Излагая все происшедшее со мной Зое Алексеевне, я прекрасно понимала, что в рассказе моем, вернее, в действиях незнакомца, пробравшегося в мою старую квартиру, нет никакой логики. Предположим, он куда-то торопился. И, видимо, в пункте своего назначения должен был застрянуть надолго, иначе просто перенес бы время передачи своей посылки – скажем, на час или два позже.
- Скорее всего, он торопился уйти… навсегда, Наташенька.
- А разве так бывает? Разве люди могут торопиться уйти навсегда? Безвозвратно?
- Могут. При определенных обстоятельствах. Бывает, что человек не может уклониться от опасности. Знает, что приговорен.
Ну да, конечно. Страшная болезнь, например. Но этот человек вряд ли был так уж болен, чтобы отсчитывать свои последние часы и минуты.
- В криминальных сообществах порой выносятся смертные приговоры…
- И что, человек не может скрыться, уйти от этой кары?
- Трудно сказать. По-видимому, не может. Хотя я знаю иной пример.
Но Зоя Алексеевна не стала говорить на эту тему. Ее больше занимал психологический портрет автора записки. Интеллигентный стиль. Философский подтекст.
- И он когда-то жил в этом доме. Понимаете, Наташа, когда человек делает столь решительный шаг, он должен чувствовать себя защищенным. Стены родного дома дают такую уверенность. И тот, кому адресована записка, тоже должен хорошо знать этот дом. Очевидно, подателю посылки и в голову не пришло, что за его передвижениями следят – это говорит о его неопытности. Следовательно…
- Следовательно, Зоя Алексеевна, он мог не быть автором записки. Его просто попросили отнести записку в нужное место.
- Но это нужное место он прекрасно знал! И если он и хозяин посылки – не одно и то же лицо, то и первый, и второй имеют к дому непосредственное отношение.
- Но если это так, то мы можем их банально вычислить. Я знаю всех, кто жил в моем родном доме.
- Вероятно, это удача, Наташенька. И вы мне их опишите, дадите характеристики. Ведь так?
- Легко! Начинать?
- Нет, нет, давайте все же чуть позже. А сейчас следует повнимательнее рассмотреть вашу клеенку. И непременно позвонить Володе Комову. Думаю, в связи с вашими сведениями о Лустере он должен будет к нам подъехать. Или мы к нему. Лучше мы, а то в вашей деревне поднимется переполох – как же, милицейское начальство к соседке приехало! Зачем? Почему?
- Полицейское.
- Не поправляйте меня. Думаю, маятник вновь качнется к милиции.
Я дозвонилась до Комова и напросилась на встречу, заявив, что имею сведения, интересные для него, и хочу обменять их на другие, интересующие меня и Зою Алексеевну. Володя предложил выслать за нами машину. Обычную, без опознавательных знаков. Но не тотчас же, а часа через четыре. Я назвала адрес.
Итак, у нас было четыре часа, чтобы сложить более или менее правдоподобную и логически хоть как-то оправданную картину происшедшего. Записка призывала прийти в кузницу. Кузница упоминалась, конечно, в фигуральном смысле. И там есть мальчик, который давно ждет и обрадуется встрече. Конечно, это может быть похищенный мальчик. Детдомовский мальчик. Но скорее всего, обозначает он место, где спрятано нечто ценное. Может, речь идет об украденной картине? И клеенка с контурами дома и садовой аркой. Это что? Вход в парк? И что за странные линии на дальнем плане, вверху?
Я напомнила Зое Алексеевне о нашем расследовании убийства в тайге, о своей повести «Вкус золота». Ключом к разгадке там послужили обои, на которых было изображение, вызвавшее у нас тревогу. Мы обратились на обойную фабрику, добрались до художника и фотографа, с чьих снимков были выполнены изображения на обоях. Так не следует ли нам теперь обратиться на фабрику, выпустившую эту клеенку?
- Прекрасная мысль! Будем в городе, зайдем в хозяйственный магазин, спросим, откуда это чудо. Сделаем это сегодня же. А что до ребенка… До мальчика… Я все-таки спрошу у Комова, не было ли в городе трагедии с мальчиком. Дескать, услышала в поезде – пропал ребенок, ну и наговорю чего-то в этом духе. Угу?
