Корабль с алыми парусами парит над покрытой льдом рекой Вяткой. Его позолоченный корпус и яркие паруса видны издалека. Нос корабля смотрит в сторону Кирова, стоящего выше по течению. Под стелой с парусником – мост через реку, по которому в город Слободской сплошным потоком идут большегрузные автомобили.
Текст: Евгений Резепов, фото: Андрей Семашко, предоставлено автором
Ни одного судна на реке не видно: зима, навигации нет. Но и когда пройдет ледоход, вряд ли эту водную артерию можно будет назвать оживленной. А ведь когда-то по Вятке ходили, дымя трубами, десятки пароходов. На одном из них в 1880 году прибыли в Слободской ссыльный поляк Степан Евсеевич Гриневский и его супруга Анна Степановна (урожденная Лепкова).
В августе того же года у них родился сын Александр (см.: «Русский мир.ru» №8 за 2013 год, статья «Рожденный летать». – Прим. ред.). Крестным отцом малыша стал Лев Онуфриевич Миштовт – товарищ Гриневского по ссылке в Сибирь, куда оба попали как участники Польского восстания 1863–1864 годов. В Слободском Миштовт снимал ветхий старенький домик, а затем выкупил его всего за 100 рублей. Некоторые исследователи считают, что именно в нем родился будущий писатель-романтик, ведь других близких людей у Гриневских в Слободском не было. Крестили Александра в городской Никольской церкви, тогда она была деревянной. Сейчас на ее месте стоит каменная...
Я приехал в Слободской на рейсовом автобусе и вышел на остановке «Улица Грина». Рядом с водосточной трубой на стене пятиэтажки – черная табличка с белыми буквами: «Ул. Грина». Порыв сильного ветра качнул деревья, тонкая сухая ветка хлестнула по табличке. Я оглянулся: стена соседнего старого дома из-за осыпавшейся местами штукатурки напоминала контурную карту неизвестной страны. На перекрестке я свернул на Красноармейскую улицу и пошел мимо старых бревенчатых изб, окна которых наполовину занесло снегом. Таков сегодня город Слободской, в котором появился на свет автор бессмертной повести-феерии «Алые паруса», впервые опубликованной в 1923 году.
В Доме-музее латышского поэта Яна Райниса, отбывавшего в конце XIX века ссылку в Слободском, несколько залов отведено Александру Грину. Заведующая домом-музеем Елена Зорина уверяет, что старые дома, мимо которых я шел, были построены еще в позапрошлом столетии, значит, их застали и родители Грина. Но назвать в то время Слободской захолустьем не получилось бы: город был не меньше Вятки (ныне – Киров), здесь даже была почтовая станция с конюшнями. «Кем и где работал в Слободском отец писателя, установить не удалось. Предполагают, что на пивоваренном заводе, – говорит Елена. – Зато и сейчас можно увидеть тот город, в который приехали Гриневские». Наверняка они любовались величественной 66-метровой колокольней Спасо-Преображенского собора, построенного в честь 10-летнего юбилея Отечественной войны 1812 года. Видели здание, в котором слободской купец К.А. Анфилатов открыл первый в России городской общественный банк. Ксенофонт Алексеевич вел торговлю с Лондоном, Амстердамом, Гамбургом, отправлял свои корабли в Северо-Американские Соединенные Штаты. На проценты с доходов анфилатовского банка в Слободском были построены Гостиный двор и Торговые ряды...
Весной 1881 года семья Гриневских перебралась в Вятку. В Слободском Александр вновь побывал лишь в феврале 1901 года, когда безуспешно искал своего крестного Льва Миштовта. Это была третья по счету попытка Александра Гриневского сбежать из Вятки, которую в юности, начитавшись романтических книг, он считал воплощением скуки и провинциальности. Учитывая, что Слободской принято считать маленькой копией Вятки, можно представить, какое впечатление сложилось у юного Александра о городе, в котором он родился.
ГРИН-БЛИН
Парящий над рекой арт-объект «Алые паруса», воплощающий один из самых пронзительных символов силы человеческой мечты и любви, наверное, больше подошел бы городу Кирову. В этом меня уверяли в местном Музее А.С. Грина. Ведь писатель бродил по берегам реки именно в этом городе. Гулял по набережной, смотрел на пароходы и мечтал о путешествиях.
