Она была очень маленькой и хрупкой женщиной с бесконечной добротой в глазах. Казалось, ее радужка отражала сплошную искренность и свет, которые обезоруживали и будто бы очищали. И если бы когда-нибудь Женьку попросили мысленно проиллюстрировать слово «лучезарность» - она бы нарисовала в своей памяти именно этот взгляд. Ветеринар в цирке, отдававшая душу и жизнь своим подопечным, исколесившая с труппой Африку и Азию, фанатично и безапелляционно преданная своему делу. И чем-то очень и очень болеющая.. Когда она поступила к Женьке, за ее плечами была уже не одна медицинская консультация, но никто не мог понять, почему по телу у этой хрустально чистой женщины образуются массивные, не поддающиеся объяснению, шары-бубоны с творожистой невнятной массой. Бессчетные анализы, вскрытия этих бубонов, микроскопия и посевы содержимого не давали никаких результатов. Вырезанные шары как обижались на свое хирургическое удаление и в ближайшее же время упорно образовывались снова. Ликвидированный на плече вскоре вылезал на голени, вырежешь на голени – он уже в кратчайшие сроки сформировался на голове. И это была бесконечная история, конец которой должна была положить Женька. И Женька верила в свою избранность и была непоколебима в этом: она просто обязана была разобраться во всем. Пусть все другие не смогли – недостаточно старались, недостаточно вникали, недостаточно анализировали: они были вообще в целом в чем-то недостаточными. А вот она, Женька, точно достигнет истины, разгоняясь то ли интересом, то ли ожиданием личностного триумфа, то ли глубокой симпатией к этим лучезарным глазам, наполненным ясным светом, которого так не хватало Женьке внутри самой себя. И ветеринар просто сводила ее с ума.. По дороге на работу и с работы, за обедом и ужином, в постеле перед сном – мысли только о ней, вернее о том, каким еще путем можно добраться до того, что будет стоять в строке «диагноз». Никто не смог, а она, Женька, она сможет – тут не может быть никаких сомнений.
А ветеринар вновь и вновь подбрасывала воспоминаний, как она в Монголии валялась в каких-то мягких свежих шкурах, а в Африке на гастролях у них умер верблюд.. Он умирал мучительно и долго, у ветеринара на руках, а та все гладила его перед смертью.. А на вскрытии печень верблюда рассыпалась и невиданным образом развалилась в труху: так и никто не понял, отчего он умер и что за напасть его постигла.. Ветеринар рассказывала это грустно, с глазами наполненными слез, делясь своими переживаниями, как она старалась, но не смогла помочь кому-то. А Женьку пробирал холодный пот по спине от странной, и быть может, циничной мысли, что перед ней тот самый верблюд..
Женька положила все свои внутренние силы на расследование этого дела, она упорно писала и звонила в различные научные институты и университетские кафедры инфекционных заболеваний и тропических болезней, снова и снова в мельчайших подробностях описывая анамнез и то, что уже удалось сделать. Вернее, что уже удалось исключить. Казалось, что уже весь город под Женькиным флагом думает о ветеринаре. Вернее, Женьке так казалось.. Профессора, кафедралы, научные сотрудники по всему городу высказывали предположения и гипотезы. После каждой связи с «умными людьми» вызывался муж. Огромный человек, огромного роста и массы и с огромной тяжестью жизни во взгляде. Женька рассказывала ему про очередные предположения и он, молча кивая, вез какую-то очередную пробирку или стекло в какую-то очередную лабораторию, у которой есть возможность делать редкие и сложные анализы, по договоренности, в какие-то определенные дни и определенные часы.. И снова лишь очередное исключение диагноза..
Ветеринар завладела Женькой абсолютно, все пациенты поделились на нее и всех остальных. Бесконечные поиски в интернете, чтение статей, изучение редких болезней стран Азии и Африки. Женька стала одержимой. Она подолгу не могла уснуть, пялясь в экран телефона, до последней минуты каждого дня пытаясь отыскать какую-то публикацию, какой-то клинический случай, какую-то новую зацепку.. Ей казалось, что вот еще одна статья, вот еще один скаченный файл.. Вот-вот в любой момент найдется ответ..
