- Ты ночью во сне смеялся, что снилось? ‒ мать поставила тарелку перед Вадимом.
‒ Смеялся? ‒ Вадим начал водить ложкой, создавая причудливые контуры в густой манке, ‒ да, приснилось что я умер, а на самом деле не умер. Вроде стою в углу и наблюдаю, как вокруг бегают люди.
‒ Чушь какая.
‒ Чушь, ‒ Вадим благодушно усмехнулся, ‒ но смешно.
‒ Ничего смешного. Что с работой думаешь, ‒ резко поменяла она тему разговора, ‒ уже неделю сидишь.
‒ Сижу. Жду.
‒ Чего ждёшь?
‒ Марат сказал, на следующей неделе у него место главного программиста освобождается. Он меня возьмёт.
‒ Возьмёт… а сейчас на что жить собираешься?
‒ Заначка есть. Устроюсь, попрошу аванс. Марат не откажет. Слушай, тебе денег не хватает?
‒ Мне хватает, а вот твоя бывшая позвонит, скажет, денег давай, что тогда?
‒ Сам разберусь. Тебе зачем это? Не порть утро, ‒ Вадим поднялся, поставил тарелку в раковину, ‒ я к себе. Спасибо.
‒ На здоровье. Денег дай, в магазин пойду.
Вадим вернулся со смартфоном, из которого раздавались звуки танго, положил его на стол.
‒ Давай потанцуем, ‒ он подхватил мать и повёл в танце, смеясь и подпевая. На последних аккордах сделал разворот и опустил её на руку.
‒ Весь в отца, тому тоже, лишь бы веселиться было. Довеселился…
‒ Да ладно, живём один раз. Что ещё делать если не веселиться, держи, ‒ он протянул деньги.
Зазвонил мобильный.
‒ Это правда? Тебя уволили?
‒ Здравствуй, дорогая.
‒ Я тебе не дорогая. За садик надо заплатить.
‒ А говоришь не дорогая. А что твой олигарх?
‒ Он, во-первых, не олигарх, а потом, с чего он должен содержать чужого ребёнка?
‒ Ну, чужую жену он ведь содержит.
‒ Вот об этом я тоже хотела поговорить. Я на развод подала. Через месяц в суд. Уж будь добр, без твоих обычных шуток. Давай всё сделаем по-человечески.
‒ Давай, ‒ Вадим засмеялся.
‒ Что ты всё смеёшься.
‒ А что, плакать? Ты вон, не плачешь.
‒ Что за дурацкая привычка всё переворачивать. Ладно, ты так и не ответил, тебя уволили?
‒ Уволили.
‒ И?
‒ Катя, деньги я тебе на карту переведу. Остальное мои проблемы. … я возвращаю ваш портрет, и о любви вас не молю...
‒ Да иди ты.
Вадим снова рассмеялся уже в ответ глухим гудкам:
‒ Иду. Дорогая, иду.
‒ Ну, что я говорила, ‒ мать хмыкнула, ‒ стерва.
‒ Да брось ты. О, Марат звонит. Да, привет, сейчас, подожди, я к себе в комнату зайду. Ну, как дела?
На том конце пробасили:
‒ Пойдёт. Сегодня у меня день рождения, не забыл?
‒ Не забыл. Поздравляю.
‒ Ага! Вечером отметим в сауне. Я за тобой машину пришлю.
Вадим не успел отключить телефон, как тот снова призывно зазвонил.
‒ Слушаю.
‒ Вадим, это Виктор Александрович. Необходимо, чтобы ты подъехал.
‒ Но я вроде всё сдал. Чего-то не хватает?
‒ Всё нормально, просто ты нужен. Ненадолго.
‒ Хорошо, заеду.
Вадим переоделся, подхватил ключи от машины.
‒ Мам, я на работу съезжу.
‒ На какую работу?
‒ На старую, начальник звонил.
‒ Обратно зовёт?
‒ Да вряд ли, может что с программой. Я ненадолго.
В коридоре стояла сумка, с которой мать ездила на дачу, на трюмо валялся моток верёвки.
‒ Ты на дачу собралась?
