А мне приснился странный сон.
Деревья. Осень. Лица, лица.
Лист тихо падал, невесом,
И шелестели книг страницы.
И что-то важное найти
Я в них, наверное, хотела…
И это был конец пути.
Но нет у тех страниц предела…
Жорж положил листок на стул и дотронулся до спящей Нины.
- Нинок, это ты написала?
- Да…
- Мне нравится. А тебе правда приснился такой сон?
Нина, наконец, проснулась и села в кровати.
- Конечно. Я потому и решила его записать. А стихи получились случайно.
- Надо же! Какая ты… светлая. И тихая, проникновенная лирика. Не ожидал… А какие книги тебе приснились?
- Я не знаю. Что-то космическое. Вернее, астрономическое. Я таких книг никогда не читала. И в школе у нас астрономии не было. Но, понимаешь, я ведь сейчас, как и ты, нацелена на одно. Мозги движутся в одном направлении. А какая-то сила этому помогает. Я просто чувствую. Так что сон – не просто так.
- Конечно. Я потому и спрашиваю. И опять меня поражают твои рассуждения! Вот я вырос в семье, где на мое образование, воспитание тратились огромные деньги. А ты – в какой-то глухой деревне. Но я – извини, если уже говорил это тебе - не чувствую разницы. И не перестаю удивляться. Так что давай-ка тихонько вспоминай все детали своего сна. Иди по нему, так сказать, мелкими шажками…
А между тем с кухни, где сейчас находились хозяева, донеслось:
- Какой тебе супчик сварить?
- Вкусный. Такой, какой ты никогда не варишь.
Они улыбнулись – им нравилось такое шутейное общение этой немолодой пары.
- Бессовестный! И это ты говоришь, когда у нас гости! А ты… ты… Ты вчера разбросал свою одежду! Ничего не повесил на место! Нет, ну ты просто какой-то… разгильдяй!
- Дорогая, ты преувеличиваешь мои недостатки. Ты – мое увеличительное стекло!
Нина вздрогнула. Стекло. Либо нечто, похожее на стекло. Оно фигурировало во сне. Она сказала об этом Жоржу.
- Какие-то звездные скопления. Их отражения – словно на стекле. И что-то про магнитное поле. Да, там было слово – общее. Общее магнитное поле…
- Ну, считается, что оно существует в Галактике. Общее магнитное поле. Я никогда не занимался астрономией специально, но помню – учитель говорил про какие-то силовые линии. О, вот что было интересно – магнитное поле может удерживать космические лучи, которые появляются при вспышках сверхновых звезд. Но некоторые из этих лучей, а, может, их частички могут выходить из общего потока и тогда они образуют что-то типа короны Галактики. Такую сферу, которая не излучает света. Все это связано с радиоизлучением.
- Знаешь, вот как перед закрытой дверью стою. Я – об этом сне. Ты пытаешься ее приоткрыть, но мне мало этой щелки. Я ничего не вижу. Пока.
- Молодые люди, завтракать!
Они привели себя в порядок и с удовольствием пошли на кухню – вчерашние обед и ужин им очень понравились. Нине понравился и город. Вчера они решили особенно не напрягаться – просто осмотреться. Побывали на набережной. В музее. На художественной выставке в доме Дворянского собрания. Сходили в женский монастырь. Старались ни к чему особенно не приглядываться, не разбрасывать силы, а сначала как бы адаптироваться в пространстве, посвятив все, что их окружает, своим целям. Дома, деревья, улицы, асфальт, сам воздух этого города. В монастыре Нину поразила икона Серафима Саровского. Она была выполнена просто и странно – отец Серафим был похож там на простого мужика, который смотрел на людей и улыбался. Либо казалось, что он улыбается. Нине это очень понравилось.
