком, вывозились в строй, и были свидетелями боевой славы Нижегородцев. Теперь, приближаясь к двухсотлетнему юбилею, не признается ли возможным повергнуть к стопам державного шефа полка просьбу узаконить их причислением к полковым регалиям и выносить в строй, дабы они, напоминая деяния предков, служили бы полку залогом его дальнейшего будущего».
Но осуществиться этому не было суждено. Представление это, направленное официальным путем по команде, не было пропущено «до адресата», как сделанное с нарушением правил.
*
Прощаясь с Паниным, Нижегородцы получили нового столь же достойного командира – доблестного полковника князя Кантемира, человека, выделявшегося своими необыкновенными способностями. Это был внук молдавского господаря, одного из ближайших сподвижников Петра I. А уже в наше время фамилия его рода, вернее принадлежащее им и носящее их имя село Кантемировка, дали название легендарной 4-й Гвардейской танковой бригаде. Сегодня Кантемировская танковая дивизия является одним из элитных подразделений Вооружённых сил России. В свою очередь, в честь дивизии была названа Кантемировская улица в Москве. А дворцово-парковый ансамбль Царицыно на юге Москвы сооружен на месте бывшей усадьбы князей Кантемиров, подаренной им Петром I.
После турецкой войны о Кантемире говорила вся армия. Всегда и всюду он был впереди своих отрядов, его отвага была отмечена народной молвой; ряд отличий доставили ему Георгиевский крест.
*
… Полк, назначенный в дивизию, располагавшуюся на Нижнем Дунае, попал под команду графа Салтыкова, человека осторожного, избегавшего любой инициативы в военных действиях. И в то время, как Суворов совершал знаменитый поход на Туртукай, наши отряды били турок при Гурабалах, а Румянцев осаждал Силистрию (Доростол), Нижегородский полк невольно бездействовал: ему было поручено только наблюдать за Турно и Рущуком. И здесь из-за разыгравшейся цинги полк оставил на «квартирах» 150 нижних чинов, а из штаб-офицеров в строю не было никого, кроме Кантемира.
К сентябрю 1773 года, наконец, произошли перемены: потерпев неудачу при осаде Силистрии, Румянцев возложил на драгунскую дивизию Салтыкова задачу по взятию турецкой крепости Турно. Салтыков уклонился от этого поручения, ссылаясь на то, что «по всему Дунаю нет пункта сильнее Турно, и что ежели главная армия не могла овладеть Силистрией, то действия против Турно малочисленной дивизии и совсем не обещают успеха». Но при этом он предложил выманить неприятеля из укрепленного лагеря, чтобы разбить его в открытом поле.
План был такой: вся легкая кавалерия, усиленная двумя эскадронами Нижегородского полка, под командой князя Кантемира, должна была сбить неприятельские посты под крепостью, тем самым произведя тревогу в лагере, и быстро отступить в направлении на селение Баранешты. Расчет состоял в том, что неприятель, начав преследование отступающей конницы, увлечется и отойдет далеко от Турно, и тогда Салтыков отрежет ему отступление.
Почти так и произошло. На рассвете Кантемир сбил турецкие аванпосты, пронесся через весь неприятельский лагерь, произведя в нем всеобщее смятение, и выскочил на баранештскую дорогу. Опомнившиеся турки 5-тысячной конной массой понеслись за ним.
Наступала очередь действовать Салтыкову. Но в тот момент, когда войска готовы были к выступлению, ему доложили, что из местечка Фламунда на него идет свежий трехтысячный отряд. При этих обстоятельствах Салтыков послал с казаками передать князю Кантемиру, чтобы он оставил против неприятеля только легкую конницу, а сам с двумя Нижегородскими эскадронами спешно вернулся назад и уже со всем Нижегородским полком задержал фламундский отряд до тех пор, пока Салтыков не выйдет сам на баранештскую дорогу, а затем отступить. Но Кантемир не только задержал турецкий отряд – он разбил его на голову и загнал обратно во Фламунду. Среди бежавших перед Нижегородцами были Виддинский паша (высокий титул в политической системе Османской империи) и сераскир (командующий войсками) из Никополя.
Пока шло «дело» у Фламунды, Салтыков дошел до баранештской дороги и, отрезав отступление туркам, вышедшим из Турно, поставил их между двумя нашими отрядами. Часть их успела прорваться, но была встречена Нижегородцами, возвращавшимися из Фламунды, и потерпела здесь окончательное поражение, оставив только убитыми 1500 человек. И если еще учесть количество раненых, в крепость Турно не вернулось и половины турецкого отряда; гарнизон был обессилен и не мог уже грозить Валахии своими набегами.
… Наступила поздняя осень. Салтыкову было приказано перейти Дунай и обложить Рущук – Нижегородский полк перешел границу и стал на турецкую землю. В конце октября Рущук был обложен, а для прикрытия блокадной линии со стороны Туртукая, где также находились турецкие войска, к Черноводам под командой Кантемира был выдвинут наблюдательный отряд в составе двух эскадронов Нижегородцев, Сербского гусарского полка и батальона егерей.
Суриков В.И. Портрет А.В.Суворова. 1907
Присутствие русского отряда в Черноводах сильно затрудняло для неприятеля ситуацию, и Рущукский паша выслал для его уничтожения трехтысячную конницу. Узнав об этом, Кантемир по своему обыкновению не стал дожидаться нападения, а сам атаковал турок и разбил их наголову.
Паша, однако, не отказался от своего намерения, и буквально через несколько дней послал новый, более крупный отряд, составленный из трех родов оружия. А к Кантемиру между тем подошли в подкрепление три остальные эскадрона Нижегородского полка. В момент нападения турок сам Кантемир был болен и поручил командование полковнику Уварову.
Турки подошли на рассвете и, укрывшись в лощине, открыли по нашему лагерю сильный огонь, в то время как наши выстрелы им почти не вредили. Чтобы заставить неприятеля выйти в чистое поле, Уваров приказал начать фальшивое отступление. Турки поддались на обман, но как только они отделились от лощины на значительное расстояние, весь Нижегородский полк развернулся и врезался в самую их середину. Пока кипел кавалерийский бой, подоспела наша пехота, и турки бежали, оставив на месте 400 тел и одно орудие.
В следующем 1774 году Суворов у Козлуджи разбил 40-тысячную турецкую армию, а корпус Салтыкова с Нижегородским полком наголову разгромил 15-тысячный корпус сераскира Ассан-Бея. Неприятель потерял здесь 2500 человек убитыми, пушку и три знамени. Вскоре военные действия остановились, и в июле 1774 года Кучук-Кайнарджинским миром окончилась первая турецкая война.
Императрица учредила в ее память особую медаль оригинальной четырехугольной формы, которая также отличала ее от других медалей, как и сама эта война выделялась из других бессмертными победами под Ларгой и Кагулом.
Затем полк прошел через Молдавию в польские границы и там перезимовал в деревне Ворошиловке. Князя Кантемира с ним уже не было. Сложно достоверно сказать, что с ним произошло, и почему он внезапно оставил армию и службу, где завоевал себе такое почетное имя. Но донесения Румянцева и его письма к отцу князя говорят о какой-то тяжелой болезни, при которой Кантемир в полубессознательном состоянии совершил серьезный «проступок», что привело его к тюремному заключению на долгие 17 лет.