Отношения царя Петра с женщинами были сложными: вроде бы пылка и нежная любовь, да ещё оформленная в виде династического брака на Евдокии Лопухиной перегорела быстро. И не в последнюю очередь из-за разности воспитания и темпераментов супругов: дочь стольника Лопухина была воспитана хотя и в традициях Домостроя и была домашней, амбициями обладала немалыми!
И «царский чин» с неспешным и плавным выходом под своды дворцов, с обязательным благословением патриарха, с богатыми, усыпанными жемчугами, ризами и атрибутами царской власти сладко грели ей душу. Хотелось властвовать!
И если в первые годы семейной жизни, пока она не родила Петру двух сыновей (выжил лишь один из них, Алексей), нежные отношения ещё сохранялись, то потом Евдокию стало раздражать и его немецкое платье, и не царское, по её мнению, поведение. А царь Пётр, на её несчастье, был не из тех мужчин, кем можно было по-женски манипулировать! Итогом и стала ссылка строптивой жены в монастырь.
Вторая половина жизни, до самого её заката, прошла под знаком любви ко второй жене Екатерине, бывшей невольницы, захваченной при взятии одной из крепостей во время русско-шведской войны.
До крещения в православие её звали Марта Скавронская. Она была матерью двух сыновей Петра (оба не выжили), и двух дочерей, одна из которых стала в дальнейшем императрицей Елизаветой («кроткая сердцем Елисавет»), а вторая – матерью недолго царствовавшего Петра III.
И наконец, была женщина, которую он любил страстно и нежно… но она отвечала на его чувства или умело разыгранным ответным, или, когда притворяться становилось невмоготу – полным равнодушием.
Зато богатые дары принимала с энтузиазмом! На чём в конце концов и погорела – царь, человек достаточно проницательный долго копил в себе неверие в её меркантильность, но когда вскрылась любовная связь с посторонним, да ещё в течение последних 5 лет из 10, в которые царь души в ней не чаял…! Речь идёт, естественно, об Анне Монс.
Недоброжелатели в Москве звали эту женщину пренебрежительно – «кукуйская царица», по названию немецкой слободки Кукуй, где Анна проживала вместе со своей вдовой матерью и тремя сёстрами. Назвали так, конечно же, с оглядкой и за глаза, так как характером «Монсиха» была стервозной и могла нажаловаться царю.
И тогда не сносить было бы обидчику головы, притом в прямом смысле – правовыми аспектами наказаний неугодных царь не особо заморачивался! А недовольных связью немки и царя в высшем московском свете, как светском, так и церковном, хватало.
- Во-первых, Анна демонстративно не принимала никакого участия в религиозно-православной жизни столицы, оставаясь подчёркнутой протестанткой. То есть, по всем православным канонам – злостной еретичкой.
- Во-вторых, бывала беспардонной, не понимая и не принимая обычаев России… хотя в этом она часто получала поддержку царя, который и сам считал свою страну варварской и во всём равнялся на Европу. Притом зачастую не на лучшие её стороны жизни.
А помните «сердечного друга» и советника Петра Франца Лефорта? «По совместительству» - бывшего любовника Анны.
В истории знакомства Петра с этой женщиной он не колеблясь сыграл роль сводника, безошибочно просчитав все плюсы такого альянса. И наверняка ещё шепнул старшей из дочерей Монс, чтобы та была «умной и хорошей девочкой». В чём, кстати, нашёл полную поддержку со стороны вдовы, Матильды Монс, матери всех четырёх девиц «на выданье».
Ни Франц, ни Матильда, ни Анна не просчитались. Первый стал ещё более близким другом и конфидентом царя, Матильда, как маменька любовницы, получила, наконец, от царской казны ежегодное содержание в 708 рублей (огромные деньги!), а куртизанка Анна – двухэтажный дом, сонм слуг и чуть ли не еженедельные внеплановые дорогие подарки.
Царь всерьёз подумывал было жениться на Анне, благо, законная жена Евдокия уже давно томилась в монастыре после пострига в монахини. Но тут на дыбы открыто стала церковь, да и из боярского окружения стало раздаваться недовольное и местами злобное ворчание.
Недовольных царь умел приструнить. Но всё же одумался, так как недовольство стало очень уж широким, а это грозило открытым бунтом.
Но потом умирает Лефорт, начинается активная война России на балтийском театре военных действий, и царь на годы ослабляет своё внимание к Кукую и благоденствующей там семейки Монс. А зря! Потому что через 5 лет безупречной службы царю в качестве девочки для утех Анна Монс «взбрыкнула».
Ей захотелось чувств…которых к Петру она в лучшем случае не испытывала. А в худшем – его ненавидела и презирала. Как варвара. Как истинная протестантка. И Анна ещё пять лет работает в постели на два фронта, крутя роман ещё и с саксонским посланником Кенигсеком.
Да вот беда – в 1703 году во время одной из пирушек в царском шатре посланник набрался так, что переходя по шатком мостику ничтожную речушку, сверзился в воду. Да и утоп. А потом, когда его тело извлекли и найденные при нём вещи прошли осмотр, разразился скандал – у Кенигсека была с собой пачка писем от нежной подруги Анны Монс.
Царь был в ярости. Он сразу отдалил от себя изменщицу, не вступал с ней в никакие переговоры, отобрал дом и содержание… оставив, впрочем, подаренные драгоценности.
«Кукуйская царица» переживала эту встряску в своей жизни ни много ни мало 8 лет, наполненных попытками хоть как-то оправдаться и примирится. Но всё было тщетно, царь измены не простил.
А жадная и глупая дочь виноторговца Монса даже не подозревала, насколько близко её голова была близка к тому, чтобы слететь на плахе с плеч под топором палача. Потому что обычно государь всея Руси в таких случаях не церемонился.
Замуж она всё же вышла – в 1711 году. За Георга-Иоанна фон Кейзерлинга. Но это уже совсем другая история.
Подписывайтесь на наш канал, чтобы не пропускать ничего интересного. В наших обзорах и исторических расследованиях вы найдете «Только факты». Мы стараемся показывать вам самые интересные страницы российской истории. Будем признательны за комментарии.