То, что «дурная голова ногам покоя не дает», хорошо известно многим. Знакома, думаю, и такая нехитрая истина, что многие беды сыпятся на черепную коробку людей из-за дурости и жадности начальства.
Безусловно, головотяпством и раздолбайством русского человека удивить сложно. Но, тем не менее, бывают ситуации, когда от осознания идиотизма содеянного просто отвисает челюсть…
Воистину, глупости «все возрасты покорны» и она не знает ни времени, ни границ…
****
9 октября 1880 года в Самаре на 76-м году жизни скончался генерал-майор Иван Петрович Голев (1805 – 1880), герой обороны Севастополя 1854-55 г.г., бывший в то время начальником пехоты 3-го отделения оборонительной линии.
За свои заслуги в Крымскую войну Голев был награжден в 1854 году орденом св. Владимира 3-й степени с мечами за Силистрию и в 1855 году дважды получил золотое оружие с надписью «За храбрость». Тогда же он был произведен в генерал-майоры и назначен командиром 2-й бригады 10-й пехотной дивизии, но уже вскоре по болезни вышел в отставку.
В журнале «Русская старина», за 1881 год, был помещен некролог, написанный его сослуживцем Петром Владимировичем Алабиным (1824 – 1896), служившем в чине капитана в Охотском егерском полку и пробывшем в севастопольском гарнизоне 6 месяцев и 28 дней.
В некрологе Алабин приводил уникальные свидетельства из рассказов Голева о русско-турецкой войне 1828-29 г.г., в которой тот принимал участие, будучи прапорщиком Томского егерского полка.
Там Голев был в сражениях при Калафате и Бойлештах, при взятии штурмом Ралова, и за отличия в сражении при Бойлештах 7 января 1829 года произведен в поручики.
«Главное не война, главное – маневры». На практике эта житейская мудрость означала, что армейский быт был превыше всего – сложнее всего прожить в мирной обстановке без происшествий длительное время.
Голев вспоминает:
«… По окончании турецкой кампании, наши армии воротились в Россию, оставив в Молдо-Валахии, впредь до уплаты условленной по Адрианопольскому миру когнтрибуции, дивизию кавалерии, с соответствующим числом артиллерии и казаков. При отбытии наших войск нигде не было никакого признака чумы. Оставшаяся на оккупацию пехота с артиллерией была размещена в крепости Силистрия и на десятиверстном вокруг ее пространстве, причем селения и деревни, леса и воды этого района были отданы в распоряжение оккупационных войск. Те турки этого района, у которых были еще какие-нибудь средства, эмигрировали, остались только совершенные бедняки, да болгаре не покидали своих жилищ.
Комендант крепости, инженерный генерал Рупперт, предложил оккупационным войскам на топливо, варку пищи и печение хлеба получать деньгами, по утвержденным ценам, приняв на себя заботу о заготовке необходимого материала. Разумеется, такое распоряжение пришлось очень по сердцу полковым командирам, которые и поспешили условиться с ротными командирами об отпуске им некоторых сумм с тем, чтобы сами роты заготовляли себе топливо…»
В общем, понятно, куда и как были потрачены эти выделенные средства. Солдатам же «было приказано»…
«… Дело закипело. Пошла усиленная рубка лесов в окрестностях Силистрии; но однажды, а именно, в Николин день, 6 декабря 1830 года, случилось, что в одной из рот Томского полка, в котором служил Голев, не оказалось дров, и ротный командир, по случаю большого праздника, пожалел посылать солдат за несколько верст в лес, приказав фельдфебелю достать где-нибудь топлива поближе…».
«Поближе» в реалии означало следовало, конечно, включить голову и здравый рассудок, однако, видимо у всех участвовавших в этом процессе лиц он был отключен напрочь.
«… Силистрия, как и все турецкие города, не только окружена мусульманскими кладбищам, но и изобилует ими в самой городской черте.
Турки хоронят своих мертвых без гробов. Они кладут тело в неглубокую могилу и над покойником устраивают нечто в роде односкатной крыши, причем доски и бревнышки, служащие материалом для таковой, одним концом упираются в дно могилы, а другим, часто, торчат на ее поверхностью. С одного из таких, ближайших к городу кладбищ, солдаты и натаскали досок и бревнышек, повыдергав их из могил…»
В общем, как и предполагалось, результат был налицо.
«… На утро, когда все в этой роте поднялись, видят, что люди, доставлявшие накануне дрова, не встают. Сначала думали – утомились. Дали им выспаться, опять поглядели – спят. Чтобы такое значило? Разбудили их, растолкали, видят - они в каком-то неестественном состоянии. Разумеется, их тотчас стащили в лазарет…».
Приключения, конечно, на это не заканчивались. И «вторая часть марлезонского балета» следовала незамедлительно.
«… Там полковой штаб-лекарь Томского полка Лукин, вместо того, чтобы осмотреть этих людей внимательно и определить их болезнь возможно точнее, отнесся к ним небрежно, признав их пьяными и не приняв никаких мер к их излечению. К утру все эти люди умерли. Когда же их раздели и увидели на их теле черные пятна, то и это не образумело Лукина - он признал пятна следствием гастрической лихорадки.
Через день в лазарете Лукина умер фельдшер, осматривавший умерших солдат, а затем чума вступила в свои права и пошла косить людей! Но Лукин, боясь следствия и тяжелых для себя его результатов, скрывал от начальства ужасную истину, показывая, что сильное заболевание и смертность происходят от обыкновенных болезней!...».
«Сколь веревочке не виться, конец близок». Особенно, когда дело доходит до самого высокого начальства:
«… Однако, этот страшный секрет долго удержать было невозможно: о появлении чумы сделалось известным начальству и тотчас наехало в Силистрию множество следователей, присланных Киселевым, тогда председателем диванов княжеств. Конечно, следователи не могли остановить эпидемии; она развилась тем с большей силой и быстротой, что войска стояли очень скученно в городе и крепости, а вывести их в лагерь было невозможно, потому что еще лежал снег. Наконец, настал февраль; снег стаял; войска поставили лагерем, приняли строжайшие карантинные меры; затем эпидемия вскоре начала ослабевать, успев однако похитить огромное число жертв, как в наших войсках, так и из числа местных жителей…»
****
Ну и чему, спросите Вы, в итоге научила эта печальная история? А вот чему – свидетельствует далее Голев:
«… Штаб-лекаря Лукина, вместо того, чтобы расстрелять за преступную небрежность, следствием обнаруженную и бывшую причиной гибели стольких людей, назначили главным медиком устроенного тогда чумного отделения, причем он вынужден был провесть 3 месяца удаленным от всего мира, посреди зачумленных, безвыходно в их лагере. В эти роковые три месяца, Лукин спился с кругу и обратился в какое-то подобие дикого зверя…» .
Хорошо, что не наградили хоть…