Исключив, казалось, все известные науке болезни, она по новой начала звонить и писать в научные институты, но там лишь разводили руками, мол если не подтвердились их предположения, значит болеет она не «их» заболеваниями. А чьими тогда, черт бы их побрал!? Все сознание и внутреннее существо Женьки было завлечено в эту историю. Все стало неважным. Все, кроме ветеринара. Как?! Как разгадать эту загадку? И что будет с этой женщиной, если она, Женька, ее не разгадает? Ведь по сути, заочную консультацию провели все ведущие федеральные учреждения. К кому пойдет ее ветеринар, если она, Женька, не сможет ей помочь?..
Был обычный рабочий день. Женька бежала по коридору, увлеченная своими мыслями и стремлением куда-то, когда перед ней внезапно возник этот огромный человек. И он заговорил. Он извергал столь много слов, что казалось вот-вот исчерпает свой словарный запас, который копил все это время. Женька даже моментом призадумалась: между своими монологами о врачебных планах на его супругу, слышала ли она его голос ранее, то есть говорил ли он что-то в ответ, кивая с пробиркой в руке. Но то, что он сказал сейчас, было ударом под колени для Женьки: в ее ушах неослабеваемо бились звуковые волны, из-за которых слуховые косточки так и выстукивали морзе: «вы ничего не делаете, вам все равно до моей жены, одни лишь бестолковые анализы без результата». Это было слишком. Несправедливость ударила Женьке куда-то чуть ниже кадыка и смерчем начала рвать ее изнутри, выбивая грудину, как техасский ковбой вышибает с ноги дверь в таверну. Границы воспитания и врачебного статуса были снесены. Казалось, что вся накопившаяся фрустрация, все отчаяние, испытываемое Женькой от невозможности приблизиться к истине, вылились в одну крушащую все на своем пути эмоцию. Все это время Женька упорно как лила воду в колодец – вкладывалась и вкладывалась, а к результату не подбиралась ни на шаг. Да, никто не знал как ей помочь. Но это было не так важно. Важно, что она, Женька, не смогла этого сделать. Накопившееся вывалилось на огромного человека ответной волной, казалось, что своим энергетическим взрывом Женька вот-вот собьет этого человека-валуна с ног. Слова летели в него лавиной, с досадой и горечью, с безнадежностью и призывом. Быть может, еще мгновение, и Женька бы, подпрыгнув, схватила бы за грудки этого огромного человека и повисла бы на нем, мысленно тряся в воздухе эту скалу за ворот пиджака, в своей личной озлобленности, как мелкая собачка, уцепившаясь зубами в штанину проезжающего мимо велосипедиста, если бы не Аделаида Павловна. Старшая медсестра отделения, высокая, статная, малоэмоциональная женщина, уже не молодая, но всегда держащая осанку и себя на высшем уровне, выдававшая в форс-мажорных ситуациях свою психо-эмоциональную внутреннюю нестабильность лишь красными пятнами, предательски выползающими из-под воротника халата. В тот момент, когда Женька уже чувствовала, что слов не хватает и начала грудью наступать на человека-валуна, ошарашенного до состояния ступора и оцепенения, когда Женька уже была будто бы готова вцепиться в него, чтобы он реально все-таки понял КАК ей не все равно до его жены и СКОЛЬКО она для нее делает, Женька почувствовала некую удерживающую силу. Кто-то в прямом смысле держал ее сзади за пояс халата. Рядом нерушимым спокойствием стояла Аделаида Павловна, уже объясняющая валуну, что Евгения Александровна делает все возможное для оказания его супруге высокоспециализированной и квалифицированной медицинской помощи в соответствии со стандартами Министерства Здравоохранения Российской Федерации. Аделаида Павловна как обычно была непоколебима. И только предательские красные пятна.. Она, конечно, не показывала виду, но у нее всегда вызывала симпатию эта молодая девочка, вдвое моложе ее, в которой столько энергии, интереса, сил и желания. Желания что-то изменить в этом мире, хотя бы в своем маленьком, вокруг нее самой.
Вскоре шары прекратили образовываться, может, подействовало что-то из терапии, которая назначалась ex juvantibus, то есть на научном языке «для уточнения диагноза», а в переводе на русский - от отчаяния и наобум, авось что-то да поможет. Может, просто временное светлое окно ремиссии.. Но именно в это окно огромный человек и увез эту маленькую хрупкую женщину. Увез ее добрый взгляд, ее образ, в котором не было ни малейшей обиды ни на кого и ни на что, увез ее историю.. Женька не знает, как точно это случилось и почему.. Просто когда очередным утром она пришла в отделение, на кровати ветеринара лежал уже другой пациент. С другой историей и с другой судьбой.
Она была очень маленькой и хрупкой женщиной с бесконечной добротой в глазах. Казалось, ее радужка отражала сплошную искренность и свет, которые обезоруживали и будто бы очищали. И если бы когда-нибудь Женьку попросили мысленно проиллюстрировать слово «лучезарность» - она бы нарисовала в своей памяти именно этот взгляд. Ветеринар в цирке, отдававшая душу и жизнь своим подопечным, исколесившая с труппой Африку и Азию, фанатично и безапелляционно преданная своему делу. И чем-то очень и очень болеющая.. Когда она поступила к Женьке, за ее плечами была уже не одна медицинская консультация, но никто не мог понять, почему по телу у этой хрустально чистой женщины образуются массивные, не поддающиеся объяснению, шары-бубоны с творожистой невнятной массой. Бессчетные анализы, вскрытия этих бубонов, микроскопия и посевы содержимого не давали никаких результатов. Вырезанные шары как обижались на свое хирургическое удаление и в ближайшее же время упорно образовывались снова. Ликвидированный на плече вскоре вылезал на голени, вырежешь на голени – он уже в кратчайшие сроки сформировался на голове. И это была бесконечная история, конец которой должна была положить Женька. И Женька верила в свою избранность и была непоколебима в этом: она просто обязана была разобраться во всем. Пусть все другие не смогли – недостаточно старались, недостаточно вникали, недостаточно анализировали: они были вообще в целом в чем-то недостаточными. А вот она, Женька, точно достигнет истины, разгоняясь то ли интересом, то ли ожиданием личностного триумфа, то ли глубокой симпатией к этим лучезарным глазам, наполненным ясным светом, которого так не хватало Женьке внутри самой себя. И ветеринар просто сводила ее с ума.. По дороге на работу и с работы, за обедом и ужином, в постеле перед сном – мысли только о ней, вернее о том, каким еще путем можно добраться до того, что будет стоять в строке «диагноз». Никто не смог, а она, Женька, она сможет – тут не может быть никаких сомнений.
А ветеринар вновь и вновь подбрасывала воспоминаний, как она в Монголии валялась в каких-то мягких свежих шкурах, а в Африке на гастролях у них умер верблюд.. Он умирал мучительно и долго, у ветеринара на руках, а та все гладила его перед смертью.. А на вскрытии печень верблюда рассыпалась и невиданным образом развалилась в труху: так и никто не понял, отчего он умер и что за напасть его постигла.. Ветеринар рассказывала это грустно, с глазами наполненными слез, делясь своими переживаниями, как она старалась, но не смогла помочь кому-то. А Женьку пробирал холодный пот по спине от странной, и быть может, циничной мысли, что перед ней тот самый верблюд..
Женька положила все свои внутренние силы на расследование этого дела, она упорно писала и звонила в различные научные институты и университетские кафедры инфекционных заболеваний и тропических болезней, снова и снова в мельчайших подробностях описывая анамнез и то, что уже удалось сделать. Вернее, что уже удалось исключить. Казалось, что уже весь город под Женькиным флагом думает о ветеринаре. Вернее, Женьке так казалось.. Профессора, кафедралы, научные сотрудники по всему городу высказывали предположения и гипотезы. После каждой связи с «умными людьми» вызывался муж. Огромный человек, огромного роста и массы и с огромной тяжестью жизни во взгляде. Женька рассказывала ему про очередные предположения и он, молча кивая, вез какую-то очередную пробирку или стекло в какую-то очередную лабораторию, у которой есть возможность делать редкие и сложные анализы, по договоренности, в какие-то определенные дни и определенные часы.. И снова лишь очередное исключение диагноза..
Ветеринар завладела Женькой абсолютно, все пациенты поделились на нее и всех остальных. Бесконечные поиски в интернете, чтение статей, изучение редких болезней стран Азии и Африки. Женька стала одержимой. Она подолгу не могла уснуть, пялясь в экран телефона, до последней минуты каждого дня пытаясь отыскать какую-то публикацию, какой-то клинический случай, какую-то новую зацепку.. Ей казалось, что вот еще одна статья, вот еще один скаченный файл.. Вот-вот в любой момент найдется ответ..