Прошлись они и по центральной улице. Никаких «хвостов» за собой не заметили. Зато заприметили один очень, очень интересный дом. Двухэтажный, каменный, с лепниной по фасаду. Когда были в Дворянском собрании, видели его фотографию и узнали, что когда-то, более ста, а, может, и двухсот лет назад там находилась городская библиотека. А дом этот принадлежал богатому купцу. И фамилия его значилась. Только она молодым людям ни о чем не говорила. Одна вещь их поразила чрезвычайно – дом был старый, а лепнина совершенно новая. Очевидно, ее только что отреставрировали. Возле этого дома стояло несколько человек. Они о чем-то горячо спорили. Молодые люди подошли поближе, прислушались.
- Надо сказать, - заметил мужчина с сумкой через плечо.
- Чего сказать? Написать надо. И с подписями отправить. Они хотя бы с фотографией сверились, - поддержал его пожилой человек в военной форме.
- А вы-то где были? Чего не подсказали, когда они все это присобачивали? – спросила дотошная женщина в домашней одежде. Создавалось впечатление, что она только-только вышла из этого дома на минутку, дабы тут же вернуться в свою квартиру.
- Присобачивали! Слова-то выбирайте! – возмутился военный. – Я и не видел. Нас же выселили. Это вы могли бы подсказать, соседи все-таки.
- Как я подскажу? Дом-то мой рядом, а не напротив. Это если бы напротив, я бы, может, заметила.
- А вообще-то я вот сейчас смотрю – какая разница? Что так, что этак, - вновь вклинился молодой.
- Ну конечно вам все равно. Вы тут не жили. Не смотрели каждый день на эти цветы и цифры, - ответил военный.
- Какие еще цифры?
- А вы вглядитесь. Вот слева, видите? Цветок с изгибом. Это как бы девятка. А была-то шестерка!
- Но ведь цветок остался!
- Ну и что, что остался? Нарушена симметрия. И вообще – порядок вещей. Потому что дальше в этих цветах и кольцах скрываются другие числа, и они все давно стали родные друг другу, а тут…
Жорж не выдержал, и, оставив Нину стоять с другими зеваками, подошел к военному.
- Вы совершенно правы. Нарушена целостность фасада.
- А то!
- Я впервые вижу этот дом, впервые вглядываюсь в цифры. Очевидно, они имеют какой-то смысл…
- Имели. Так говорят. Такая легенда, - ответил военный. – Я, знаете, вырос тут, и мы, дети, эти цифры наизусть знали. Думаю, мы их и заметили. Взрослым как-то не до того было. А эти мастера… Мало того, что цифру перевернули, фасад испортили, так еще и крышу, заразы, покрыли так, что после первого же дождя дом пришел в негодность. Двести лет простоял, до наших городских властей.
Жорж, продолжая стоять рядом с военным, шепотом, но так, чтобы тому было слышно, произносил:
- Шесть… То есть теперь – девять. Два… А пятерка какая красивая… Девять. Пять. Два. Шесть. Да… Справа шестерка и слева должна быть тоже шестерка. Очевидно. А цифры странно расположены. Одни выше, другие ниже. Интересно, почему?
- Все над этим голову ломали, - охотно ответил военный. – Думаю, здесь что-то зашифровано. Слухи ходили, что купец где-то клад закопал. А это – ориентиры. Ох, мы когда были маленькие, чего только ни делали! И землю копали, и стены простукивали. Все искали. У нас, знаете, девчонка одна была, Наташка, так даже стенку в одном месте долбать принялась. Ох и попало же ей за это! Кстати, известная личность сейчас. Писательница. В Москве живет. Но здесь часто бывает. Ностальгия.
- Да вот ей и сказать бы. Ее и в администрации послушают, - подсказал Жорж.
- И то верно. Только ее еще найти надо.
- Наталью-то? Да на днях здесь была, сама ее видела, - проинформировала их дотошная соседка.
- И чего? Тоже возмущалась?
- Хм… Да, кажись, лепнину-то еще тогда не прилепили. Дом-то голый стоял.
Жорж отошел к Нине, покорно стоящей у молодого деревца – аккурат напротив перевернутой цифры.
- Что ты об этом думаешь?
