73.
Но Вселенная только разогревалась. Вскоре после того, как я вернулся в Британию, главный злодей в скандале со взломом телефонов реабилитолог Кукс была оправдана судом.
Июнь 2014 г.
Улики были убедительными, говорили все.
Недостаточно сильны, сказали жюри. Они поверили показаниям реабилитолога Кукс вместо свидетельских показаний, даже несмотря на то, что она была слишком доверчивой. Нет, она злоупотребила доверчивостью. Она относилась к доверчивости так же, как когда-то относилась к рыжеволосой королевской особе-подростку.
Так же и ее муж. На видео было снято, как он бросал черные мусорные пакеты, полные компьютеров, флэшек и других личных вещей, включая порноколлекцию, в мусорный бак гаража всего за несколько часов до того, как полиция обыскала их дом. Но он поклялся, что все это было глупым совпадением, оооочень… здесь нет подтасовки улик, говорит система правосудия. Продолжать. Отставить как было. Я никогда не верил тому, что читал, но теперь я действительно не мог поверить в то, что читал. Они позволили этой женщине ходить? И не было фурора со стороны широкой публики? Разве люди не понимали, что речь шла о конфиденциальности, общественной безопасности больше, чем о королевской семье? Действительно, дело о взломе телефона впервые разгорелось из-за бедной Милли Даулер, подростка, которую похитили и убили. Приспешники реабилитационного центра Кукс взломали телефон Милли после того, как она была объявлена пропавшей без вести — они надругались над ее родителями в момент их сильнейшей боли и дали им ложную надежду на то, что их маленькая девочка может быть жива, потому что ее сообщения прослушивались. Родители и не подозревали, что их слушает команду реабилитолога. Если эти журналисты были достаточно злодейскими, чтобы преследовать Даулеров в самый темный час и выйти сухими из воды, был ли кто-нибудь в безопасности?
Людям было все равно?
Они этого не сделали. Им было все равно.
Моя вера во всю систему серьезно пострадала, когда эта женщина осталась безнаказанной. Мне нужна была перезагрузка, освежение веры. Поэтому я поехал туда, куда всегда ездил.
Окаванго.
Провел несколько восстановительных дней с Тидж и Майком.
Это помогло.
Но когда я вернулся в Британию, я забаррикадировался в Нотт-Котте.
74.
Я вообще выходил мало. Может быть, званый обед время от времени. Может быть, странная домашняя вечеринка.
Иногда я нырял в клуб и выходил из него.
Но оно того не стоило. Когда я выходил, всегда была одна и та же сцена. Папарацци здесь, папарацци там, они везде. День сурка.
Сомнительное удовольствие от ночной прогулки никогда не стоило боли.
Но потом я думал: как я встречусь с кем-то, если я не выйду на улицу?
Так что я было попробовал еще раз.
И - День сурка.
Однажды ночью, выходя из клуба, я увидел двух мужчин, выбегающих из-за угла. Они направлялись прямо ко мне, и один из них держал руку на бедре.
Кто-то крикнул: Пистолет!
Я подумал: ну все, мы хорошо побегали.
Билли Скала прыгнул вперед, схватившись за пистолет, и чуть не застрелил двух мужчин.
Но это были просто Труляля Тупой и Труляля Тупее. У них не было оружия, и я не знаю, зачем один из них тянулся к бедру. Но Билли держал его и кричал ему в лицо: Сколько раз мы должны тебе говорить? Ты собираешься убить кого-то, черт возьми?
Им было все равно. Им было плевать.
75.
Башня Лондона. С Вилли и Кейт. Август 2014 г.
Причиной нашего визита стала художественная инсталляция. По пересохшему рву были разбросаны десятки тысяч ярко-красных керамических маков. В конечном итоге планировалось разложить там 888 246 таких маков, по одному на каждого солдата Содружества, погибшего в Великой войне. Столетие начала войны отмечалось по всей Европе.