‒ Да, через два часа Николаич заедет, заберёт.
‒ А что за верёвка?
‒ На антресолях нашла, хочу Николаичу отдать, ему в хозяйстве сгодится.
‒ Ты, если хочешь Николаичу угодить, лучше беленькой захвати.
‒ Опять твои шутки.
‒ А может вам поженится?
‒ Ну это не твоё дело, сама разберусь. Лучше думай за работу. Я тебя содержать не собираюсь. Да и с жильём тоже решай, а то гляди, сыграл в благородство, квартиру бывшей, а сам ко мне на шею. А я на старости лет хочу для себя пожить.
‒ Поживёшь, не переживай. Я не задержусь.
‒ Надеюсь. Ключи не забудь, я до понедельника на даче. И за что мне всё это, ‒ мать раздраженно махнула рукой и захлопнула дверь.
Замок щелкнул зло: «халк…халк…».
«Сам Халк», ‒ в ответ хмыкнул Вадим.
Машина стояла, прижавшись пошарпанным боком к стене дома. Кому-то, похоже, она помешала: на передней двери гнилым яблоком написали неприличное слово. Вадим взял огрызок, лежащий на капоте, и нарисовал поверх неприличия сердце, сел в машину, повернул ключ зажигания. Старенькая «тойота» фыркнула и заглохла.
‒ И что тебе не нравится?
Машина упрямо молчала.
‒ Да и ладно, прогуляюсь.
Он вышел и зашагал к остановке. Солнце пробивалось через листву, Вадим подставил лучам лицо, зажмурился и налетел на девушку.
‒ Глаза разуй.
‒ Простите.
‒ Идиот.
‒ А вы красавица, ‒ Вадим лучезарно улыбнулся.
На фирме Виктор Александрович деловито поздоровался, и, придерживая Вадима за локоть, повёл к его недавнему рабочему месту.
‒ Вот, покажи молодому человеку, что тут у тебя.
‒ Вы же говорили, что он ас, ‒ Вадим разглядывал тщедушного парня лет двадцати.
‒ Ты покажи, покажи, ‒ ничуть не смущаясь, напирал бывший начальник.
Вадим стал расспрашивать у парня, что ему непонятно. Оказалось, что непонятно всё.
‒ Виктор Александрович, да тут полностью учить нужно. Мы так не договаривались. Вы, когда меня увольняли, сказали, что я не соответствую. Что придёт более грамотный сотрудник.
‒ Он и пришёл.
‒ Я вижу. Ко мне какие вопросы. Он всё это должен знать сам. Это стандартные программы.
‒ Вадим, ‒ голос бывшего напрягся.
‒ Я пойду, Виктор Александрович.
‒ Да я тебе такую характеристику выдам, тебя не одна, уважающая себя, компания не возьмёт.
‒ Выдавайте, ‒ Вадим широко улыбнулся, похлопал экс шефа по плечу, развернулся и вышел.
‒ Ну, ну, посмейся, пока можешь, ‒ зло крикнул тот в спину, но Вадим не обернулся, лишь помахал поднятой вверх рукой.
В коридоре его встретил бывший коллега:
‒ Привет, за расчётом? Видел этого? Племянник шефа. Тупой, как валенок.
‒ Я заметил. Ладно, мне пора, ‒ ничего больше не ответив, Вадим вышел, улыбаясь.
В табачном магазине густо пахло роскошью и деньгами. На подставках в витрине красовались пухлые, как рембрандтовские девы, лакированные и матовые трубки, медово янтарные, бордово рубиновые, чёрные. Табак, в красочных брикетах и круглых, словно из под монпансье жестяных банках, был разложен на бордовой бархатной ткани под стеклом витрины.
Продавец, мужчина лет сорока, бородатый, с чуть подкрученными усами, отшлифовано-брутальный, стоял за прилавком с дежурной улыбкой.
‒ Мне подарок другу, ‒ обратился к нему Вадим.
Тот внимательно оглядел покупателя, оценивая его денежные возможности. Вадим прикинул остаток денег на карте:
‒ Трубку и табак. Дорогих, но в пределах разумного.
‒ Трубку подберём. А какой табак предпочитает ваш друг?