В Вятке Гриневские снимали жилье в разных частях города: бедной семье приходилось часто переезжать. Сначала они жили на территории губернской земской больницы, в которой глава семейства работал делопроизводителем. Позже снимали квартиру на улице Никитской (ныне – Володарского), на которой сейчас находится Музей А.С. Грина. Кстати, музей хотели разместить на улице Преображенской (ныне – Энгельса), где во флигеле дома Ф.Н. Леденцова Гриневские тоже снимали квартиру. Почти тридцатью годами ранее на той же улице жила семья Циолковских. «С основателем русской космонавтики будущий писатель встретиться на Никитской, конечно, не мог, а вот для нашего города было бы замечательно иметь улицу с двумя музеями известных людей, – считает сотрудник Музея А.С. Грина Анна Хлыбова. – Правда, флигель, где жили Гриневские, к тому времени, когда это выяснилось, уже снесли. В детские годы Александра улица Никитская – это окраина Вятки. Город сильно разросся в Великую Отечественную войну, когда сюда эвакуировали людей и предприятия. А раньше Вятка была компактной и уютной».
Анна выяснила все адреса, по которым жили Гриневские в Вятке, но, увы, ни один из тех домов не уцелел. Зато сохранились здания Вятского Александровского реального училища и Вятского городского четырехклассного училища, где учился будущий писатель. В обоих заведениях Александр Гриневский зарекомендовал себя не самым лучшим учеником: он шалил на уроках, разыгрывал товарищей, хулиганил на переменах.
«Мальчик в семье Гриневских был долгожданный, – говорит Анна. – Он вспоминал, что в раннем детстве его сильно баловали» (позже семья пополнится еще тремя детьми: Антониной, Екатериной и Борисом. – Прим. ред.). Первым словом, которое Саша прочел по слогам, было «море». Первая книга, прочитанная им в 6 лет, – «Путешествие в Лилипутию». Читал он запоем, отдавая предпочтение приключенческим романам: томики Вальтера Скотта, Луи Буссенара, Томаса Майна Рида, Гюстава Эмара числились среди любимых книг. Мальчик вырезал из дерева мечи и щиты, рыбачил, делал луки и стрелы, воображая, что живет на необитаемом острове. А в 9 лет отец подарил Саше старое ружье, и мальчик увлекся охотой. Правда, она ему не удавалась. «Несмотря на мою действительную страсть к охоте, у меня никогда не было должной заботы и терпения снарядиться как следует... Неудивительно, что добычи у меня было мало при таком отношении к делу», – вспоминал Грин.
В 1889 году Саша поступает в подготовительный класс Вятского Александровского реального училища. Между прочим, именно там появился псевдоним будущего писателя: «Меня дразнили двумя кличками: «Грин-блин» и «Колдун». Последняя кличка произошла потому, что, начитавшись книги Дебароля «Тайны руки», я начал всем предсказывать будущее по линиям ладони. В общем, сверстники меня не любили; друзей у меня не было». Учился Александр неплохо, но хорошим поведением не отличался, так что после окончания подготовительного класса год провел дома. В 1891 году Александр Гриневский поступил в первый класс того же училища, но по-прежнему вел себя неважно. Во втором классе он продержался всего пару месяцев. Как-то на глаза ему попались шуточные стихи Пушкина «Собрание насекомых». И, подражая великому поэту, Саша сочинил обидные вирши о своих учителях: «Инспектор, жирный муравей, // Гордится толщиной своей. // Капустин, тощая козявка, // Засохшая былинка, травка...» Разразился скандал. Несмотря на мольбы отца, Сашу исключили из училища. Родителям пришлось устроить сына в Вятское городское училище, пользовавшееся не самой лучшей репутацией. «Однако нельзя назвать это учебное заведение плохим, – отмечает Анна Хлыбова. – Экспонаты училища были отмечены наградой на Всероссийской выставке в Нижнем Новгороде. Инспектор заведения написал книгу об училище, ее перевели на французский, и она была представлена на Всемирной выставке в Париже. В здании училища на улице Московской сейчас располагается музей образования».