Исключив, казалось, все известные науке болезни, она по новой начала звонить и писать в научные институты, но там лишь разводили руками, мол если не подтвердились их предположения, значит болеет она не «их» заболеваниями. А чьими тогда, черт бы их побрал!? Все сознание и внутреннее существо Женьки было завлечено в эту историю. Все стало неважным. Все, кроме ветеринара. Как?! Как разгадать эту загадку? И что будет с этой женщиной, если она, Женька, ее не разгадает? Ведь по сути, заочную консультацию провели все ведущие федеральные учреждения. К кому пойдет ее ветеринар, если она, Женька, не сможет ей помочь?..
Был обычный рабочий день. Женька бежала по коридору, увлеченная своими мыслями и стремлением куда-то, когда перед ней внезапно возник этот огромный человек. И он заговорил. Он извергал столь много слов, что казалось вот-вот исчерпает свой словарный запас, который копил все это время. Женька даже моментом призадумалась: между своими монологами о врачебных планах на его супругу, слышала ли она его голос ранее, то есть говорил ли он что-то в ответ, кивая с пробиркой в руке. Но то, что он сказал сейчас, было ударом под колени для Женьки: в ее ушах неослабеваемо бились звуковые волны, из-за которых слуховые косточки так и выстукивали морзе: «вы ничего не делаете, вам все равно до моей жены, одни лишь бестолковые анализы без результата». Это было слишком. Несправедливость ударила Женьке куда-то чуть ниже кадыка и смерчем начала рвать ее изнутри, выбивая грудину, как техасский ковбой вышибает с ноги дверь в таверну. Границы воспитания и врачебного статуса были снесены. Казалось, что вся накопившаяся фрустрация, все отчаяние, испытываемое Женькой от невозможности приблизиться к истине, вылились в одну крушащую все на своем пути эмоцию. Все это время Женька упорно как лила воду в колодец – вкладывалась и вкладывалась, а к результату не подбиралась ни на шаг. Да, никто не знал как ей помочь. Но это было не так важно. Важно, что она, Женька, не смогла этого сделать. Накопившееся вывалилось на огромного человека ответной волной, казалось, что своим энергетическим взрывом Женька вот-вот собьет этого человека-валуна с ног. Слова летели в него лавиной, с досадой и горечью, с безнадежностью и призывом. Быть может, еще мгновение, и Женька бы, подпрыгнув, схватила бы за грудки этого огромного человека и повисла бы на нем, мысленно тряся в воздухе эту скалу за ворот пиджака, в своей личной озлобленности, как мелкая собачка, уцепившаясь зубами в штанину проезжающего мимо велосипедиста, если бы не Аделаида Павловна. Старшая медсестра отделения, высокая, статная, малоэмоциональная женщина, уже не молодая, но всегда держащая осанку и себя на высшем уровне, выдававшая в форс-мажорных ситуациях свою психо-эмоциональную внутреннюю нестабильность лишь красными пятнами, предательски выползающими из-под воротника халата. В тот момент, когда Женька уже чувствовала, что слов не хватает и начала грудью наступать на человека-валуна, ошарашенного до состояния ступора и оцепенения, когда Женька уже была будто бы готова вцепиться в него, чтобы он реально все-таки понял КАК ей не все равно до его жены и СКОЛЬКО она для нее делает, Женька почувствовала некую удерживающую силу. Кто-то в прямом смысле держал ее сзади за пояс халата. Рядом нерушимым спокойствием стояла Аделаида Павловна, уже объясняющая валуну, что Евгения Александровна делает все возможное для оказания его супруге высокоспециализированной и квалифицированной медицинской помощи в соответствии со стандартами Министерства Здравоохранения Российской Федерации. Аделаида Павловна как обычно была непоколебима. И только предательские красные пятна.. Она, конечно, не показывала виду, но у нее всегда вызывала симпатию эта молодая девочка, вдвое моложе ее, в которой столько энергии, интереса, сил и желания. Желания что-то изменить в этом мире, хотя бы в своем маленьком, вокруг нее самой.
Вскоре шары прекратили образовываться, может, подействовало что-то из терапии, которая назначалась ex juvantibus, то есть на научном языке «для уточнения диагноза», а в переводе на русский - от отчаяния и наобум, авось что-то да поможет. Может, просто временное светлое окно ремиссии.. Но именно в это окно огромный человек и увез эту маленькую хрупкую женщину. Увез ее добрый взгляд, ее образ, в котором не было ни малейшей обиды ни на кого и ни на что, увез ее историю.. Женька не знает, как точно это случилось и почему.. Просто когда очередным утром она пришла в отделение, на кровати ветеринара лежал уже другой пациент. С другой историей и с другой судьбой.