‒ Он курит Петерсон «Ирландский дуб».
Продавец кивнул, достал жестяную банку с оливковой этикеткой:
‒ Хороший выбор, ‒ улыбнулся, от чего его усы приподнялись, обнажив зубы. ‒ Теперь с трубкой. Если позволите, я предложу вам эту. Новая вещь, и такой у вашего друга точно нет. Авторская работа, ‒ продавец поставил перед ним матовую трубку глубокого чёрного цвета. ‒ Обещаю, ваш друг оценит её по достоинству.
Вадим глянул на ценник, вместе с табаком это практически все его сбережения. Хотя… на следующей неделе у него будет новая работа с большим окладом. А мелочиться на подарок лучшему другу, причём будущему работодателю, это по-жлобски.
‒ Беру.
Из магазина он вышел с коробкой, обёрнутой в коричневую бумагу и практически пустой кредиткой.
Дома никого не было, мать уехала. На трюмо осталась лежать верёвка. Вадим покрутил моток в руках и кинул обратно, тот упал на пол, но поднимать было лень. Он пошёл в комнату и завалился спать. Снился отец, он смеялся, шутил, подкидывал маленького Вадима к потолку и приговаривал: «полетели, полетели».
Сон прервал телефонный звонок:
‒ Ты собрался? Водитель уже подъезжает.
Сауна была отменной. Вадим парился, нырял в бассейн, снова парился. После долго тёрся мочалкой, под сильными струями душа. И снова сауна, бассейн, сауна.
Разморённый он упал на диван.
‒ Подарок, ‒ кивнул он на коричневую коробку.
Марат содрал обертку и извлёк банку с табаком и деревянную коробку. Открыв её, он присвистнул:
‒ Вот, чертяка! Ну угодил, угодил, ‒ он с любовью разглядывал чёрную красавицу.
Вадим, блаженно улыбаясь, смотрел на манипуляции друга. Наконец, заклубился серый бархатный дымок, разнося аромат дорогого табака.
Вадим прикрыл глаза, опьянённый чистотой и запахом никотина.
Голос Марата вырвал из сладкой дремоты:
‒ По поводу работы. Я тебе место обещал в головном офисе. Ты извини, пока не выйдет. Тесть своего протеже привёл. Я не мог отказать, сам понимаешь. Ну, думаю, с твоим уровнем тебя хоть куда возьмут.
Вадим открыл глаза, Марат затянулся. Вадим смотрел как в чёрном жерле вспыхивает бордовое пятно, а через секунду к потолку подымается серый дым.
‒ Да, не вопрос. Конечно понимаю.
‒ Без обид?
‒ Без обид, ‒ рассмеялся Вадим.
Потом они пили «Хеннеси» и закусывали чёрной икрой, завёрнутой в блинчики, лососем, жирным паштетом на тонких кусочках поджаренного хлеба. Вадим травил анекдоты, и они хохотали до слёз.
Вернулся он домой за полночь. В темном коридоре споткнулся и чуть не упал. Включил свет, это была верёвка, забытая матерью. Вадим поднял её, прошёл в комнату и бросил на кровать. Залез в шифоньер, достал набор для душа, подаренный женой в позапрошлый год на двадцать третье февраля. Гель он еще тогда использовал. А мыло так и осталось. Из разорванной упаковки выпал белоснежный, маслянистый на ощупь кусок, пахнущий замшей и хвоей. Сев на кровать, Вадим распутал верёвку и принялся тщательно натирать её мылом, от чего та стала скользкой, с влекущим ароматом леса и кожи.
Петля получилась отменной. Вадим подёргал её, убеждаясь, что крюк надёжный. «Отца выдержал, меня тоже должен…».
‒ Что, папа, посмеёмся, когда встретимся?
Ноги судорожно задёргались и замерли, руки безвольно повисли. На пол, словно сухой лист, опустилась чёрно-белая фотография, на которой молодой мужчина подкидывает толстощёкого малыша и оба беззаботно смеются…
Автор: ЛюбовьТк
Источник: https://litclubbs.ru/articles/23114-posmeyomsja-papa.html
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также: