Когда подходила к зданию, видела, что все останавливаются и крестятся перед входом, она сделала все также. Вошла. Внутри пахло свечами и ладаном, у женщины закружилась голова, и в первые минуты, она чуть не потеряла сознание.
— Вам плохо? – подхватила ее под руку одна из женщин в черном наряде.
— Все нормально, наверное, с непривычки, — прошла она дальше, разглядывала стены, потолок. Здесь было много икон, про которые Люба ничего не знала. Она вернулась к той, кто только что ей помог.
— Да? – повернулась женщина к ней.
— Вы не могли бы мне помочь, я тут ничего не знаю, — попросила женщина.
— Да, конечно, — она взяла ее все также под руку, и повела внутрь, объясняя, куда ставить свечки, где и кому молиться.
— Спасибо вам, — поблагодарила ее Люба.
— Не за что, а лучше после того, как все закончится, подойдите к батюшке, поговорите с ним, — еще одна сказала ей тоже самое, что и женщина в парке.
Люба все сделала, как ей сказали, потом началась служба, с непривычки было тяжело. И, когда, наконец, все закончилось, женщина пошла к тому, кто все это время говорил и читал молитвы.
— Можно мне с вами поговорить? – дождалась она, когда мужчина освободится.
— Конечно, — он протянул ей руку.
Они отошли в уголок, и Люба поведала вкратце свою историю.
— Даа, дела, но не отчаивайся, все можно исправить, — он перекрестился.
— Да как же это исправить, человека ведь не вернуть, — она заплакала.
— Не нужно плакать, — тронул он ее за руку.
— А что мне делать, только и остается…, — не договорила она.
— Ты что, об этом даже думать нельзя, это большой грех, подумай лучше о детях, — он снова перекрестился.
— Спасибо вам, что поговорили со мной, — она подняла на него глаза.
— Знаешь что, если надумаешь, вы можете прийти к нам в церковь, а здесь мы вас устроим, — предложил ей батюшка.
— Правда? – не могла она поверить в это.
— Почему нет? – он отошел от нее на небольшое расстояние, поднял руку и сделал большой крест в воздухе, а потом развернулся, и ушел к себе.
После церкви, когда женщина из нее вышла, внутри была какая-то легкость. Она не шла, а как будто бы летела по воздуху.
— Ну, как поход, удался? – встречала ее дочка на пороге.
— Все хорошо, — Люба думала, поговорить ей с Катей, или принять решение самой.
Вечером, когда младшие спали, она позвала дочь на кухню, и сказала ей все.
— Мама, ты что, хочешь уйти в монастырь? – испугалась девчонка, она была маленькой, видимо, поэтому женщина в церкви ассоциировалась у нее с монашкой.
— Нет, просто, нам там предлагают, как бы убежище, школа, еда, одежда и все остальное, — начала рассказывать Люба.
— Не знаю, — подумала Катя о том, что ей, итак, пришлось сменить уже школу.
— Хорошо, торопиться с этим вопросом не будем, у нас еще есть время подумать, — согласилась с ней мать.
Когда разговор был окончен, обе пошли спать, ведь было уже очень поздно. Утром Люба снова собиралась сходить в церковь, но уже не одна, а взять с собой детей.
— Ну что, родные, готовы сходить туда, где очень красиво? – спрашивала мать детей за завтраком.
— Да, — хором закричали они.
— Тогда сейчас поедим, и будем собираться, — женщина была уверена, что им там понравится.
Когда все уже были готовы, и собирались выходить из дома, в дверь постучали.
— Опять гости, — повернулась мама к Кате, это означало, что ей нужно завлечь Никиту и Аленку на это время.
Женщина открыла двери, за ними стоял незнакомый мужчина.
— Здравствуйте, — она кивнула ему, и посмотрела, нет ли еще кого-то с ним.
— Кое-как вас нашел, — улыбнулся тот в ответ.
— А что вы хотели? – не могла понять женщина.
— Вот, это велел передать вам Василий, но только, если его не станет в молодом возрасте, — протянул он конверт, который был уже желтым от старости.
— Вы ничего не путаете? – уточнила Люба.
— Нет, до свидания, — он развернулся, и пошагал к воротам.
***
— Валя, скорее, прячься в погреб, — это были последние слова матери, которые она крикнула дочке с улицы.
Девушке было семнадцать лет, она очень боялась, что это случится, и все произошло. Их деревня стояла практически на отшибе, и все ее жители надеялись, что немцы к ним не зайдут. Но зря, потому что те шли, и на своем пути не жалели никого.