В «Автобиографической повести» Грин вспоминал, что недалеко от училища, на Хлебной площади, находилась женская гимназия и внимание гимназисток «реалисты» старались привлечь разными способами, в том числе малоприятными. «Лучше всех об этом выразился Деренков, наш инспектор, – писал Грин. – Постыдитесь, – увещевал он галдящую и скачущую ораву, – гимназистки давно уже перестали ходить мимо училища... Еще за квартал отсюда девочки наспех бормочут: «Помяни, Господи, царя Давида и всю кротость его!» – и бегут в гимназию кружным путем».
Шалости шалостями, но читал Александр больше сверстников. Брал книги и в библиотеке училища, и в Вятской публичной библиотеке. От дяди, погибшего на Кавказе, Александру достался целый сундук книг, которые он проштудировал. В 12 лет мальчик собрал переплетный станок и подрабатывал, переплетая книги. В Музее А.С. Грина хранится одна из таких книг, переданная родственниками писателя.
В январе 1895-го от чахотки скончалась мать Александра. А уже в мае того же года отец женится на Лидии Авенировне Борецкой – вдове чиновника почтово-телеграфного ведомства, имеющей 11-летнего сына Павла. Анна Хлыбова говорит, что в музей приходили люди, которые со слов своих бабушек рассказывали, что Лидия Авенировна была доброй женщиной, подрабатывала швеей, о детях заботилась. Однако Александр мачеху не принял, писал на нее обидные эпиграммы. В доме шли постоянные скандалы. В конце концов отец снял для Александра отдельную комнату...
В музее хранятся фотографии семьи Гриневских. Но почему-то нет ни одной фотографии Александра Грина в детстве и юности...
СКИТАНИЯ И ВОЗВРАЩЕНИЯ
1 июня 1896 года 16-летний Александр оканчивает обучение в вятском училище. Работать мелким чиновником он не хочет: мечты о путешествиях влекут его сильнее, нежели пыльные папки в присутственном месте. Он решает ехать в Одессу: там, с аттестатом училища, можно без экзаменов поступить в мореходные классы. Соломенная шляпа, высокие охотничьи сапоги, ивовая корзина, где под сменой белья, лежат краски, которыми искатель приключений собирался писать пейзажи где-нибудь на берегах Ганга – экспонаты обоих музеев Грина на Вятской земле. С такими вещами Александр 23 июня 1896 года поднялся на борт парохода, чтобы начать свои странствия. «Я долго видел на пристани, в толпе, растерянное седобородое лицо отца <...> – вспоминал позже Грин. – Я тоже стоял и смотрел, махая платком, пока пароход не обогнул береговой выступ… Был я и смятен и ликовал. Грезилось мне море, покрытое парусами...». Александр думал, что навсегда покидает Вятку. Но он ошибался.
В Одессе выяснилось, что аттестат городского училища давал право поступления без экзаменов только при наличии 6-месячного опыта плавания. Деньги, выданные отцом на поездку, закончились. Александр голодает, живет то в ночлежке-подвале, то в бордингаузе, болеет. Только в конце августа он устроился учеником матроса на пароход «Платон», причем за «прокорм» ему пришлось заплатить 8 с половиной рублей, присланных отцом. После он идет матросом и поваром на шхуну «Святой Николай», затем работает маркировщиком на складах. Следующая попытка встать на ноги приходится на весну 1897 года, когда Александр устраивается матросом на пароход «Цесаревич», идущий в египетскую Александрию. На обратном пути за неподчинение капитану Гриневский «разжалован» в пассажиры. И вот он снова в Одессе. Работает на погрузке угля, ночует в порту. Наконец в июле Александр решает вернуться в Вятку. Денег нет, путь домой он проделывает в основном зайцем. С октября работает писцом в канцелярии городской управы, служит в городском театре, переписывает роли для актеров. Поступает на железнодорожные курсы, бросает их, переписывает по заказу отца ведомости годового отчета земских благотворительных заведений.