Ну вот почему, почему нам даже в голову не пришло, что надо не просто вытянуть из Комова подробности драки в моем старом доме, сведения о директрисе «Ночника», о работниках приютившего меня кафе, связанных с Лустером, но и рассказать нашему хорошему другу об этой самой клеенке, которую я утащила из-под носа у бандитов, об этой записке, за которой скрывается нечто очень, очень ценное? Зоя Алексеевна прочла мои мысли.
- Посмотрим, Наташенька. Тут ведь… людей бы не насмешить. Может, розыгрыш просто какой-то.
Я понимала, что Зоя Алексеевна так не думает. Что она, как и я, будет стараться свято охранять тайну, которая оказалась у нас в руках. Что мы так устроены – жить уже без таких вот тайн совершенно не можем. Они – часть наших повседневных забот. Знаете, как бывает – одни изобретают новые машины, другие открывают иные миры, а мы открываем человеческие души и смотрим – а что там, внутри? Какие сомнения, борения, предвидения, ощущения? И если идти по ним все глубже и глубже, то непременно поймешь – душа беспредельна, но есть предел желаниям, амбициям, самым дерзким планам и не самым лучшим побуждениям. Человеческие корни-то, словно у дерева – во власти природы, а природа изначально совершенна. А грязь человеческой души – это приобретенное, и пути тут могут быть разные. И мы исследуем эти пути, мы сталкиваемся со множеством судеб и проблем. Для меня итог – мои книги, из которых любой читатель может сделать вывод, увидеть и понять, как многим я помогла обрести себя, восстановить справедливость. Эти святые слова могут показаться слишком прямолинейными, но прямая линия – разве это плохо? А для Зои Алексеевны каждое новое дело – еще один опыт, который прибавляет ей известности. А для пожилой дамы, скажу вам честно, это имеет большое значение.
Чем больше мы изучали рисунок на клеенке, тем больше мне казалось, что когда-то я все это уже видела. Только очень, очень давно. Но если это действительно так, то значит – в детстве. Или же в ранней юности.
- А вам не кажется, Наташенька, что вот этот как бы отпиленный кусок похож на большую трубу? Канализационную. Из тех, что прокладывают под землей.
- Но… если это кусок трубы, то он не должен быть закрыт. А тут он как бы запакован.
- Ну, это могло так отразиться на рисунке. А на самом деле… Впрочем, надеюсь, на фабрике нам действительно все скажут. Что это за место. Хотя бы – с чего рисовали. Это ведь явно не фото. Вот будет юмор, если художник набросал это просто из головы.
- И что? Это так же, как с фантастами. Поймите – на свете нет человека, который может придумать то, чего в действительности никогда не существовало! Наш мозг на это не способен! Он рисует лишь те образы, что были либо есть в нашей Вселенной. Это аксиома. Мозг не может выдумать то, чего никогда не знал! Чего нет во вселенских матрицах. Так же и художник. Он не может нарисовать нечто, никогда им не виденное.
Зоя Алексеевна улыбнулась на мою горячность и попросила меня успокоиться. Она внимательно изучила дырки в клеенке и пришла к выводу, что сделаны они специально – аккуратно вырезаны на чем-то твердом скорее всего скальпелем. Края у дырочек ровные, по размеру обе они одинаковые.
- Обычно, Наташенька, рисуется какой-то знак, известный лишь тому, кому он предназначен. Что в нашем случае может быть таким знаком?
- Эти дырки?
- Возможно. Хотя… они могут обозначать места убийств. Двух. У нас было такое в одном деле. Карта. Где людей должны были лишить жизни. Так что знаки надо еще поискать.
Я заметила Зое Алексеевне, что меня весьма смущают непонятные контуры вверху. Они были похожи на рисунок молнии. Либо на кардиограмму. Второе даже ближе, потому что на рисунке природа не говорила о близости молнии – все было светло, уютно, тихо и спокойно.
- Да, нечто странное… У меня внук любит такие вещи. Он их как бы складывает. Делает складывающиеся пространства. И когда читает, что от нас до какой-то звезды – миллионы парсек, то есть человеческой жизни не хватит, чтобы долететь, он снисходительно улыбается, берет листок бумаги, рисует по краям две разные точки, а потом эту бумагу складывает так, чтобы они, эти точки, совместились. И все!