Она нырнула в погреб, закрыла за собой люк, сейчас сидела, не шевелилась. Валентина не знала, сколько прошло времени, она слышала только взрывы и страшные крики. В какой-то момент решила забраться подальше, чтобы ее точно никто не нашел.
Валя проснулась, она прислушалась, все было тихо. Девушка хотела посчитать, сколько примерно тут находилась, но так и не смогла этого сделать, ориентироваться было не на что. Она приоткрыла крышку погреба, выглянула, в стене дома, где она прожила всю свою жизнь зияла дыра.
— Есть кто? – хриплым голосом спросила она, ей никто не ответил.
Валя тихо поползла к дверям, она хотела посмотреть, что творится на улице, и не остался ли кто-то живой.
— Мама, — шептала девушка, но и сейчас было тихо, только с улицы доносился вой собак.
Ей бы остановиться, и оставаться здесь, но любопытство брало верх. Когда девушка была на улице, она так и стояла на карачках, не хотела вставать, было страшно. Валя ползла, она видела, что многие дома сожжены, в некоторых местах лежали люди. А вдалеке видно было и слышно, что кто-то громко говорит, девушка пригнулась еще ниже.
— Господи, помоги, — шептала она и крестилась.
Вдруг, вдалеке она увидела, как кто-то пошевелился, сразу же ринулась туда. Когда подползла, увидела, что лежит раненый молодой человек. Сначала Валя не поняла, что это не свой, потому что он был закутан в обычные тряпки и платки, какие носили многие в деревне. Она решила, что бы то ни было, она спасет его, потащила за собой.
— Давай, миленький, подмоги мне, — они уже были практически в доме. Она дотащила его до того самого погреба, сейчас встала задача, как его туда опустить, чтобы он не сломал себе шею. А потом Валя вспомнила, что там, где раньше у них хранилось много картошки, лежала куча мешков. Она склонила его так, что половина туловища была внутри, потом, сама быстро спустилась в погреб, и за плечи уложила его на эти самые мешки.
— Вот и все, теперь нас никто не достанет, — закрыла она крышку.
Пока девушка ползла по дому, она взяла спички, чтобы зажечь керосинку, которая была внутри. Сейчас здесь был свет, пусть небольшой, но, всё-таки.
— Родненький, — подползла к бойцу девушка, но, как только стала разматывать тряпье, которое было на нем, отпрянула, это был враг. Какое-то время Валя сидела в стороне, и не знала, что ей делать. Но, после, подумала, что это такой же человек, еще и раненый, приползла к нему обратно.
После осмотра солдата, Валя увидела, что он ранен в живот, но пуля прошла навылет, и он живой. Она, рискуя своей жизнью, снова поднялась в дом, взяла там воды и тряпки. Скинула соломенный тюфяк, на котором можно было спать. Сейчас она перебинтовала его, уложила на спальное место, смочила губы водой.
— Сейчас, я что-нибудь поесть сварганю, — говорила она. На полках оставались разные заготовки, в том числе и тушенка, отложенная на черный день. Она кое-как распечатала ее, попробовала, есть можно, смазала жиром губы солдата. Тот закашлял.
— Приходи в себя, — просила она его, девушке одной было тут страшно, а тут, пусть и враг, всё не одна.
— Вер бист ду (ты кто)? – спрашивал он, когда немного очнулся и осмотрелся.
— Я тебя не понимаю, — улыбалась ему Валя.
Солдатик выдохнул, он понимал, что у русских, но ничего не мог сделать.
— Во зинд вир (где мы находимся)? – снова говорил он, в глазах стоял страх.
— Все равно не понимаю, но ты не бойся, все хорошо, — хотела погладить она его по щеке, но он убрал голову.
Прошло уже много времени, не один день, Валя кормила своего спасенного, потом они ложились спать. Общались в основном жестами. Девушка не раз вылазила наружу, а Иво, как он ей представился, если она правильно поняла, не мог этого сделать.
— Смотри, что я нашла, — приносила она разного. Сначала очень было страшно, но потом уже не так.
— Данке, — он смотрел на странную девушку, и сейчас уже улыбался ей.
— Хорошо, — кивала она головой, и улыбалась парню в ответ.
— Ком хер (иди сюда), — как-то подозвал он девушку жестом.
— Что? — она подошла.
— Красавица, — сказал он с большим акцентом.
— Спасибо, — она зарделась, ей тоже нравился этот симпатичный нерусский молодой человек.