Что бы вы подумали о парне, который носит и не стирает рюкзак с пятном крови на ткани в память о своей первой поножовщине. Который спит по четыре часа, а по иным слухам, и вовсе не спит никогда. Ест что попало, и одевается как попало, будучи неофициально очень и очень богатым – по нашим меркам, конечно.
Я, как и все, думал, что Игорь немного долбанутый, и потому его боялся. Вся вертикаль власти в нашем О-обществе сосредоточилась в его руках. И сколько бы не трепали языками о его ношеных рубашках и поведенческих привычках, их обладателя однозначно боялись. И уважали. Тех, с кем у Игоря случался конфликт, находили потом фрагментами, и вот это была уже не легенда. Последний подобный случай отгремел всего два месяца назад. Тогда на камеру Игорь высказался, что совершившие сие преступление будут найдены, наказаны, фактически изничтожены судебной системой нашего О-общества (на словах о судебной системе я развеселился). Для убедительности он жестикулировал той самой отрубленной кистью, найденной прохожим – в его собственной руке, жилистой и полной жизни, она казалась беспомощной марионеткой. Этот выпуск новостей я не забуду никогда. «В мире О-общества нет места криминалу!» – взывал он с экрана. А преступник нашелся очень быстро, забавно, что по слухам, насолили Игорю оба – и виновник, и его «жертва».
Словом, этот парень был у нас главным, командир всея и всего. Не знаю, видел ли кто-то Игоря озадаченным, возможно, что сегодня я открыл их число.
– Так и… – он закашлялся. – И что ты хочешь взамен?
Речь шла о лазе в «зеркалку», через который мы все однажды провалились. Если можно так назвать явление, разделившее тысячи жизней на «до и «после».
– Безопасности, – тихо ответил я. – Чтобы ты никогда не обращал на меня внимания.
Игорь изумленно всплеснул руками.
– Да я тебя и не трогал никогда! Я знаю, что ты классный специалист, и все такое. На вес золота.
Он, конечно, лукавил. Не знал он обо мне, и знать не мог, я был серой мышкой среди тысячи других провалившихся. Мне сейчас было двадцать три, а Игорю – двадцать пять. Он был здесь из самых старших, помимо прочего, хотя и выглядел как вчерашний школьник. Шесть лет назад, когда все это случилось, он первым сообразил, что к чему, и стремительно принялся сколачивать банду. Она теперь звалась у нас правительством, и, надо отдать должное, с организаторскими способностями у Игоря был порядок, может оттого наше О-общество и продолжало столько времени худо-бедно держаться. От открыто жестких и жестоких методов он отказался через пару месяцев, подавив сопротивление отдельных групп, и бросился изучать учебники по экономике и политологии. Может, он и был психопатом, но однозначно лидером. К лидеру я и пришел, рассказать о том, что не давало покоя вот уже несколько недель.
– Ты ведь не этого хочешь, – протянул Игорь. – Правда же?
Слова заставили вздрогнуть и вернуться мыслями к нашему разговору. Я сидел в приемной и старался особо не озираться по сторонам, тогда как Игорь пристально смотрел на меня. Умен, конечно. Свои карты я надеялся раскрыть попозже.
Но решил играть открыто.
– Я знаю, что ты не собираешься воспользоваться этим лазом. – Я поднял голову и твердо встретил взгляд темных глаз. – Знаю, что тебе и здесь хорошо. Запечатай его, если хочешь, уничтожь, но перед тем – отпусти меня обратно. Никто ничего не узнает.
Он пытался прикинуть, не блефую ли я, пока на стене медленно тикали часы. Словно цокали в укор моему малодушию, в него-то и поверил в итоге Игорь. Он кивнул и предложил мне встретиться вечером, и я с облегчением вышел из приемной, стараясь не сорваться на бег.
***
В шесть часов вечера я вышел в городской парк. Я знал, что люди Игоря найдут меня без труда, а потому не слишком озаботился местом встречи. Стояло лето, и в парке было чудо как хорошо. Аттракционы поросли зеленью, легионами нестриженной травы, что местами пробивалась даже сквозь асфальт. Игорь очень хотел в свое время восстановить аттракционы, но нужных спецов не нашлось. Да и откуда им быть среди мальчишек и девчонок, большинство из которых даже школьную программу не освоили? Спасибо и на том, что ребята из радиокружка смогли организовать телетрансляции – не сразу, на второй только год. Перед этим пара электриков, успевших закончить колледж, по приказу Игоря пыталась обучить всех желающих и нежелающих, что в итоге и позволило восстановить в городе электричество. К тому моменту мы стали почти обычными гражданами, только уж больно рано постаревшими. В моих собственных волосах на висках угнездилась седина.
Поначалу остро стоял и вопрос с продуктами, пока в нашу жизнь не вошел лаз – один из официальных, через который раз в неделю «спускались» контейнеры с едой. Еда отправлялась в магазины, и я помню, какой хаос был с доставкой и отгрузкой. Игорь, тогда еще откровенно «злой тиран», угрозами загонял народ на курсы вождения, благо среди нас нашлось несколько законных обладателей прав. Курсы предполагали всего три дня и обходились в парочку ежедневно разбитых машин, бесхозно стоящих вдоль дороги. Новоиспеченные инструкторы украдкой вытирали холодный пот, а я старался обходить проезжую часть как можно дальше. Часть пацанов села за грузовые газели и занялась доставкой продуктов, девчонки – их раздачей. Деньги, что выгребла банда Игоря из банковских сейфов, тогда еще были не в ходу, а отдельная «дружина» раздавала талоны на хлеб, молоко и консервы. Оборачиваясь назад, я понимаю, что лидер и его команда сделали невозможное. Несогласных – били, но анархии не было. Была отчаянная попытка привести все хоть в какой-то порядок.
Я присел на пустующую лавку, наблюдая за вереницей муравьев. Вот кому не нужно специально учиться порядку. Интересно, есть у них свой президент? Ах да, королева-матка, что-то такое мы проходили классе в седьмом.
Школы упразднились сами собой в пользу школы жизни: едва ли кто-то из старших мог толково преподавать предметы, да и Игорь не горел желанием тратить на это силы – его едва хватало на остальное. Еще не стало медицины, но флаконы с перекисью водорода, бинты и антибиотики теперь стояли на полках в супермаркетах, и также выдавались по талонам. В пустом здании Правительства открылся призывной пункт – требовалось явиться и подробно расписать все свои умения. Новоиспеченные «сотрудники» Игоря пытались создать каталог рабочих для разных сфер. По субботам все бродили по улицам и собирали мусор, чтобы загрузить грузовик. Он отвозил мешки за окраину города, возводя между нами и миром еще одну, но неизбежную стену из отходов.
Иногда я вспоминал свои школьные субботники. Прощупывал эту ниточку связи с прошлой жизнью, и находил в том особый душевный уют. Видно, не я один – на субботнюю уборку ходили исправно и все. Мы становились коллективом в каком-то возвышенном значении, о котором принято говорить с гордостью и придыханием. Это стало всеобщей потребностью.
И что же мы имели теперь, на исходе шестилетних усилий? Бинты и телевидение. Телевидение и консервы. И даже фрукты иногда. Полицию, которая носила подобие униформы. В прошлом году Игорь официально «открыл» в городе ЗАГС. И пусть мы были самым юным городом на свете, мы, пожалуй, состоялись как общество. О-общество – неуместное заикание Игоря при первой телетрансляции, несвойственное ему, пришлось всем по душе. Ребята из радиокружка умудрились сразу пустить внизу титр: «Игорь Довлатов, президент О-общества». «Потому что «О» – это… это возглас! О, как мы смогли, – напыщенно объяснял Игорь в дальнейшем, дабы не вспоминать о заикании. – И «О» – это закольцованность на самих себе, наша полная автономность. А еще это как ноль, знак того, что мы все построили с нуля».
Так и прижилось. Я пожевал травинку и сплюнул на землю. За забором раздался скрип тормозящих шин. Машины в городе были только у Игоря, главы полиции и главы по снабжению, который теперь один отвечал за доставку продуктов: после первых курсов обучения вождению, Игорь смекнул, что бензина в АЗС на всех не хватит и быстренько свернул это дело, слив бензин в цистерны. Благо, город наш был небольшой, а за ним и вовсе ничего не было. Довсюду можно было дойти пешком. А еще курсировало два троллейбуса, особая гордость правительства. Во мне они вызывали щемящее чувство ностальгии, оттого передвигался я исключительно на своих двоих.
– Эй, Козин! Юрий! – окликнул Игорь, опуская стекло с пассажирского места. – Давай, садись.
Молодой шофер лет шестнадцати снисходительно зыркнул на меня из-за рулевого колеса. Новенький, а куда делся прежний, интересно? Телохранитель лидера, мой сверстник, оторвался от затасканной книжки, пробежав по мне цепким взглядом, и вернулся к чтению. Сам Игорь по собственным меркам приоделся: джинсы сменил на брюки, и даже нашел приличную рубашку. Уж не волнуется ли он? Я нервно дернул коленом.
– Так где там твой лаз? Ты уверен, что не ошибся?
Официальных лазов в городе было два. Один – откуда поступали контейнеры с продуктами, другой нарекли «продувайкой». Смысл его был непонятен, и многие по первой решили, что это надежда на связь с потерянным миром. Убегали с рабочих мест и совали туда письма родителям. Письма улетали через лаз, но все попытки пролезть туда самим заканчивались неудачей. «Там ничего нет, – официально объявил представитель Игоря в одной из первых телетрансляций. – Нет кислорода, ничего не видно. Только белая пелена». Многие верили, что родители и взрослые продолжали за нами наблюдать все эти годы, иначе как объяснить поступление продуктов в город, который не смог бы себя обеспечить, ничего не производя. Собственно, Игорь здорово наладил сервис и даже инфраструктуру, но без этого необъяснимого снабжения мы все равно бы не выжили. Сам я представлял лаз чем-то вроде клапана, который открывается только в одну сторону. Через два месяца суматохи и одного несчастного случая, полиция стала разгонять желающих сунуть в «дыру» письмецо и собственное тело.
– Он такой же, как и наши два лаза. Как будто воздух разрежен, и пелена перед глазами. Я его случайно обнаружил там, где никто не бывает. В здании заброшенного завода, – Игорь вопросительно поднял брови. – Люблю там гулять, – поспешил добавить я. – Безо всякой цели. И еще, мне кажется, раньше я его там не видел. Он как будто свежий, недавно появился.
– Ты заглядывал туда?
Я утвердительно кивнул. Игорь не сводил с меня глаз.
– Вон оно что. А почему просто не вышел через него?
Этого вопроса я и боялся.
Шесть лет назад хотелось, чтобы все оказалось страшным сном. Только вот, что это за сон, который начался с пробуждения? Я сел тогда в кровати и прислушался, затем вскочил на ноги. Пяти минут хватило, чтобы понять, что родители ни на работе, ни в магазине – в квартире я не нашел ни одной их вещи, словно родителей никогда не существовало, только собственные одежду и безделушки. А потом увидел это.
Над моей кроватью воздух мерцал, образуя небольшое «окно». Притащив с балкона стремянку, я, дрожа всем телом, взобрался и прильнул к этому «окну», и услышал знакомые голоса. Они обсуждали меня, вдруг исчезнувшего ранним выходным утром прямо из постели.
– Да не может быть, – испуганно повторяла мать, – в какой-такой магазин с утра пораньше?
– Не знаю, – озабоченный бас отца. – Ну, ну, не паникуй!
Собрав все силы, я ринулся в «окно», но голова закружилась, а стремянка с грохотом сложилась. Я больно ударился о пол, в глазах стали слезы. Я звал родителей до тех пор, пока «окно» не исчезло. Вдруг, внезапно, как захлопывается капкан. Тогда я вышел на балкон и увидел внизу стайки детей разных возрастов. Кто-то плакал, кто-то бежал по улицам, еще полуодетый. Одни хватали за руки других, а те, что постарше, растерянно озирались.
В этот бардак и вторгся Игорь, подавив нашу панику своими решительными действиями. Не знаю, кем он был до этих событий, и какие амбиции строил, но наш кошмар стал его прорывом. Некогда было думать, пришлось подчиняться. Игорь строил О-общество методично и по кирпичику. Кто-то робко называл наш мир зеркальным отражением мира родителей, считая, что нас разделил рок, эксперимент, пришельцы… фантастических версий хватало. А кто-то всерьез начал считать его единственным настоящим – как Игорь. Я не ошибся, назвав лаз путем назад в «зеркалку», это было правильной расстановкой терминов в глазах нашего лидера. Интуитивно я верно выбрал линию поведения.
По первости, когда стало понятно, что город хоть и остался прежним, но предоставлены мы сами себе, многие ринулись на границу. Сам я не бегал за окраины, хватало и разговоров. Серые бесконечные земли без признаков жизни, словно мы были единственным городом на земле. В О-обществе обсуждать это было табу, официальных запретов здесь не требовалось.
Теперь же Игорь выжидающе смотрел на меня, рядового прогнозиста. Искусственно созданная специальность – тут подсчитать ресурсы, там прикинуть затраты. Завхоз городского масштаба.
– Не пошел, потому что я тоже за порядок, как и ты. Я боюсь анархии. Неправильно уходить одному, решение надо принимать всем О-обществом.
– Опять наврал, – констатировал Игорь, но не без удовольствия в голосе. – Сказал днем, что хочешь, чтобы я тебя официально отпустил.
Я пожал плечами.
– Сходу как-то не сказалось.
– Знаешь, что я сделаю с тобой за вранье? – услышав эти слова, телохранитель Игоря оторвался от чтения и искоса взглянул на меня, затем все так же молча уткнулся в текст. – Ну ты понял.
Врать Игорю было бы самоубийственным, врать себе оказалось намного проще.
***
Лежа накануне ночью, я прокручивал в голове свою мотивацию. Друзей я не заимел, несмотря на обилие сверстников в моем районе, а потребность поговорить порой накрывала особенно остро. И я отдавался мыслям, они уносили меня, как на волнах, вот и теперь представлял себе возвращение через найденный новый лаз. Точнее то, каким бы оно было.
Ну, во-первых, болезненным. То, что я увидел, когда впервые засунул голову в лаз было детской площадкой, мне незнакомой. Но безусловно узнавался наш город, и что важнее – вдалеке показались люди. А главное, значительно старше меня, отчего сердце забилось чаще.
Это был путь домой. Туда, где нас, наверное, уже и ждать-то перестали. Не услышать больше на площадке переклички имен с высоты открытых окон: все обеды давно остыли.
«Отверстие» лаза от асфальта отделяло метров пять. Ушиб в лучшем случае, а в худшем – перелом. Но останавливало меня не это. Я пытался представить, как приду домой, как расплачутся родители. Вокруг будут люди, много людей, машины и разноцветные баннеры. И горячая вода в любое время, а не холодная по часам. И я, наверное, разорвусь от счастья, но почему тогда мне так страшно?
Потому что я сказал Игорю отчасти правду. Уходить стоило всем вместе. И десятилеткам, что успели за эти годы обзавестись щетиной, и тем, кто, исчезнув подростком, успел возмужать или даже выглядеть куда старше своих лет, как я. Кто-то из них отдал бы все за эту возможность, а вот других она бы не обрадовала. Повести нас должен был именно Игорь, человек, который ни за что бы не отдал своего высокого места в нашем О-обществе, местный божок-президент. Единственный, кто, по слухам, всегда носит при себе огнестрельное оружие – пистолет, непонятно откуда им раздобытый, но весомый аргумент в насаждении собственной правды. Узнай он, что я информирую людей о лазе, наверное, моей бы рукой помахивал на следующем эфире. Призывно – кто следующий?
Он должен был этого захотеть. Сам. Они все должны этого захотеть.
Сегодня все прошло деловито и тихо. Я показал Игорю лаз, он осторожно втиснулся в «окно» – со стороны показалось, что пол Игоря стерли, и через минуту вернулся назад, не сказав ни слова.
Его телохранитель осторожно, но крепко повел меня за плечо обратно в машину. Перед самым выходом Игорь, до того глядящий в окно, обернулся ко мне.
– Ты никому об этом не расскажешь. Мне требуется все обдумать. Потом я сообщу всем о решении. Но не вздумай даже рта открыть. Будешь правильно себя вести, и твоя жизнь в О-обществе будет в шоколаде, я лично тебе это обещаю.
Я кивнул и спешно вышел из машины. Игорь сказал очень много, слишком много. Уже дома я отыскал на антресолях нож – старый подарок отца – и сунул в карман брюк. Металл оттянул карман, но слишком слабо, чтобы вернуть мне спокойствие. Чай, не пистолет. И тогда я тоже принял свое решение.