Мы вырезали для себя эту кардиологическую линию и стали с ней манипулировать. Однако я, честно говоря, делала это без всякого энтузиазма, потому что на меня вновь повеяло детством. Его запахи наполнили всю комнату и сердце забилось, и дурацкая улыбка моя становилась все шире и шире. Я поймала вопросительный взгляд Зои Алексеевны, взяла себя в руки и вновь вгляделась в нашу кардиологическую гармошку. Это от нее, без сомнения, тянулись ко мне лучи прекрасных воспоминаний. То были даже не воспоминания, а их зеркальные отражения, но именно в это зеркало я сейчас и смотрелась.
- Милая, милая Зоя Алексеевна… Есть у меня подозрение… Предчувствие… Есть у меня надежда, что это – мой родной дом… Его тень… Мы часто играли в детстве, ходили по краешку этой тени. Воображали, что идем по канату над пропастью… И надо было идти ровно, спокойно… Вот это – труба наша, от нашей печки. Она почему-то была самая высокая. А вот здесь – наш сарай. Вот он, самый маленький, дощатый, прилепился к каменным… Сараи стоят отдельно, не рядом с домом, поэтому тут вот в тени промежуток, видите?
- Удивительно. Но… что вы скажете об этой арке? Арки-то и столбов этих у вас нет!
- Самой арки, думаю, не было. Я ее не помню. А вот столбы типа колонн, на которые она здесь опирается, были. И деревянный забор. Его потом убрали. Но мы зимой прятались за этим забором и бросали снежки в прохожих. Арку, думаю, художник пририсовал для красоты.
Мы обе верили, что стоим на правильном пути. И справа на рисунке действительно лежал обломок трубы – в этом месте была колонка, к которой все ходили за водой, но потом ее убрали, потому что в дом провели водопровод.
И все равно рисунок был непонятно странный. Тень есть, а изображение дома довольно неопределенно… И справа, за колонкой, тоже стоит двухэтажный дом, но и его нет… Пустое пространство. Впечатление такое, что все это находится не в городе, а в чистом поле. Почему?
- А чтобы таким, как вы, Наташенька, хватающим без разрешения чужие послания, ни за что не догадаться, что здесь к чему.
Вероятно, да. И надо действительно искать знак. Очевидно, тот, к кому обращено послание, имеет общее представление о месте поисков. А получив записку, знал бы, видимо, более конкретно. Там упоминаются любовь, поклонение, легенда… Тоже, видимо, не пустые для адресата слова. И клеенка послана не зря. Попробуй-ка догадайся, что это не просто клеенка, в которую завернута записка и сто долларов, а рисунок, который надо правильно прочесть! А, может, мы это все напридумывали? А у человека просто не оказалось надежной упаковки и он взял первое, что попало под руку – эту клеенку? Ага, и вырезал на ней два аккуратных кружочка сверху и дырку пониже. Хотя… Они уже могли там быть. Поставили, предположим, на эту клеенку что-то тяжелое на двух аккуратных ножках. Ясно одно – две маленькие дырочки не могут быть знаками расположения, условно скажем, клада, потому что как бы висят в воздухе. С третьей, обозначенной прямо на доме, и вовсе ничего непонятно. Примерные места убийств? Мы постараемся выяснить это у Комова. Как и многое другое – что из себя, например, представляет директриса «Ночника», которая явно в курсе пропажи посылки из сундука, и какой именно одноклассник обидел в этом магазине девушку Катю, и кого она спасла своим звонком в милицию, и что должен был делать этот спасенный, но не сделал вовремя, потому что я оказалась у сундука раньше него, и… Я уж не говорю о Лустере. Возможно, тут есть и его след…
Зоя Алексеевна аккуратно составила перечень вопросов и неясных моментов – для беседы с Комовым. И поскольку у нас еще оставалось время до отъезда, мы решили набросать список жильцов моего дома и воссоздать их образы. Того времени, когда я жила в родном доме. Впоследствии мои соседи могли измениться, но за это я уже не отвечаю. Мы решили не брать во внимание людей преклонного возраста, а их было большинство. Обсудили семью Силовых – мать и три дочери. Давно уехали из дома, им дали отдельную квартиру одним из первых. Валя и Соня Черновы, добросовестные фабричные работницы, для авантюрных дел абсолютно не подходят. Два самых близких моих соседа – Гера и Витя. Близких по расположению квартир. Оба – умные, интересные парни, оба – себе на уме. Гера – худой и высокий, Витя – среднего роста, коренастый, на щеках ямочки. В солидном возрасте оба могли преобразиться и в того, кто писал записку, и в того, кто запрятал ее в сундук. Жаль, что я не видела его лица. Может, узнала бы. Далее – Волковы, Орловы, Смирновы, Мищенко… В основном – работящие мужчины и женщины, измотанные жизнью, им не до хитростей, не до плетения сетей – выжить бы в этой жизни, к которой они привыкли и где чувствуют себя хоть капельку защищенными.
