Было время, когда казалось, что Пушкин изучен и прочитан вдоль и поперек. Наивное суждение. Пушкин - неисчерпаем! Как бы по-академически скупо это ни звучало. С подобным самомнением захотелось копать глубже и рассмотреть круг друзей поэта и человека. С давних пор мне всегда был интересен близкий друг Пушкина, князь Вяземский. Хотелось найти подробную биографию, книги его и о нём. Почему-то в конце 80-х совершенно невозможно было ничего такого отыскать. Уже значительно позже у Лотмана мне попалась замечательная и глубокая статья о литературе Вяземского. Кроме того, в серии ЖЗЛ вышла роскошная биография, настоящий подарок тем, кому интересна эта тема. О той биографии надобно как-нибудь отдельно высказаться. А эта книга мне попалась совершенно случайно в каком-то уездном городе, в комиссионном магазине. Стихи, записные книжки, воспоминания - самое что ни на есть сокровище для маньяка, подвинутого на пушкинской эпохе. Вяземский был старше Пушкина на семь лет и пережил его более чем на сорок. Его стихи ныне малочитаемы. Но не потому что они плохи, Вяземский - мощный и глубокий поэт. Возможно это идёт с советских времён - князь же, а что толкового может сочинить князь? К тому же Белинский по нему проехался, дескать, Боже сохрани нас от стихов Вяземского. После смерти Пушкина в 1837 году, Вяземский написал стихотворение, которое знают все благодаря фильму Эльдара Рязанова "О бедном гусаре..." - "Я пережил и многое, и многих". В юности эти строки так сильно действовали на моё смущенное воображение. Такая чувствовалась тоска, когда осознаешь, как это - положить в гроб своему младшему другу перчатку. Символ масонства или символ дружбы - не так уж важно...
Я пережил и многое, и многих,
И многому изведал цену я;
Теперь влачусь в одних пределах строгих
Известного размера бытия.
Мой горизонт и сумрачен, и близок,
И с каждым днём всё ближе и темней;
Усталых дум моих полёт стал низок,
И мир души безлюдней и бедней.
Не заношусь вперёд мечтою жадной,
Надежды глас замолк — и на пути,
Протоптанном действительностью хладной,
Уж новых мне следов не провести.
Как ни тяжёл мне был мой век суровый,
Хоть житницы моей запас и мал,
Но ждать ли мне безумно жатвы новой,
Когда уж снег из зимних туч напал?
По бороздам серпом пожатой пашни
Найдёшь еще, быть может, жизни след;
Во мне найдёшь, быть может, след вчерашний,
Но ничего уж завтрашнего нет.
Жизнь разочлась со мной; она не в силах
Мне то отдать, что у меня взяла
И что земля в глухих своих могилах
Безжалостно навеки погребла.