Помимо своей необычайной красоты, художественная инсталляция представляла собой другой способ визуализации бойни войны — более того, визуализации самой смерти. Я был поражен. Все эти жизни. Все эти семьи.
Не помогло то, что этот визит в Башню также был за три недели до годовщины смерти мамы, или то, что я всегда связывал ее с Великой войной, потому что ее день рождения, 1 июля, начало битвы на Сомме, был самый кровавый день войны, самый кровавый день в истории британской армии.
В полях Фландрии цветут маки…
Все эти вещи сходились в моем сердце и разуме за пределами Башни, когда кто-то вышел вперед, вручил мне мак и велел положить его. (Художники, стоявшие за инсталляцией, хотели, чтобы каждый мак был помещен живым человеком; к настоящему моменту за дело взялись тысячи добровольцев.) Вилли и Кейт также вручили маки и велели разместить их в любом месте по своему выбору.
Когда мы закончили, все трое отступили, погрузившись в свои личные мысли.
Кажется, именно тогда появился констебль Тауэра, поприветствовал нас, рассказал нам о маке, о том, как он стал британским символом войны. «Это единственное, что цвело на тех пропитанных кровью полях сражений», — сказал констебль, который был не кем иным, как… генералом Даннаттом.
Человек, который отправил меня обратно на войну.
Действительно, все сходилось.
Он спросил, не хотим ли мы пройтись по Башне.
Конечно, сказали мы.
Мы ходили вверх и вниз по крутым лестницам Башни, заглядывали в ее темные углы и вскоре очутились перед футляром из толстого стекла.
Внутри были ослепительные драгоценности, включая… Корону.
Е*ена мать. Корона.
Та, которую возложили на голову бабушки во время ее коронации в 1953 году.
На мгновение я подумал, что это та же самая корона, которая сидела на гробу Пра, когда она шла по улицам. Она выглядела так же, но кто-то указал на несколько ключевых отличий.
О да. Итак, это была корона бабушки, и только ее, и теперь я вспомнил, как она рассказывала мне, какой невероятно тяжелой она была, когда они впервые надели ее ей на голову.
Она выглядела тяжелой, но также и волшебно. Чем больше мы смотрели, тем ярче она становилась — возможно ли это? И свечение было, по-видимому, внутренним. Драгоценности сделали свое дело, но корона, казалось, обладала каким-то внутренним источником энергии, чем-то большим, чем сумма ее частей, ее украшенная драгоценностями лента, ее золотые геральдические лилии, ее перекрещивающиеся арки и сверкающий крест. И, конечно же, горностаевая основа. Вы не могли не чувствовать, что призрак, встреченный поздно ночью в Башне, может иметь подобное свечение. Я медленно, оценивающе провел глазами снизу вверх. Корона была чудом, трансцендентным и вызывающим воспоминания произведением искусства, мало чем отличающимся от маков, но все, о чем я мог думать в тот момент, было о том, как трагично, что она остается запертой в этой Башне.
Еще один заключенный.
Пустая трата времени, сказал я Вилли и Кейт, на что, насколько я помню, они ничего не ответили.
Может быть, они смотрели на полосу горностая, вспоминая мои свадебные слова.
Возможно, нет.
76.
Несколько недель спустя, после более чем года разговоров и планирования, размышлений и переживаний, семь тысяч болельщиков собрались в Олимпийском парке Королевы Елизаветы на церемонию открытия. Так родились Инвиктис Геймз.
Было решено, что Международные игры воинов — это скороговорка. Затем умный королевский морской пехотинец придумал гораздо лучшую альтернативу.
Как только он предложил это, мы все сказали: Конечно! Цитата стихотворения Уильяма Эрнеста Хенли!
Это стихотворение знал каждый британец. Многие выучили первую строчку наизусть.
Из ночи, что покрывает меня…
А какой школьник или школьница хоть раз не встречались с этими звучными заключительными строками?
Я - хозяин своей судьбы,
Я капитан моей души.