Машина пришла раньше, чем ожидалось, но все же мы не забыли взять с собой и клеенку, и записку, и даже сто долларов, решив обменять их в городе на родные рубли. Я давно не встречалась с Владимиром Ивановичем, а потому сразу отметила, как он постарел. И волосы – словно серебро. Я рассказала ему о своем посещении родного дома - Володя, кстати, когда-то жил рядом, о криках и драке в «Ночнике». Очень подробно изложила и случайно подслушанный разговор в тонаре, описала ему Азу и ее коллегу, подчеркнув, что обе женщины связаны с каким-то Лустером – только у Азы это в прошлом, а у Вари – в настоящем.
- Не знаю, зачем вам все это надо, но… Тут, дорогие дамы, много странностей. Я имею в виду этого самого Лустера. Лугов он, Сергей Терентьевич. Кафе, где ты, Наталья, подкреплялась, принадлежит ему. Правда, по документам этого сказать нельзя, но тем не менее. И у него вообще какой-то маниакальный интерес именно к этому кварталу города. Он методично скупает там дома. И твой старый дом хотел приобрести. По моим сведениям, часть дома он уже приобрел.
- Памятник архитектуры?
- Памятник. Пока он приобрел приделок к этому памятнику. Но лет сто этой части дома уже есть.
Понятно. Это – та самая часть, из которой я вчера выпрыгивала. Вкладывает деньги в недвижимость. Как и многие, у кого они есть.
- Но… Вот карта города, взгляните. Здесь, вот на этом проспекте, продавалось несколько домов, причем гораздо более крепких, да и намного дешевле, но он уперся в наш квартал, и все!
- Значит, что-то его с этим кварталом связывает, - осторожно заметила Зоя Алексеевна.
- У меня такая же мысль. Покопался в его прошлом. Нет там наших следов. Но именно на наши родные места нагрянул, как тать. Многих сумел под себя подмять. И ведь упрямый какой! Я тогда еще в майорах ходил, помню. Наши-то бандиты тоже не лыком шиты. Сопротивлялись ему. До крови дошло. Жена его исчезла. Ребенка похитили. Только все равно его не выдавили. Остался здесь, как-то все это пережил, встряхнулся.
Тут Зоя Алексеевна не преминула вставить свой вопрос о ребенке – дескать, не было ли в городе похищений, а то, мол, в поезде слышала то-то и то-то. Комов, к нашему облегчению, заметил, что бог миловал, с этим пока проблем нет.
- А ребенка Лустера-то нашли? – спросила я.
- Не знаю. Официально не нашли. Но он успокоился. И мне верные люди докладывали, что иногда он ездит куда-то без охраны. Один. Так что… А вот ваша информация насчет этих ювелирных изделий… она как-то не вяжется с Лустером. Может, эта девица Варя там что-то напридумывала. Или тот, кто ей сережки подсунул, выдал себя за Лустера. Все-таки он наш местный олигарх и не унизится до скупки и продажи краденого. Я с этими девицами побеседую.
Я заметила, что с Азой это следует сделать побыстрее, так как она собирается уезжать.
- Ну, а теперь – о «Ночнике» и о том, что там было прошлой ночью. Заметьте, дамы, я не спрашиваю, для чего вам нужны эти сведения. Надеюсь, сами скажете.
- Надейтесь, Владимир Иванович. Все – во благо, - успокоила я его.
- Там все просто. Во дворе этого «Ночника», прямо возле их черного хода избивали человека. Продавщица вызвала полицию. Но когда наши ребята приехали, все разбойники уже разбежались. Мы взяли только избитого. Подлечили его. В себя пришел. Павлом зовут. Говорит, что ничего не помнит. Что приходил в дом к какой-то девушке, с которой давно не виделся, не знал, что жильцов уже нет, всех расселили, пошел обратно и тут на него напали.
Что ж, похоже на правду. Но – не правда! Если бы он вошел в дом и стал искать девушку, элементарно идя по коридору, я бы его услышала! А не он ли оставил в сундуке посылку…
- Володя, он – высокий, грузный…
Комов тут же перебил меня – Павел худой, среднего роста.
- Тогда он говорит неправду. Надо вашим еще раз с ним побеседовать. Не было его в доме. Не искал он никакую девушку.
- Хм… Догадываюсь, почему ты в этом уверена. И понимаю, почему вы обе сейчас у меня. Ты была в своем доме, в своей квартире именно в это время! Колись, Наталья.
- Была. Ты же знаешь, как часто я туда хожу.
- И в это же время там был кто-то высокий и грузный… А покажи-ка свои ноги! Брючины-то приподними немного… Ну, хотя бы из уважения к тому, что я догадался.
- Но как же…
- Да свидетельница есть у нас! Женщина с улицы, случайная прохожая видела, как со второго этажа сиганул человек. На кочерге. Именно в это время. Наташка, а что я вспомнил! В гостях у вас с мужем был однажды, а ты за что-то на него рассердилась, так он мне шепотом и сказал: «Знаешь, Володя, когда она так злится, я все время хочу спросить – а где твоя метла»? А тут – кочерга! Сильно ушиблась-то?
- Да нет. Вот, несколько царапин.
И я выполнила его просьбу.
- И что заставило? Побудило, так сказать? Смело жизнью рисковать? Явно какую-то тайну с собой уносила.
Мы вспомнили, как в детстве, узнав, что когда-то наш дом принадлежал богатому купцу, все пытались найти клад, прикидывали, где он может быть замурован. Но я заверила Володю, что вчера была там лишь по причине ностальгической преданности своему дому, а сбежала столь экзотическим способом, испугавшись целой стаи волков, ворвавшихся на наш этаж. Они явно кого-то хотели схватить!
И тут меня посетила прекрасная идея.
- Володя, а можно пригласить сюда этого Павла? Мы с Зоей Алексеевной будем изображать твоих сотрудников. Сядем вон за тот стол, и… А вы с ним беседуйте. Если я буду теребить кончик своего носа – значит, он врет.
- А что? Неплохо придумала.
Комов вызвал сотрудника, под чьим надзором находился Павел, а вскоре появился и сам пострадавший. Не отпустили его, оказывается, из-за бумажной волокиты. Владимир Иванович попросил Павла вновь рассказать о происшедшем. Он повторил свою байку про девушку. Я изображала работника, ведущего протокол, и, словно не расслышав, попросила повторить имя девушки.
- Так Валентина, - ответил он.
- Фамилия?
- Нет у нее фамилии. То есть я ее просто не знаю. Мы недавно познакомились. Не спросил.
Я усиленно терла кончик носа – Валентина у нас в доме была одна, пожилая дама, живущая со взрослым сыном.
- Обманываете вы нас, Павел, - заявил Владимир Иванович. – Не было в этом доме девушки Валентины.
- Так она что, неправильно мне имя свое назвала? Но зачем? – не растерялся Павел.
- Да чтобы вы нам сейчас правду рассказали! Зачем приходили в пустой дом. Что хотели там найти. А, может, вас наняли, чтобы вы подложили взрывное устройство? Так? И вы из потерпевшего одним движением этой криминальной мысли превратитесь у нас в кого?
- В кого?
- В террориста, Павел.
- Да вы… Вы хоть думайте, что говорите-то. Какое устройство? Я с пустыми руками туда шел.
- А зачем?
- Просто интересно стало. Я… мужика увидел. Он в дом этот с пакетом входил. А вышел без ничего. Мне стало интересно, где он что оставил. А поскольку я там все знаю… Да не удивляйтесь, я просто ночевал там несколько раз, когда с женой нелады были. Там в одной комнате кровать оставлена.
Я кивнула Комову – правду говорит, есть кровать.
- Хотел быстро пройтись по этажу, - продолжал Павел. – Но что-то мне не понравилось, шум какой-то услышал. Назад подался. Ну, тут они и наскочили!
Очевидно, все это происходило тогда, когда я готовилась к прыжку.
- Они – это кто?
- Да не знаю я!
- Но у нас – иные сведения, - гнул свое Владимир Иванович. – Один из них – ваш то ли друг, то ли просто одноклассник. А, может, и то, и другое.
- Ну да. Витька. Витасом его звали. В одном классе учились. Он и не дал меня… растерзать. Да Катька, продавщица. Тоже одноклассница. Мы ведь тут, в тридцатой школе учились.
- И что им надо было от вас?
- Не знаю. Вот правда, клянусь богом, не знаю! Обыскали меня всего. И Катьку трясли, и весь их магазин. У них чего-то пропало. И это чего-то, видать, в доме лежало. Может, это и было то, что мужик принес. Ну, из-за которого я в дом-то полез. Так что вы уж из меня террориста не делайте. Не виноватый я. Ни перед ними, ни перед вами.
- А они никак не обозначили, что искали? Ну, может, между собой как-то об этом говорили. В запальчивости.
- Ну, не знаю, правильно ли я понял… Когда тебя бьют, трудно что-то воспринимать. Но все же… Думаю, они за кем-то следили, а потом этого человека потеряли. Видно, он слежку-то почуял, да в этот дом и завернул. Может, знал его, как я, например. Вот только почему эта банда не нашла ничего… Ведь меня-то они трясли, потому как думали, что я взял. А я не брал! Точно не брал!
И тут Володя, выразительно глядя прямо на меня, вдруг сказал:
- Но ведь можно предположить, что когда неизвестный вам мужчина что-то оставил в доме, там уже находился человек…
- Да пустой дом-то!
- Возможно, кто-то просто зашел, как вы туда заходили раньше. На минуту-другую. И случайно наткнулся на… посылку.
- Так ведь они весь дом прочесали! Мужики-то. И никого не нашли.
- Ну, выбежал человек. Незаметно.
- Да выход-то там один. Увидели бы.
- В окно можно было выпрыгнуть, - многозначительно вновь посмотрел на меня Комов. – Есть ведь у нас такие ловкачи. Просто диву даешься!
- Высоко там. Так и все равно увидели бы.
- А спрятаться?
- Ну, не знаю. Некуда вроде.
- Это вы так думаете. Вроде. А они – при всем честном народе…
- Стихами заговорили, Владимир Иванович, - заметила я. – Мне их в протокол не записывать?
- Не записывать. А вот что именно из дома пропало, записать надо непременно. И тотчас же.
- Так я же говорю – не знаю. Как на духу!
- Не волнуйтесь, Павел. Есть у нас экстрасенс. Он и определит.
- О, в ментовке уже и такие служат? Ну так вы меня отпустите. Пусть ваш экстрасенс подтвердит, что я правду сказал.
- Верю. Отпустим. И желаю больше не попадать в подобные истории. Хотя не исключено, что те, кто вас бил, вновь захотят испытать свои кулаки. Им же надо знать, о чем тут с вами беседовали. И что вы могли услышать… вполуха, так сказать.
- Но я ничего не услышал даже и в четвертьуха!
- Естественно.
- Даже и целым ухом! И обоими ухами!
- Ушами. Вот и хорошо.
Павла увели. Володя вопросительно смотрел на меня. И очень даже укоризненно. Зоя Алексеевна пыталась улыбаться, делая вид, что никакой вины за нами нет. То есть – за мной. А я… Злополучная клеенка застряла в моей сумке, не желая появляться на свет, и, естественно, вытряхнув из себя записку вместе с зелененькой купюрой. То есть – оставив их лежать в сумке.
- Вот! Это лежало в сундуке, в моей комнате. Ну, где мы раньше жили.
Володя расчистил стол и мы вместе разложили эту клеенку.
- Какое-то все… знакомое и незнакомое.
- Мне кажется, что это наш двор, - осторожно начала я.
- Возможно. И там ничего больше не было? В твоем сундуке?
- Не в моем. Наш-то давно исчез. Ничего не было. Только бумага упаковочная.
- Ты ее тоже забрала?
- Ну да. Я уж потом все развернула. Когда оттуда рванула. Думала, там деньги или какие-то ценности. Володя, а что это может быть, а?
Он внимательно рассмотрел клеенку, особенно две дырочки, словно пробитые пульками, и тут же вызвал своего помощника Сергея Осокина. Сергей не был моим однодворцем, тем не менее не одно запутанное дело мы расследовали вместе. Вернее – при моем скромном участии.
Осокин был галантным кавалером, любимцем женщин, и чуть ли не коленопреклоненно поцеловал нам руки. При этом я напрасно прятала за спину свои, высохшие и сморщенные от хозяйственных работ.
- А посмотри-ка, Сережа, какой сюрприз преподнесли нам эти дамы!
- Ё-мое… Двойное убийство на Советской… Да, да, именно в этих местах мы обнаружили два трупа…
И для убедительности Сергей ткнул пальцем в обе дырочки. Узнав о том, как попала ко мне эта карта-клеенка, он первый высказал пришедшую нам всем на ум мысль:
- Этот подарочек оставил человек, хорошо информированный об убийствах. Либо причастный к ним. Только вот зачем?
- Да, зачем? – подхватила я.
- Возможно, напомнить адресату об этих расправах. Запугать. Дескать, с тобой может произойти то же самое.
- Следовательно, адресат должен что-то выполнить. Иначе угрозу приведут в действие. Но что?
- А больше там ничего не было? Одна клеенка, и все? – спросил Осокин.
Ну прямо как попугай Комова.
- Да нет, я уже говорила. Оберточная бумага.
- А бумагу ты хорошо рассмотрела?
- Конечно. Пусто. Да она у меня дома осталась. Не выбросила.
Обсуждение двух смертей, которые, оказывается, произошли совсем недавно, не заняло много времени. Причина была проста – убийцу либо убийц не нашли. Они исчезли бесследно. То есть моя клеенка запросто могла быть связана с угрозой моей жизни. Но я, верящая в свои экстрасенсорные способности, никакой тревоги не чувствовала. Мужчины попросили меня еще раз очень подробно описать происшествие в доме, мой полет из окна, бегство за сараи, подслушанный разговор в тонаре, посещение кафе, приход туда продавщицы Кати. Упомянула я и о звонке директрисе «Ночника», извинившись, что в первом рассказе совсем о нем забыла. Ответ хозяйки магазина явно говорил о ее осведомленности – кто и что искал в доме.
- И зачем, - добавил Осокин. – Вот мы не знаем, зачем, а она, вероятно, знает. Так не отправиться ли мне сегодня же в этот магазинчик?
- Непременно отправиться. Растопить сердце этой красавицы. Тем более – если там начать проверку, явно будет не хватать каких-то документов, подписей, печатей…
- А на ней самой печать негде ставить, - сыронизировал Осокин.
В заключение мы пришли, как мне показалось, к правильному выводу – адресат должен был либо что-то кому-то отдать, либо это что-то получить. Причем Зоя Алексеевна, молчавшая все это время, убедила нас, что два обозначенных места убийств могут означать не только угрозу, но и указывать на определенное место, где должно произойти одно из действий передачи либо получения.
- Тут, думаю, следует найти какой-то знак, - уточнила она. – Может быть, соединить эти точки, затем, скажем, провести какие-то прямые к дому. Мы в детстве так делали. Фантики закапывали от конфет… Должен был получиться либо треугольник, либо квадрат, а в середине – схрон.
Мне было стыдно – мы морочим голову двум серьезным ментам, у которых куча дел, в том числе и нераскрытые убийства.
- Да тут их вроде соединять-то не с чем, - заметил Сергей. Разве вот с этим деревом. Его, кстати, спилили. О, Зоя Алексеевна, да вы провидица! Треугольник!
- Равнобедренный? – зачем-то уточнила я.
- Ну да!
- И что там вырисовывается? – спросил Комов.
- Ничего. Пустое место. Уж поверьте, я же вчера там была.
Не могу сказать, что я вдохновила этих замечательных специалистов на новое дело. Они привыкли ничему не удивляться, не давать волю эмоциям. Анализ, расчет, логика – их главные аргументы. А тут пока не хватало этих самых аргументов. Но мы взяли с них крепкое слово – обязательно рассказать нам о беседе с директрисой «Ночника», об однокласснике Павла и Кати – Викторе, который, возможно, знает гораздо больше, чем думают пострадавшие.
Комов предложил отвезти нас ко мне домой, а это – не менее пятидесяти километров, но мы заверили, что доберемся сами, что нам еще хочется побродить по городу. Нам было велено быть предельно осторожными. С этим напутствием мы и были отправлены восвояси. Уходя, я все же спросила, не похищались ли в моем любимом городе картины? Оказалось, что и здесь проявилась милость господа.