- Интересно. Но лучше уйдем поскорее. Не нравится мне быть в центре каких-то событий. И… я сейчас вдруг вспомнила. Но это без всякой связи с цифрой перевернутой. Цыганка умерла на шестой койке. Цифра там была – шесть. И она все время переворачивалась…
- Да, тут связи быть не может. Разве что мистика.
Они вновь шли к набережной, только уже по другой улице.
- Интересно, как там твоя мама? Ничего не слышно?
- Пока нет. Думаю, тебя на людях оплакивает. Все же видели, что вы были дружны. Ведь так?
- Так-то так. Тут, в общем-то, все ясно. А вот как моя мама… Ничего про нее не знаю. Одно тебе скажу – она думает, что я умерла.
- Естественно, ей из тюрьмы сообщили.
- Нет, нет, раньше. Я в тюрьму попала под чужим именем. Так что я уже умирала однажды. И, представь, тоже тонула. Правда, мне пообещали, что маме дадут понять – я жива, мы еще обнимем друг друга. Но я не знаю, как все было на самом деле. Она могла поверить в мою смерть.
- Вот как… А настоящее твое имя…
- А я его не помню! Не знаю! Его нет, и все!
- Хорошо, хорошо, я ведь не настаиваю. Господи, Волга-то какая красавица! Течет себе, милая, родная, как время. Как годы…
- Она себя хорошо понимает. Высоко несет. И не обращает внимания на этих животных в обличии людишек, которые сбрасывают в нее всякие гадости, ядовитые отходы. Не губит их за это. Не топит. Несет свои воды тихо, спокойно. Королева!
- Опять ты меня удивляешь. Да тебе, как этой Наталье, о которой военный говорил, книги надо писать!
- Мне каяться надо. Только это – потом. Кстати, солнышко-то какое замечательное! И тень должна быть чистая, ясная. А? Давай и начнем с этой перевернутой лепнины. С этого дома. А что? Посмотрим.
- Да там, верно, еще людей много.
- Много – не пойдем в этот двор. Другие дворы, что рядом, можно обойти.
- Ох, Нинок, какая-то ты… и удивительная, и немного агрессивная становишься. Притормози. У меня еще нет уверенности, что вокруг нас все чисто. Вон тот прыщ на скамейке чего сидит? Там ветер, а он не уходит. Пост свой боится оставить, а?
- Прыщ на скамейке – абитуриент. За его спиной технический университет. Ждет результата – поступил, не поступил. Так думаю.
Они вновь подошли к дому с лепниной. Перед ним уже никого не было. То есть – люди стояли на остановке общественного транспорта, которая находилась аккурат возле этого дома. Они пристроились вместе с ними и еще раз осмотрели фасад. Потом не спеша зашли в магазинчик, занимавший часть этого дома, купили мороженое и осторожно вошли во двор.
- Мы зашли сюда только для того, чтобы найти скамейку, сесть и съесть мороженое.
- Конечно, Нинок. Исключительно для этого.
Скамейки во дворе не было. Но и солнце тоже исчезло – его закрыли облака. Так что тень они рассмотреть просто не успели. Зато их рассмотрела женщина, сидящая на ящике возле черного хода в магазинчик.
- Кого ищем? – спросила она.
- Да просто посидеть хотели. Думали, скамейка есть. Устали, - ответила Нина.
- А дак садитесь на ящики-то, тут их много. Вота!
Молодые люди сели.
- Нездешние?
- А почему вы так подумали?
- Так ведь давно тут живу, люди-то примелькались все. А чего вам в этом доме надо? А?
- Да мы же просто…
- Перестаньте! Тут такое творится, а вы – просто… Ни дня без приключений! Если бы я работала на телевидении, то поставила бы здесь камеру, скрытую, и такого бы наснимала! «След» смотрите по пятому каналу? Так это еще круче было бы!
- Ой, как вы интересно говорите! Но ведь дом-то, мы слышали, расселен. И что же тут может твориться? Ведьмы? Домовые? Призраки?
- Ну, призраки – это ведь убиенные. А тут вроде пока никого не убили. Но, видать, в этом доме есть какая-то тайна. Вот она всех и приманивает. Как магнитом.