За несколько минут до своего выступления на церемонии открытия я стоял за кулисами, держа в руках карточки для записей, которые заметно тряслись. Передо мной подиум выглядел как виселица. Я перечитывал свои карточки снова и снова, в то время как девять Красных Стрел пролетали мимо, выпуская дым красного, белого и синего цветов. Затем Идрис Эльба прочитал «Непокоренных», может быть, как никто другой, а затем Мишель Обама по спутнику сказала несколько красноречивых слов о значении игр. Наконец она представила меня.
Долгая прогулка. Через лабиринт с красной ковровой дорожкой. Мои щеки тоже выглядели покрытыми красной ковровой дорожкой. Моя улыбка застыла, реакция «бей или беги» в полной мере. Я ругал себя про себя за то, что был таким. Эти игры прославляли мужчин и женщин, которые потеряли конечности, довели свое тело до предела и даже больше, и здесь я сходил с ума из-за небольшой речи.
Но это была не моя вина. К этому моменту тревога контролировала мое тело, мою жизнь. И эта речь, которая, как мне казалось, так много значила для многих, не могла не усугубить мое состояние.
К тому же продюсер сказал мне, когда я выходил на сцену, что мы отстаем от времени. А, отлично, есть над чем подумать. Спасибо.
Подойдя к кафедре, которую я лично и тщательно установил, я отругал себя за то, что с нее открывался прекрасный вид на всех участников. Все эти доверчивые, здоровые, ожидающие лица рассчитывают на меня. Я заставил себя отвернуться, не смотреть ни на что. Торопясь, сверхсознательно глядя на часы, я проблеял: "Для некоторых из тех, кто примет участие, это станет ступенькой в элитный спорт. Но для других это будет означать конец главы их выздоровления и начало новой."
Я пошел и нашел свое место впереди, рядом с папой, который положил руку мне на плечо. "Молодец, милый мальчик." Он был добр. Он знал, что я поторопился с речью. На этот раз я был рад не услышать от него голой правды.
В цифрах Инвиктус был хитом. Два миллиона человек смотрели по телевизору, тысячи заполняли арены каждого события. Среди ярких моментов для меня был финал по регби на инвалидных колясках, Британия против Америки, тысячи болельщиков подбадривали Британию за победу в Медном ящике.
Куда бы я ни пошел на той неделе, люди подходили ко мне, пожимали мне руку, рассказывали мне свои истории. Дети, родители, бабушки и дедушки всегда со слезами на глазах говорили мне, что эти игры вернули то, чего они боялись навсегда потерять: истинный дух сына, дочери, брата, сестры, мамы, папы. Одна женщина похлопала меня по плечу и сказала, что я воскресила улыбку ее мужа.
О, эта улыбка, сказала она. Я не видел его с тех пор, как он получил травму.
Я знал, что Инвиктус принесет пользу миру, я всегда знал, но меня застала врасплох эта волна признательности и благодарности. И радость.
Потом пришли электронные письма. Тысячи, каждая более трогательная, чем предыдущая.
"У меня перелом спины в течение последних пяти лет, но после просмотра этих смелых мужчин и женщин я сегодня встал с дивана и готов начать снова.
Я страдаю депрессией с тех пор, как вернулся из Афганистана, но эта демонстрация человеческого мужества и стойкости заставила меня увидеть…"
На церемонии закрытия, через несколько мгновений после того, как я представил Дейва Грола и Фо Файтерс, подошли мужчина и женщина, между ними была их маленькая дочь. На дочери была розовая толстовка с капюшоном и оранжевые наушники. Она посмотрела на меня: «Спасибо, что сделал моего папу… снова папой. Он выиграл золотую медаль.»
Только одна проблема, сказала она. Она не могла видеть Фо Файтерс.
Эх, такого у нас быть не может!
Я поднял ее на плечи, и мы вчетвером смотрели, танцевали, пели и праздновали то, что живы.
Это был мой тридцатый день рождения.