Что ж, если картинка на клеенке узнана, то нам нет смысла заходить в хозяйственный магазин, искать такую же и читать налепленную на нее этикетку – откуда взялась, кто произвел. Однако… Вот кто сказал, что рисунок полностью совпадает с картой моего двора? Общего много, конечно, но что-то все же не то… Какие-то штрихи смущают. И уж сам бог велел нам перед заходом во двор посетить наш удивительный «Ночник», живущий время от времени очень даже интересной жизнью…
К вечеру по городу мы шли усталые и измученные. Но усталость наша была вовсе не от пройденных километров и хитроумных разговоров в том же «Ночнике», а от той безысходности, которую являл не только мой родной дом, но и до боли знакомый двор. В магазинчике, кстати, мы никого не застали, кроме уборщицы. Она объявила нам, что продавщица подойдет минут через пять. Девица нарисовалась раньше, новенькая, и вести с ней разговоры было бесполезно. А вот уборщица… Тетя Даша, так назвала ее Катя в кафе. Она вышла во двор вместе с орудиями своего труда. Мы, ничего не купив, тоже отправились туда и застали ее сидящей на ящиках и с сигаретой. Да еще с какой! Импортной. Дамской. Такие продаются по баснословным ценам. У меня просто не могла не вырваться фраза, смысл которой – вот, мол, никогда не думала, что на зарплату уборщицы можно покупать такие сигареты!
- Подарили.
- Ваш… поклонник?
- Ага. Без пяти минут покойник. На него тут напали, а мы его спасли. Ментов вызвали. Вот и все дела.
- Странно, что во дворе совершенно пустого дома кто-то ходит. И на кого-то нападают. Грабители, что ли?
- Тут я вам, женщины, ничего сказать не могу. Все чего-то искали. А вы чего ищете?
- Да боже избавьте! Я пришла к знакомой, она тут на втором этаже жила, а дом-то расселенный. Не знала.
- А фамилия-то как? Знакомой вашей?
Я решила не называть хозяйку своей квартиры, а обойтись ее соседкой, Шумиловой.
- О, так ее за Волгу куда-то выселили. В новый микрорайон.
Тетя Даша ушла, а мы, не вызвав у нее подозрений, прошлись по двору. Я показала Зое Алексеевне, где стоял наш сарай и приделок для кур. Мы постояли на этом самом месте. Я подвела ее к железяке, открывшей мне лазейку, чтобы спрятаться. Говорили тихо – ведь неизвестно, пусто ли в тонаре. Может, Аза с Варей опять делят там награбленное?
- Если бы вы знали, Зоя Алексеевна, на чем я сейчас стою… Вернее, над чем.
- Хм…
- Мы с бабушкой кое-что тут закопали. Вот прямо под моими ногами. Ерунда, конечно, но каждая вещь – это потрясающие воспоминания.
- Ценные вещи-то?
- Да нет. Часы настенные. Обычные. Не раритет. Большие. Однажды наш… родственник попал на какую-то вечеринку во Дворец культуры, напился там, снял со стены часы, завернул их в оконную штору, очень, кстати, красивую, и прибыл ночью к нам с этими… подарками судьбы. И мы с бабушкой той же ночью совершили героический поступок – пробрались в сарай, выкопали яму, да все это и схоронили. От греха подальше. Ведь охрана обворованного ДК могла проследить, куда исчезли их вещи. А утром отправили родственника туда, откуда он приехал. Так что, думаю, потомки при раскопках обнаружат эти вещи и будут гадать, что, откуда и почему. Кстати, там не только часы да штора. Еще кое-что имеется, менее интересное.
Мы подошли к месту, обозначенному дырочкой на клеенке. Нашли примерное место расположения второй дырочки. Встали друг против друга на этих местах. Нас разъединяли шагов двадцать. Мы пошли друг к другу так, чтобы остановиться на середине. Встали. Никаких особых ощущений. Правда, почему-то закружилась голова. Что ж, немудрено, ночь мы почти не спали. И вдруг я вспомнила себя в детстве и двор закружился со страшной силой!
- Зоя Алексеевна, а ведь тут была карусель… Такой, знаете, железный штырь посредине и круг, как бы на него нанизанный. И поручни на этом круге, чтобы держаться. Ну да! Я даже помню, как плакала, когда карусель эту сломали. И убрали. Не стали чинить. Надо же! Она как раз вот тут стояла!
- Боюсь, Наташенька, что эта ностальгия отнимет у вас силы, да и мозги заморочит. А не лучше ли нам с вами сейчас – домой, а?
Меня всегда учили, что надо слушаться старших.
На снимке - картина Петра Солдатова.
