Жара. Ровное и тихое напряжение. Звон воздуха улавливается не ухом, а всеми клетками тела. Глаза и кожа впитывают ощущение его неподвижности. Нервы доводят до мозга.
В ограде избы прохладно, но эта прохлада послушна и благостна. Она не нарушает гармонии дня, не вступает в ссору с жарой. Всё сливается в картинку, которая будет жить с тобой, пока ты жив, а это значит – вечно. Вечность – она заключена в человеке, а не в его мыслях о ней.
И кто может объяснить, почему именно эта ограда деревенского дома и это зафиксированное в детской памяти ощущение летнего дня встают передо мной, когда я вспоминаю о своей бабушке. Не только эти и не всегда они, но чаще всего я вижу именно их.
Бабушка нюхала табак. Не курила, как курит половина нынешних, а именно что нюхала. Очень была довольна, когда чихание выбивало у нее слезу. Кряхтя и кашляя, одобряла: "Глико сколь ядрен!". Моя бабушка, которую все звали Степановной, была признанной знахаркой. Я уже описывал, как шестилетним ходил в паре с ней по клиентуре, нося корзинку, в которую укладывался гонорар – куриные яйца.
Бабушка долго держала ульи и на своем осырке (так на Вятке называют огороды) орудовала не хуже других признанных мастеров этого дела. Из-за бабушки и других пчеломастеров нас, пацанов, неизбежно все лето жалили пчелы. Однажды я взял на себя труд статистика, и получилось, что за каникулы эти проклятые насекомые наградили меня 32 укусами.
Бабушка извлекала из них пользу не только через добычу меда. Бывало, что, встав перед ульем, экспонировала пчелам обнаженную ревматическую поясницу, провоцируя их на целебные, как она утверждала, укусы. Тем самым она заметно вырастала в наших детских глазах. Пчел мы ненавидели и боялись. Но до настоящих небес ее героизм вырастал тогда, когда она – ужасная картина! – усаживалась в муравейник и некоторое время сидела на нем верхом, не обращая внимания на ужас, написанный на моем лице. Муравьев мы точно не боялись, но в муравейник все же не садились.
В своей повседневной практике моя Анастасия Степановна не была связана никакими путами педагогики. Все ее обращение с нами шло от натуры и от полученного ею самой воспитания. Случалось, что, оказавшись в очередной раз мобилизованной нашими трудящимися родителями, бабушка приезжала к нам надолго. В моем детстве, так же, как и в ранние годы следующей за мной сестры, вариант детского сада отсутствовал, и отец призывал для пригляда за нами свою мать. Бабушка в моем воспитании охотно прибегала к ремню. Сейчас я заметно больше склонен думать, что был достоин подобного педагогического подхода. Тогда такой убежденностью похвастаться не мог. Спасала круглая – модная для того времени – форма обеденного стола в нашей единственной комнате. Изредка в беготне вокруг него мне удавалось сильно измотать противника и уйти от наказания. Главное было суметь в процессе постоянно выдерживать противопозицию. Не выдержал – проиграл.
Поначалу наша коммуналка делилась между семьей моего отца и семьей его младшего брата. У Степановны, как и у любой самостоятельной свекрови, были устоявшиеся счеты со своей невесткой, моей тетей. Однажды, в пятилетнем возрасте, я принял посильное участие в наиболее эпохальной из их ссор.
Выдирание волос друг у друга началосьу женщин в положении стоя. Но потом,динамика схватки закономерно привела их к борьбе лежа на полу. Я, естественно, плакал. Нет, не плакал - ревел. Точно скажу, что ревел за бабушку. В том смысле, что надеялся своим громким плачем помочь именно ей. Я её любил.
Отец, знавший неукротимый нрав своей матери и вздорный, задиристый характер жены брата, в конце концов поменялся комнатами с соседом по площадке, переехав из двухкомнатной в трехкомнатную коммуналку.
Бабушка была совершенно органичным человеком, минимально испорченным цивилизацией. Очень естественным, но при этом не простым. Уж никак не скажешь про нее: вот человек без всякой хитрецы. Главным в ней было умение противостоять жизни. Не помню, чтобы она на что-то жаловалась. Своим примером помогла прийти к простой истине: пока человек жив, всегда на земле найдется кто-то другой, кому в данный момент хуже, чем тебе. Над нами, своими внуками, Степановна совершенно не сюсюкала, но при этом умела умиляться. Она нас любила.
Неровный человек моя бабушка? Неровный. Гораздо более неровный, чем мне удалось описать. Но было у нее сильное качество – развитая эмпатия. Как умела, как могла, она расшифровывала наши детские переживания и, где словом, а где делом, помогала нам разобраться и решить наши проблемы. Если говорить о близких, то это, наверное, самое главное качество в родственных отношениях. Но в таком разрезе можно рассматривать не только близких, но и вообще важных для нас по жизни людей.
Правда, в подобных случаях дело осложняется другими факторами. По мне, так даже не осложняется, а сильно индивидуализируется в зависимости от шкалы ценностей и предпочтений, выстроенной конкретным человеком. Скажем, если речь идет о качествах людей, оказывающих важное влияние на различные сферы жизни общества, то в людской оценке часто на второй план отходят человеческие черты персоны. Это понятно: гражданин предположительно поставлен на свой пост для того, чтобы обеспечивать наиболее рациональный ход дела на порученном ему участке (увы, не всегда для этого поставлен и не всегда на этом стоит). По исполнению данной задачи, получается, его и следует судить. И тогда наиболее подходящим для этой функции представляется идеально сконструированный робот.
Не буду спорить ни со сторонниками робота, ни с самим оным, коли тот захочет оспорить право на свое место. Но моя принадлежность к племени ветеранов все-таки должна подкрепляться ценностями, которые накопил сей отряд нетрудового населения. Например, ретроградством. Главное в моем ретроградстве – восхищение человеческим в человеке. От робота не убудет: ему обеспечено почитание со стороны технически подкованной молодежи. Да правда, и я не буду шибко возбуждаться: пусть пыхтит, пусть трудится робот - любить-то его пока не заставляют.
Осмелившись попереть против коллектива, осмелюсь пойти еще дальше. Не верю, что человек-робот (пока его, начинив нужными железками, не превратят в настоящего робота) способен сделать для людей что-то ценное. На круг человек-робот может сделать больше, чем человек-неробот, но обязательно при этом выскочат явные или неявные отрицательные последствия сделанного.
Когда-то, в молодости, я больше всего восхищался человеческим умом. Давненько уже выше ума я ставлю человеческую доброту. Не могу сказать, что в этом имею много союзников.
Интересно, что в царстве рациональности и чистогана, как определяли прежде Запад, который успел к настоящему времени коллективизироваться, мне кажется, существует больший, чем у нас спрос на человечность. При том, что у них жизнь управляется законами, а у нас – понятиями, у них – если нельзя, то нельзя, а у нас – если хочется, то можно… То есть у нас при случае человечку помочь вполне могут. При этом наш народ в высшем руководителе – а он у нас определяет чрезвычайно много – однозначно предпочитает видеть бездушного робота, а не живого человека. Сколько прошло в истории, казалось бы, харизматичных людей, но всех их порицали, ценя при этом бездушных сухарей. И ладно бы, если бы это касалось только результатов деятельности. Нет, людям оказывается ненавистной любая человеческая черта, грозящая низвести руководителя с высот небожителя к их собственному уровню. А если суровый барин изволит на выезде побаловать народ шуткой, то это не забывается и передается изустно от поколения к поколению.
Сейчас читаю эпопею о Гарри Поттере. Раньше надеялся проскочить на шармачка, но в последние недели в общении со внуками оказался разоблачен как вопиюще дремучий дедушка. Приходится самообразовываться. Есть там герой, упоминаемый как Тот-Кого-Все-Знают. Наш Тот-Кого мне представляется человеком, совершенно лишенным эмпатии. Может быть, я ошибаюсь в этом - и даже скорее всего: вряд ли с таким утверждением согласятся его друзья по олигархату. Однако уж яркой-то индивидуальностью он точно не наделен. Периодически специально обученные люди пытаются ему подрисовать что-нибудь такое-этакое. Но все их усилия идут в сторону придания образу мужественности, неукротимости и чего-то подобного в этом направлении. А вот добрым человеком я его представить не могу.
Ему, наверное, и без доброты хорошо. Ну и нам оно не нужно. От этого-то ли нашего единства и созвучности с деятельным руководством дела у нас идут даже лучше, чем мы задумывали. За год достигнуты прекрасные цифры по уничтожению боевиков. В последующие годы по планам предстоит уничтожить еще больше.
ДО НАСТУПЛЕНИЯ 2030 ГОДА ОСТАЕТСЯ 2474 ДНЯ (ПОЧЕМУ Я ВЕДУ ЭТОТ ОТСЧЕТ, СМ. В "ЧЕГО НАМ НЕ ХВАТАЛО ДЛЯ РЫВКА")