Ровно через два года после первого побега из Вятки он решается на второй. 23 июня 1898 года Александр на пароходе едет из Вятки в Баку через Казань, Саратов и Астрахань. В Баку он живет случайными заработками, голодает, ночует на улицах, бродяжничает, болеет лихорадкой и малярией. Летом 1899-го вновь возвращается в Вятку. С осени живет отдельно от семьи, правда, крошечную каморку оплачивает отец. Александр подрабатывает перепиской ролей, под диктовку пишет прошения в суд, работает в железнодорожных мастерских.
Весной 1900 года Александр занимает у отца 5 рублей и едет в Котлас, намереваясь зарабатывать охотой. Но через неделю... возвращается в Вятку. Работает в бане на станции Мураши, копит деньги, в апреле поступает матросом на баржу местного пароходства, через два месяца увольняется.
В феврале 1901-го Александр решается на очередной побег из Вятки: на сей раз он держит путь на Урал. Некоторое время работает чернорабочим в Пермском депо, а затем отправляется на золотые прииски графа Шувалова, обещая в письме отцу прислать ему золотой слиток. Но в шахтах будущий писатель работает недолго, вскоре он уже трудится на Кушвинском заводе по переработке железной руды. После становится дровосеком, живет в хижине, занимается сплавом бревен. Летом возвращается в Вятку и снова садится за переписывание ролей для актеров театра. И влипает в историю. Товарищ, с которым он снимает комнату, крадет золотую цепочку у вятского врача. Александр ее продает. Следствие, суд. Несчастный отец, не видя иного выхода, хлопочет, чтобы Александра призвали в армию. Так будущий писатель уже в четвертый раз покидает Вятку, чтобы в феврале 1902 года оказаться рядовым 213-го Оровайского резервного пехотного батальона города Пензы и надолго забыть о родном городе и о театре на Хлебной площади, для актеров которого он так долго переписывал роли...
КОГДА ПОЯВИЛАСЬ АССОЛЬ?
Место, где стоял тот деревянный театр, Анна Хлыбова показала во время экскурсии по местам Вятки, связанным с Грином. Хлебная площадь теперь называется Театральной. Рядом на перекрестке здание, в котором располагалась Мариинская женская гимназия, где учились сестры Гриневские. Ниже по улице – здание того самого четырехклассного училища. Оно старое, 1791 года постройки. Сначала это была усадьба купца Г.С. Колошина, потом дом принадлежал меценату Я.А. Прозорову, передавшему здание городу для открытия училища. Двор, по которому когда-то ходил Грин, все тот же. О том, что писатель учился здесь, напоминает памятная доска и баннер с его портретом.
«И все-таки Грин не любил Вятку?» – спрашиваю я. «Это просто растиражированная фраза, – защищает город Анна. – У Грина была романтическая натура, он искал необычной жизни. Да, Вятка казалась ему скучной и однообразной. Но вспомните, ведь уже доказано, как несправедлив был писатель и к отцу, которого в «Автобиографической повести» выставил пьяницей».
На Октябрьском проспекте, там, где сейчас стоит Институт микробиологии, раньше находилась губернская земская больница, в которой трудился отец Грина. Кстати, во дворе больницы была церковь, в которой Степан Евсеевич принял православие…
Отец всегда помогал своему старшему сыну. Даже в 1906-м, когда Александр бежал из Тобольской губернии, куда был отправлен в ссылку за революционную деятельность. Когда он явился в Вятку, Степан Евсеевич, преступая закон и рискуя работой и именем, передает своему непутевому первенцу паспорт человека, умершего в больнице. По этому документу писатель прожил четыре года.
В конце 1913-го Александр, у которого в Санкт-Петербурге уже выходит собрание сочинений в трех томах, навещает отца, лежащего в вятской больнице, и прощается с ним навсегда.
А о последнем визите писателя в Вятку, в июле 1916 года, Анна Хлыбова рассказывает подробно, так как сама готовила к публикации воспоминания Надежды Юферевой (урожденной Нурминской). Писатель, получивший к тому времени известность, прожил две недели у мачехи, которая снимала комнаты в доме Нурминских на Кикиморской улице (ныне – Водопроводная). Отца уже не было в живых. С мачехой жили сводные брат и сестры Грина: Николай, Ангелина и Варвара.