Нина поразилась – магнит. Общее магнитное поле из ее сна. Неужели тут есть какая-то связь?
- И чего эти люди тут делают? В пустом доме?
- А бог их знает! Прячутся, ловят кого-то, бегают, дерутся. Да и во дворе стали шнырять, мы уж в оба глядим. Как бы к нам не залетели да не обокрали.
- Ну вообще-то бог с ним, с вашим домом! Нам не до этого. Мы вот пожениться хотим, так мне знать надо, что с нами будет. Вы гадать умеете?
- Нет. Врать не буду. Вранье это все.
- Я тоже так думала. И жених говорит – вранье. Но мне год назад цыганка гадала. И знаете – все-все сбылось!
- Цыганка, говорите? – насторожилась женщина.
- Да. Она даже имя жениха моего назвала. Хотя тогда мы и не знали друг друга. А теперь вот мы с Ванечкой…
- Нет! Не знаю никаких гадалок. Никаких цыганок. Пошла я, некогда мне с вами рассиживать.
Они встали вместе с ней и побрели к выходу. Завернув за дом, остановились. И услышали, как снова вышедшая во двор женщина стала разговаривать по мобильнику.
- Еще одна парочка объявилась. Молодые совсем. Он – Иван. Вроде хотят пожениться и гадалку ищут – судьбу узнать. Девица говорит – вот, мол, цыганка гадала как-то, так все и сбылось. Намекают, что опять им цыганка нужна. Ну, вопрос я уловила скрытый – не видела ли цыганку. Вот тебе и блин! Осада двора-то нашего, осада! И началась она именно после того, как эта бестия прокричала на весь мир…Слушайте, зовут меня. Перезвоню.
Да, дела. Пожалуй, сюда им соваться больше не стоит. Но как же быть? Надо все продумать. Ясно одно – этот дом представляет для них огромный интерес. Скорее всего, цыганка и была именно здесь. Жаль, что они не увидели нужную тень.
И тут как по заказу рассеялись тучи и весь двор засиял от ярких золотых солнечных лучей. И молодые люди - будь что будет! – пошли, не скрываясь, смотреть, изучать тень от этого загадочного дома. Они шли по ней, по этой кромке темного и светлого, светлого и темного, и Нина шептала – господи помилуй, надо же, один к одному… Один к одному… И флюгер на крыше шевелится от ветерка, и тень как живая… Взглянули на время – почти те самые цифры, что на рисунке цыганки. Они даже и не смотрели в сторону женщины, не знали, увидела она их или нет. Их сердца колотились от волнения и радости. Ушли вдруг все криминальные действа, люди, с ними связанные, и они оказались словно в доброй, волшебной сказке.
Они вышли со двора, обнявшись. Кажется, это были мгновения, когда оба твердо решили для себя никогда не расставаться.
Прошла половина суток, а это ощущение не проходило.
Поев, они удалились в свою комнату, уселись за стол, положили перед собой бумагу, ручки и стали думать. Можно было говорить вслух – они остались одни, хозяева отправились на рынок. Перед ними лежал рисунок цыганки. А еще они нарисовали фасад дома и обозначенные на нем в лепнине цифры: 6 2 5 9 5 2 6. Одни – выше, другие – ниже. Девятка – в середине.
- Девятка тут как бы главная, - предположил Жорж.
- Не факт.
- Я знаешь еще что заметил? Все цифры – в разных цветочных орнаментах. А у девятки нет ни цветов, ни листьев. Она голая. Этакая стилизованная загогулина.
- Может, чего-то недореставрировали?
- Нет, люди это сразу бы заметили. Все ведь обсуждали, ты же слышала. Видно, так и было. И если это – шифр, где искать, то, возможно, в самом просторном помещении.
- А судя по рисунку цыганки, искать надо, кажется, во дворе.
Они переключились на двор, изучая каждый миллиметр рисунка. В левом верхнем углу, под краешком тени цыганка прочертила прямую линию. Параллельную дому. А чуть правее центра всей этой картины был нарисован кружочек. А еще правее – нечто похожее на перевернутую каплю. Либо электрическую лампочку. В правой же стороне, но пониже располагался прямоугольник. Прямоугольничек.
- Нам бы – металлоискатель.
- И будет он пищать каждые полметра, уж поверь мне. В городских дворах вся земля утыкана железом. Хотя – не помешает. Но сначала и прежде всего головой надо думать.
- Ты прав. И я думаю. Но мне так хочется туда, на то место. Возможно, я смогла бы там сориентироваться. Ведь мои руки могут, умеют чувствовать. Вот если бы провести там хоть несколько часов… В пустом доме. И в пустом дворе.
Жорж понимал – да, это необходимо сделать. А еще ему просто не терпелось узнать всю родословную этого дома. Пойти в библиотеку, например, порыться в книгах местных краеведов. Можно даже сходить в какой-либо вуз на кафедру истории, поспрашивать там.
- А кем ты представишься? – спросила Нина, узнав о его планах.
- Мне не надо что-то выдумывать. Ты вот уж сколько со мной вместе, а ни разу не спросила, кто я и откуда. Где учился, крестился.
- Прости. Но я думала, что ты все равно не скажешь мне правду.
- Почему? Я – архитектор по образованию. И мне весьма интересно, как двести лет назад в маленьких провинциальных городах оформлялись, украшались богатые дома. Просто есть одна проблема. Она в тебе. Я боюсь оставлять тебя одну. Но к историкам-краеведам мне лучше все же отправиться без тебя. Разговор пойдет более профессионально, а, значит, и информации будет побольше.
- А ты работал архитектором?
- Пытался. Но все мои оригинальные предложения были отвергнуты. Это – в госструктурах. Зато богатые люди меня иной раз просто осаждали. По моим проектам построены особняки и в Подмосковье, и в глухой провинции. И здесь один есть, как-нибудь покажу.
Нина заверила его, что пока он добывает нужные сведения в библиотеке и в каком-то университете, а их тут несколько, она будет сидеть смирно в этой самой комнате и просто не двинется с места! Он взял с нее слово, что все будет именно так.
Но одной Нине сидеть не пришлось – ее позвала к себе вернувшаяся с рынка хозяйка. Она попросила Нину посидеть с ней и стала рассказывать о себе, о городе. Нина слушала плохо, она не уходила с кухни из вежливости, но думала о своем. А между тем хозяйка, оказывается, рассказывала о своей первой любви.
- Почти тридцать лет его не видела, так уж получилось. В одном городе, а все, видать, по разным улицам-то ходили. А сегодня мужа на работу отпустила, иду одна с рынка, а он в машину садится! В джип! И меня увидел. Я шепчу – Тихон, Тихон…
Толчок был сильным и Нина, придя в себя, переспросила:
- Тихон? Это… кто?
- Да первая моя любовь. Шестнадцать лет мне тогда было… Я в окно его увидела. Мы с подружкой шли мимо одного дома, а он там за столом сидел. С книжкой. Сейчас, небось, с автоматом Калашникова больше сидит…
- Почему вы так думаете?
- Да потому что с Лустером я его сейчас видела! У Лустера, значит, служит.
- А кто такой Лустер?
Нина задавала вопросы чисто механически, боясь откликнуться на свое состояние, то есть заглянуть в саму себя. Потому что сейчас там творилось что-то совершенно невообразимое. Как будто летишь в бездонном океане тьмы или света, непонятно, и вот увидел место, где можно остановиться, отдохнуть, но оно то приближается, то ускользает, и ты совершенно не понимаешь, в чем же дело…
- А Лустер – это наш местный бандюган! Хотя, может, теперь уж и не бандюган, а олигарх. Тоже местный.
- Нерусский, что ли? Или кличка у него такая?
- Кличка. Сергей Терентьевич Лугов. Но все зовут Лустером. Фамилия, имя и отчество – вместе. В одном стакане.
- А Тихон… Имя какое тихое. И редкое. Сейчас так и не называют…
- Не называют.
- Пойду полежу. Голова болит.
Нина действительно легла в постель. Она не понимала, что с ней творится. Часы-ходики: тик-так, тик-так… Она оглядела комнату – нет тут никаких часов. А они стучали, осторожно касаясь памяти – тик-так, тик-так… Тихон ходит тихо… Ниночку на ручки… Ниночка трусиха… В небе ходят тучки… Господи, какие тучки? Какая трусиха? Что за чушь лезет ей в голову? Какая сумятица в мыслях… Калейдоскоп… Тихон ходит тихо… Да какая ей разница, как он ходит! И кто он вообще такой, этот Тихон.
Нина позвала хозяйку и попросила ее хоть немного посидеть с ней и рассказать об этом самом Тихоне, заявив, что ее очень тронула старая любовная история.
- Я его издали любила. Ходила туда, где он был. Он меня не очень-то и замечал. И вот однажды я подошла к нему и сказала, что преданно его люблю. Что жить без него не могу. И в тот день он проводил меня до дома. И мы поцеловались. А через некоторое время он привел меня в свою мастерскую. Он ведь художник. Был. Сейчас не знаю, рисует ли. В мастерской-то все и случилось. Впервые в моей жизни. А потом… Так вышло, что у него появилась возможность поехать в Париж. На несколько лет. И он поехал. Я ему и сказать не успела, что беременна…
- Так ваш сын…
- Да. Это сынок его, Тихона. И очень на него похож. Мама твоего молодого человека тогда меня поддерживала. У меня иногда даже на хлеб денег не было. Никому не была нужна. Я ведь детдомовка.
- Но ведь вы, в конце концов, могли написать этому Тихону! Адрес-то его наверняка нетрудно было узнать у тех же художников.
- Да это так кажется, что не трудно. А ведь мне стыдно было. А потом я с мужем своим встретилась. Он в меня влюбился. И ребенка сразу как родного принял. Так вот я судьбу свою с ним и определила… А Тихона до сего дня – надо же – ни разу не видела! Только одну его картину храню. На стену не вешаю. Чтоб ничего не всколыхнулось. А хочешь, тебе покажу? Я сама ее выбрала. Один-единственный раз была у него дома, зашли буквально на несколько минут, а эта картина висела в прихожей. «Волшебные цветы» называлась. То есть – называется. Их у него две почему-то было. Большие «Волшебные цветы» и маленькие. Я маленькие взяла.
Нине действительно хотелось посмотреть на «Волшебные цветы». Ибо во время всего их разговора она пребывала в каком-то совершенно волшебном состоянии. Хозяйка сходила в кладовку и принесла оттуда небольшую стопку старых простыней и штор, между которыми, оказывается, и лежало полотно. Картина. Одна, без рамки. Женщина осторожно разместила ее на стуле перед Ниной. Девушке надо было сесть, чтобы разглядеть ее хорошенько. Она приподнялась, но в тот же миг рухнула на постель.
- Что с вами, Ниночка? Вами плохо?
- Они меня обожгли…
- Кто?
- Ваши «Волшебные цветы»…
Ах, как она тогда упала, убегая от этих огненных всполохов на картине! А потом у нее поднялась температура… И после, вот что удивительно, эти цветы снились ей много раз уже во взрослой жизни. И всегда обжигали ее огнем… Их надо было назвать вовсе не волшебными, а огненными. Это она и сказала хозяйке.
- Да¸ в них есть нечто… обжигающее. Я и по этой причине держу их подальше от глаз.
- Так вы говорите, он вас узнал…
- Мне показалось, что да. Он как-то чуть растерялся.
- А что, если вам его найти? А?
- Нет. Это будет предательство по отношению к мужу.
- Хотите, я его найду и все-все ему расскажу о вас. А вам – о нем.
- Нет, девочка. Не стоит. Я же сказала.
Но Нина уже мысленно была далеко от этой комнаты. Странные картины какого-то нереального прошлого захватили ее. Все отошло на второй план – и цыганка, и Жорж, и даже мама. А вот маленькая девочка, убегавшая от огненных цветов… Тихон ходит тихо…
- А как фамилия этого Тихона?
- Так Лугов же. Они с Лустером братья.
- Значит, он богатый человек. Очень богатый.
- Да уж не бедный.
- А где, вы сказали, резиденция этого самого Лустера?
- Я не сказала.
- Извините. Мне показалось. А ваш сын… Он скоро приедет?
- Скоро. Он почти каждый месяц у нас бывает. А живет в Москве.
- И прекрасно зарабатывает. И вы могли бы давно купить себе квартиру в хорошем кирпичном доме. Но не сделали этого по причине…
- Молчите. Пожалуйста. Я ничего не жду. Вам показалось.
И женщина решительно ушла на кухню, взяв с Нины слово, что та никогда и никому не расскажет об их разговоре. Конечно, она не расскажет. И как мог этот тихий Тихон, ведь имя определяет характер человека, изобразить такие обжигающие цветы? Как мог… Да чтобы их запомнили на всю жизнь! Запомнили и сидели вот так, как она сейчас, с бешено колотящимся сердцем! Это пламя, которое невозможно погасить! Значит, уже тогда, когда он их рисовал, то чувствовал опасность. Разгон семьи. Разлет. Было нечто целое, теплое, доброе и сердечное. А остались осколки. И без вмешательства темных сил тут, конечно, не обошлось. Но она-то, она-то как касается этих стен? Этого Тихона? Его волшебных цветов? Мысль о том, что все это пришло из какого-то сна, она отбросила. Ощущение той, давней реальности перевешивало. И пусть хозяйка ползает перед ней на коленях, она все равно найдет этого Тихона! Как сказала эта взволнованная и испуганная женщина? Лугов Сергей Терентьевич? Вот она и дойдет до этого Сергея – блин – Терентьевича! И прямо спросит у него, и у его братца, что общего между ее давними видениями-воспоминаниями и их разбойной, осколочной, бездарной, хоть и богатой жизнью?
Хозяйка включила на кухне телевизор, прослушала новости. Пришел ее муж.
- Представляешь, мост рухнул в Рио! В Рио-де-Жанейро.
- Что ж, дорогая, я туда теперь не поеду. Как же я без моста-то? А? Ну как?
Оба расхохотались. Она подала ему диетическую еду – рыбку с пюре. Тушеную, без масла. Для молодых людей хозяйка готовила другие блюда.
- О, я сейчас смотрю на свою тарелку и понимаю, что мы в блокаде. И нам никто не поможет.
Тут уж расхохоталась и Нина. Она правильно дала слово. Нельзя рушить жизнь этого прекрасного человека – оптимиста, светлого и доброго. Он много улыбается – чтобы всем было хорошо. Даже когда ему, наверное, плохо. Но она должна докопаться до огненных цветов… И пшеничного поля… И каких-то удивительных картинок… Иногда ей казалось – вот напряги она свою память, и они появятся перед ней. Но боялась это делать. Ей казалось – что-то может случиться с ее головой. Вообще с ее состоянием. Лучше оставить все как есть. И только сегодня она переменила это решение.
Странно, но Нина уснула. Ее разбудил Жорж. Он сообщил ей, что нашел историю дома, о котором им хотелось знать больше всего на свете – до середины девятнадцатого века в нем жила семья богатого купца. Однако позже он организовал здесь городскую библиотеку. В верхнем этаже находился большой читальный зал. В нем сохранилась прежняя лепнина, украшавшая потолок – в одной из краеведческих брошюр была даже ее фотография. Вел туда большой парадный вход с широкой лестницей. Стены этого парадного содержали настенную роспись. К сожалению, сейчас ее нет. Утеряна. Или просто замазана, а никто и не пытается ее восстанавливать. Скорее всего.
Нина слушала и удивлялась – как это стало далеко от нее. Жорж это заметил.
- О чем ты думаешь?
- О прошлом…
- Странно. Ты даже не заметила совпадения. Ведь цыганка перед смертью говорила тебе про книги. А в доме была именно библиотека!
