Спасибо Владимиру Тофсле: опять напомнил мне один забавный эпизод. Кажется, где-то я о нём уже рассказывал, но так - коротенечко. И всё собирался развернуть его поподробнее да вот забыл. Пожалуй, сегодня исправлюсь.
Костика с детства манило. Это вообще характерно для таких нервических меланхоликов - задумываться над тем, как плохо здесь и как хорошо, наверное, там. Но если со "здесь" всё было более-менее понятно, то где это "там" Костик пока слабо представлял. Он, как и любой советский школьник, мог почерпнуть сведения о дальних городах и весях только из телепередачи "Клуб путешественников", шедшей раз в неделю по воскресеньям. А информация там хоть и выглядела крайне интересной, но давалась дозированно, в строгом соответствии с тесными рамками соцреализма, поэтому не слишком вдохновляла. Помнится даже, на ведущего "Клуба путешественников" Юрия Сенкевича написал эпиграмму замечательный поэт, сатирик и ведущий другой популярной телепередачи "Вокруг смеха" Александр Иванов:
Свидания с ним интересны всегда:
Весь мир перед нами прошествует!
К тому же у нас разделенье труда:
Мы смотрим, а он - путешествует.
Однако Костика продолжало манить. Ему просто необходимо было найти этот объект своего влечения. И Костик для начала решил, что это наш карельский север. Они с родителями часто там бывали с палатками в летние отпуска. Вроде объект найден и можно успокоиться. Но Костик не мог оставаться без мечты, поэтому его влечение к северу довольно быстро распространилось на все прибалтийские страны в целом, сконцентрировавшись на Финляндии в частности как на наиболее близкой к Карелии территории. С этого момента Костик стал, со свойственной ему въедливостью и пристрастием, "изучать матчасть", постепенно превратившись в знатного финномана и финнофила. В более сознательном возрасте он даже постигал с репетитором премудрости финского языка, а в свободное время иногда устраивал для друзей довольно-таки интересные тематические вечеринки с распитием пива "Lappin kulta" и целыми лекциями о роли Карла Маннергейма в становлении финской независимости.
Любовь к Скандинавии с годами у Костика не прошла и продолжала манить его даже после того, как он женился, обзавёлся двумя детьми и перебрался в Германию. Точнее, дети появились у него уже после переезда, и он стремился растить из них настоящих немцев, даже дома разговаривая с ними исключительно по-немецки. Неудивительно, что сын и дочь откровенно слабо знали русский, но зато, как вскоре выяснилось, очень неплохо им владели...
Лето в семье Костика начиналось со скандалов, потому что его так и продолжало манить на север, к суровым балтийским берегам и пейзажам, а жена непременно хотела на юг, мотивируя это пользой морских купаний и солнечного загара как источника витамина В для двух растущих организмов. Костик же юг ненавидел, жару не переносил и всячески это демонстрировал. Поэтому на тёплые курорты жена с детьми уезжала одна, а потом они все вместе отправлялись на "знойное" побережье Северного моря или Балтики. Костика было не перешибить, хотя тёща с тестем возмущались и крутили пальцем у виска да и супруга с детьми особого восторга не выказывали.
И вот в один из обычных ветреных прибалтийских деньков, когда жена с детьми пытались согреться на пляже, прячась в дюнах, преисполненный вдохновения и весь в поисках душевной гармонии Костик полез на ближайшую скалу, видимо мечтая сделать какой-то особенно потрясающий фотокадр. Он, конечно, не мог знать и в этом вовсе нет его вины, что аккурат на вершине скалы намеревалась вырастить потомство и уже насиживала кладку из нескольких яиц пара крупных чаек. Естественно, они были возмущены бесцеремонным вторжением в их, можно сказать, святая святых и вознамерились дать наглому двуногому достойный отпор! Как Костик ничего себе не переломал, в ритме пасодобля соскакивая со скалы и размахивая руками, словно заправский тореадор, история умалчивает. Только, пожалуй что тореадору несколько проще - бык всё-таки один и, к счастью, лишён крыльев. А чайки оказались к тому же и крайне настойчивыми: они продолжали пикировать, громко орать, созывая подмогу со всей округи, и метко гадить на Костика даже когда он покинул место их гнездования и необдуманно воссоединился со своей семьёй. К этому трогательному моменту над его головой кружила уже далеко не одна пара птиц. Завидев новых оппонентов, чайки пришли в ещё больший раж и удесятерили усилия, одновременно повысив точность бомбометания. При этом они успевали то и дело клевать в макушку особо зазевавшегося человека. Семья отбивалась как и чем могла: в ход пошли целлофановые пакеты, понятно теперь на какой случай взятые на пляж полотенца и плед, из которого при каждом взмахе сыпался песок, засоряя глаза и попадая за шиворот.
Чайки славно покуражились и нападали до тех пор, пока не изгнали людей с пляжа. И дети, и взрослые выглядели так, словно пару недель безвылазно просидели в голубятне: взъерошенные, перепачканные белым ароматным помётом и словно специально обвалянные в птичьем пуху и перьях. Особенно досталось пятилетней дочурке, которая в виду малых сил и неопытности не могла эффективно обороняться. Однако стоит позавидовать её терпению и мужеству: всю дорогу пешком до гостиницы она насупленно молчала под удивлёнными взглядами прохожих и ничто не выдавало кипящих у неё в душе эмоций. Лишь войдя в номер, она возмущённо плюхнулась на пол прямо в прихожей, скрестила руки на груди и, метнув в отца испепеляющий взгляд, на чистом русском произнесла: "А денёк-то сегодня был полное дер.мо!"