Нурминские приглашали писателя на чашку кофе. Говорили о литературе. Надежда Викторовна Юферева описала, как выглядел Грин: «Выше среднего роста, волосы русые, гладко зачесанные со лба, крупные черты лица. Глаза серые».
Калитка сада Нурминских выходила прямо на берег реки Вятки, отсюда можно было любоваться лугами, пристанью и пароходами, уходящими вниз по реке. Анна Хлыбова предполагает, что, гуляя по берегам Вятки, Грин уже в 1916-м мог задумать «Алые паруса». В этот приезд он сдружился с младшей сводной сестрой, Варей, подарил ей свою книгу с автографом. К тому же именно к 1916 году относятся первые наброски «Алых парусов». «Нам бы хотелось думать, что образ Ассоль мог зародиться в Вятке, – предполагает Анна. – Но кто может подтвердить или опровергнуть это?»
ПАМЯТНИКИ
Клара Ивановна Коциенко в который раз разглядывает гипсовый бюст Александра Грина и говорит мужу, что в Кировской областной библиотеке для детей и юношества им. А.С. Грина ему найдется место. Вот только бюст надо покрасить и подставку для него придумать. Подставку ее муж Владимир Александрович Бондарев чертил уже несколько раз, да все не то. Но рано или поздно бюст Грина, конечно, займет место в библиотеке.
С этой гипсовой модели отлит бронзовый бюст, установленный на набережной Вятки в Кирове. Из скалы вырастает постамент голубоватого мрамора. Чайка на правом плече писателя, и чайка за спиной слева создают впечатление, что у Александра Грина выросли крылья. За плечами развевается шарф. Место для памятника Грину на набережной реки Вятки, которая носит имя писателя, кировские скульпторы выбрали сами. «Мы знали, что он там бывал, – говорят они. – Смотрел вдаль, вдохновлялся».
Клара Ивановна много лет мечтала о памятнике Грину в Кирове. Лет тридцать напоминала об этом местным руководителям. Пока однажды в мастерскую не пришли тогдашний мэр Кирова, Василий Киселев, и писатель Альберт Лиханов. Решили установить бюст через два месяца. И в это время у Клары Ивановны умирает мама. Но скульптор, собрав волю в кулак, создала памятник. Из-за нехватки времени бюст был изготовлен из гипса и покрашен бронзовой краской. Через год его отлили в бронзе, а гипсовый Грин вернулся в мастерскую, где уже второе десятилетие стоит на почетном месте.
С творчеством Грина Клара Ивановна познакомилась еще в Алма-Атинском художественном училище. А когда она училась в Суриковском училище в Москве, однокурсники подарили ей шеститомное собрание сочинений Грина. С тех пор Клара Ивановна и ее муж-художник с книгами Грина не расстаются. И когда после училища при распределении им предложили выбрать город, то супруги назвали Киров. Ведь из этих краев родом их любимые Васнецовы и Грин...
Среди музейных экспонатов в Слободском и Кирове – уменьшенные копии скульптур, посвященных героиням произведений Грина «Бегущая по волнам» и «Алые паруса». Бронзовой Фрези Грант в исполнении Клары Коциенко места в Кирове пока не нашлось. А вот ее бронзовая Ассоль стала популярной в Городском парке им. С.М. Кирова. Дочь Клары Ивановны, Алена, во время поездок по стране видела немало памятников Ассоль. Но уверена, лучший памятник Ассоль установлен в Кирове. О том же говорят многие кировчане и гости города. Клара Ивановна запечатлела в скульптурной композиции тот момент, когда героиня пускает кораблик в ручье. Ее Ассоль – дитя. Остаются считаные минуты до ее встречи со старым сказочником Эглем, который предскажет Ассоль знакомство с принцем, приплывшим на корабле под алыми парусами.
«На берегу пруда зимуют утки, которых подкармливают горожане, – говорит Алена. – Так что наша Ассоль живет почти как на морском берегу. В сильный мороз дети часто надевают на ее бронзовую ручку рукавичку. Значит, воспринимают как живую».