- Да. Конечно.
Нина словно спустилась с другой планеты – в эту маленькую комнату. В нее вернулась жизнь – сегодняшняя, полная тревог и забот. И поисков.
- Надо же… Жоржик, но ведь это означает, что мы на правильном пути. Что мы не ошиблись! Как я рада. Да что рада – я просто счастлива!
- Ну, наконец-то! А то мне показалось, что ты какая-то неживая. Здесь, со мной – и где-то далеко… А ты молодец! Строчку-то свою помнишь в сегодняшнем стихотворении? «И шелестели книг страницы».
- И что-то важное найти
Я в них, наверное, хотела…
- Бесполезно! Книг-то нет. Одни стены.
- Стены… Но все обозначения цыганки – во дворе. И вообще хватит шептаться, хозяева невесть что заподозрят.
- Кстати, они нас скоро за стол пригласят? А то я проголодался.
Они прислушались. В кухне хозяйка упрекала мужа:
- У тебя сразу десять рубашек в ходу. Вон две висят, да две на кровати. Зачем сразу все? А сам без рубашки сидишь…
- А не сохранилась та, в которой я родился.
По комнатам будто волна смеха пронеслась. Ее нагнала вторая.
- Пойду отдохну, - сказал хозяин.
- Как ты можешь? К Мексике приближается ураган Барбара!
Хозяйка явно была достойна своего мужа. Он все-таки ушел, а она пригласила молодых людей за стол. Очевидно, все было очень вкусно - Жорж искренне нахваливал блюда, которые им подавались. Нина же совершенно не помнила, что ела, да ей это было безразлично. Тихон ходит тихо… Девочка – трусиха… Она тихо, очень тихо найдет этого Тихона… И Лустера. Она проникнет в их дом. Под любым видом. И втайне от Жоржа. Это ее жизнь, ее необъяснимый пока поворот судьбы. А, может, и не будет никакого поворота? Сейчас надо приучить Жоржа быть без нее. Как можно чаще. Только вот как это сделать, если наследие цыганки им вряд ли добыть в одиночку. Исследовать двор необходимо? Да. Только вдвоем. Одну Жорж ее не отпустит. Не оставит. Но все ее существо рвалось туда, в прошлое. Бог с ней, с цыганкой! Что им, есть нечего? А будет нечего, так она пойдет работать. Да хоть уборщицей к тому же Лустеру! А еще ей хочется учиться. В школе она больше всего любила физику. Но у нее нет аттестата. Можно с ее новым паспортом поступить в вечернюю школу, она знала, что такие есть, и сдать там все экстерном. И поступить в университет. И жить нормальной человеческой жизнью. Какой и жил, вероятно, Жорж до знакомства с ней. А сейчас они мечутся по чужим дворам, ищут какие-то несметные сокровища. Хорошо ли это? Правильно ли?
Нина понимала, что такие раздумья были предательскими по отношению к той же Соньке, которая спасла ее от тюрьмы. И вообще они выходили за отведенные ей рамки. Только в душу ее не просто проникли сомнения – они там уже бушевали, как океан. Она посмотрела в глаза Жоржа. Ей показалось, что он все понял. Потому что, вернувшись в комнату, он сказал:
- Как ты решишь, так и будет. Я это предвидел. Понимал, что такое может случиться. Но, поверь, стоя со шваброй в руках или сидя в аудитории вуза, ты не перестанешь мечтать о тайнах и загадках. Об этом доме, который, как магнит, уже притянул к себе нас обоих…
Надо же, как он хорошо ее понимает. Читает ее мысли. Интересно, прочтет ли он ее мысленное решение – окунуться в прошлое? Уйти за рамки. Выйти из самой себя. Оставить себя сегодняшнюю здесь, в этой комнате, в этом городе, и устремиться к неясным ощущениям маленькой девочки, не знающей ни имени своего, ни фамилии, ничего… А была ли она вообще, эта девочка? Никто пока не даст ответа.
На снимке - картина Петра Солдатова.
