От автора
Глава первая
Глава вторая
1969-й
Слякотным мартовским вечером у бабушки гости: полная баба Нина, шустрая небольшого росточка баба Лина и ещё одна соседка, имени которой я не знаю. Мне пять лет. Я не всё понимаю в разговорах взрослых. Как обычно, болею одной из своих непрекращающихся болезней, сижу у бабушки на печке: над духовкой сделана довольно просторная для ребёнка лежанка. Бабушка подстелила на горячее железо старую телогрейку, чтобы мне не было слишком горячо. Вечер, печка прогорела и теперь отдаёт оставшееся тепло. Задвижка трубы прикрыта не до конца. Я знаю от бабушки, почему это сделано: до тех пор, пока в топке видно голубоватое пламя, трубу ни в коем случае закрывать полностью нельзя, чтобы не погибнуть от угарного газа. Бабушка уже напичкала меня кипячёным молоком с мёдом и сливочным маслом, растёрла грудь и спину скипидарной мазью и теперь вот усадила на печь – прогреваться. От скипидарного духа нечем дышать. Сидеть на печке жарко, но терпимо.
Спать не хочется, и я со своего возвышения смотрю на бабушку и её подружек, поневоле прислушиваюсь к разговору. Они сидят на кушетке, бабушка – на табуретке у стола. Мне хочется понять причину их взволнованной беседы. Спросить бы у бабушки, но она не любит, когда я лезу в дела взрослых, поэтому молчу. Я слышу по многу раз повторяемые слова «Иман», китайцы, «Даманский». Мне тревожно, потому что этот странный разговор совершенно не похож на обычные вечерние разговоры, из которых можно было узнать, кто на ком женился и кто с кем развёлся.
– Стрелять-то сначала не разрешали нашим, – качает головой баба Лина. – Я в магазине слышала, многим мужикам принесли повестки из военкомата. Вон как!
– Говорят, наших солдат погибло много, – тихо сообщает баба Нина и косится на меня.
Бабушка прикладывает указательный палец к губам: «Т-с-с-с!» – и тоже оглядывается на меня.
Поздно. Я уже всё поняла. Китайцы убили много наших солдат. Они пришли на нашу землю и убили. А нашим не разрешали стрелять. Почему? Почему нельзя стрелять в ответ, когда китайцы стреляют?
У меня кружится голова, очень хочется пить. Глаза закрываются, и перед ними всплывают чёрные круги. В полудрёме я слышу голоса бабушкиных подружек:
– Шо это за остров такой – Даманский?
– Я не знаю. Посреди Уссури он.
– Говорят, ничего на ём нет: ни домов, ничего. Может, надо было миром отдать – и делу конец. Пускай бы подавились узкоглазые эти.
И тут я слышу голос бабушки:
– Можно всё отдать, ни с чем остаться. В войну про то не думали. Ушли мужики и не вернулись.
Бабушка вздыхает, ей вторят её товарки. В моей жаркой голове кружатся чёрные, красные круги.
– Фёдор в магазине говорил, мол, бабоньки, чего нам бояться, придут китайцы – мы испугаться не успеем, всех мигом перережут, – вздыхает баба Нина.
– Свят-свят-свят, – охает баба Лина.
– Мы-то пожили, хорошо ли, плохо ли, детей жалко, – отвечает баба Нина.
Я с трудом выздоравливала. Ангина вцепилась в моё горло клещами. До меня тогда не совсем доходил смысл услышанного. Помню ощущение всеобщего ужаса при одном только слове «Даманский».
Моему папе тоже принесли уведомление из военкомата: никуда не уезжать, по первому вызову явиться с вещами. Но через несколько дней на Даманском всё закончилось, так что папу никуда не успели вызвать. Но вязкий страх, как спрут, протянул повсюду свои мерзкие щупальца.
Позже, когда я уже училась в школе, нам рассказывали, как надо вести себя в случае сигнала тревоги: куда прятаться от китайцев и как себя защитить. Я близко к сердцу принимала такие беседы. Страх сковывал всё моё существо. Вдобавок я прочитала книгу Валентины Осеевой «Васёк Трубачёв и его товарищи» и была под впечатлением: уехав на каникулы летом 1941 года, московские школьники оказались на оккупированной территории и не смогли вернуться к родителям. Я очень переживала, представляя себе их отчаянное положение – страх и тоску по родителям.
Когда я окончила третий класс, папа сказал, что у него в автохозяйстве дают путёвки для детей в пионерский лагерь. Сначала я согласилась. Маленький серый чемоданчик с отглаженными платьицами уже ждал моего отъезда, когда накануне вечером я вдруг наотрез оказалась покидать дом. Родители уговаривали меня в два голоса: в лагере интересно, дети играют в игры, ходят в походы, участвуют в конкурсах и викторинах. Но ничто не могло изменить моего решения. Я не объясняла родителям причины, а сама только и думала: «Если случится война с китайцами, я должна быть дома. Я не переживу разлуку со своей семьёй. А развлечения я себе и сама придумаю. Уж с фантазией-то у меня всё в порядке».
В конце концов, папа сказал, что лагерь – это не тюрьма и насильно родители туда меня отправлять не будут.
После пограничного конфликта на острове Даманском дружба с Китаем пошла на убыль. Не стало в магазинах китайских товаров, которые тогда были только фабричными и очень качественными. А в 1972 году по радио зачитали указ о переименовании населённых пунктов, носящих китайские названия. Тогда Иман стал называться Дальнереченском, Сучан – Партизанском, Манзовка – Сибирцево. Всего изменили около 500 географических названий. Но местные жители ещё долго называли города и посёлки по-старому.
Глава 4-я