***
Когда Игорь с командой еще только пробовали наладить водоснабжение, нас хотели заселить в один район. План не оправдался, даже с учетом санкций: народ продолжал возвращаться в свои старые квартиры, и тогда Игорь махнул рукой, но установил график подачи воды. Половина населения ходила купаться к друзьям и знакомым, а после шла через весь город с полными тарами, но в последние годы, повзрослев, многие начали переезжать, следуя за удобством. Жизнь входила в колею, привязанность к старому слабела. По слухам, позавчера кого-то впервые расписали в ЗАГСе. Мне повезло: мой дом недалеко от центра входил в зону снабжения водой, что избавляло от необходимости с кем-то сближаться. Свою квартиру я ни за что бы не бросил, пусть от прежнего уюта в ней ничего не осталось.
Вот и сейчас я плеснул себе в лицо холодной воды, промокнул полотенцем и сел за стол. Карандаш скрипел, выводя на бумаге слова. «Уважаемый Игорь, – прыгали буквы. – Ты сильный и харизматичный человек, – я поморщился корявому тексту, но Игорь не признавал церемонного обращения на «вы», несмотря на статус. – В полноценном мире с твоими талантами у тебя будет куда больше возможности развернуться. Ты много достигнешь. Может, однажды возглавишь целую страну? Я уж не говорю о том, каким авторитетом будешь пользоваться, если примешь правильное решение. Хотя среди нас он и сейчас велик…» Рука запнулась. А что он скажет тем родителям, чьи дети не вернутся обратно? Ведь в О-обществе нет криминала, он был искоренен. Малолетние мародеры и те, кто ставил под сомнение власть и позволял себе сопротивление – будет Игорь утверждать, что они умерли от естественных причин? Не бояться языков тех, кто выйдет из-под его контроля в реальном мире?
Он боится, конечно, боится. Вся власть держится на страхе, и особенно крепкая – на страхе того, кто стоит в ее главе.
Скомканный лист полетел на пол, я осторожно подкрался к перилам балкона. На улице было темно, но две фигуры по сторонам дома просматривались четко. Ну конечно, он уже приставил слежку. Я вдруг осознал, как глупо повел себя с самого первого действия, возомнив стратегом. Впрочем, и вариантов было немного: настаивать на первой версии или второй – Игорю обе не по душе. Он не отпустит ни свой народ, ни одну его напуганную часть в моем лице.
Письмо тоже было глупой задумкой. Стоило тайно прыгнуть в этот лаз с самого начала, и бежать, бежать изо всех сил в родной дом, рассказать всему миру о том, что происходит совсем рядом и так далеко от них. Проблема в том, что я боялся возвращаться один. Парадоксально, но не сумев ни к кому привязаться, отдельной единицей я чувствовал себя совершенно потерянным. Мы – общество, О-общество. Эта догма текла по венам, пульсировала в седых висках.
Толкала на очевидную глупость, когда я понял, что спускаюсь по подъездной лестнице. Заставила остановиться перед одним из наблюдателей, который успел принять невинно-удивленный вид.
– Я хочу видеть Игоря, – удивление мгновенно сменилось враждебностью. – Мне нужно с ним поговорить. О важном.
– Если ты о своем билете в один конец, – из темноты нарисовался второй, неслышно подойдя к нам, – то Игорь отпускает тебя. Иди с миром.
Этой ночью я впервые понял, что такое абсолютная тишина. На секунду она накрыла с головой, и мир остановился.
– Это правда?
– Конечно, – наблюдатель беспечно улыбнулся. – Ты пройдешь через лаз и попадешь домой, Игорь свое слово держит. Только он ничего не говорил про отправку целиком, частями сподручнее будет… а ну стоять!
Я мчался, не разбирая дороги, не обращая внимания на острые камни, что попадались под ноги. Свистящий хрип из легких казался предательским – он выдавал, обличал в неумении бегать и бороться. Пару раз я оборачивался и слышал топот шагов, однако, они будто и не стремились догнать меня. Так, загоняли, забавляясь. Жжение в груди нарастало, я бежал туда, где единственно мог скрыться.
Пару раз я падал, не удержавшись на ногах. Тогда гиены подбирались ко мне ближе, но тоже сбавляли темп. Что бы они ни задумали, я не мог на это отвлекаться. Я вставал, бежал и снова падал. Вставал, бежал и падал.
***
В здании завода было тихо и темно, я метнулся наверх и рванул прямо к лазу. Даже сейчас, в темноте, он хорошо просматривался – воздух сверкал и рябил в лунном свете. Внизу послышались крики и топот.
Не успев подумать о грядущей боли от падения, я с разбегу прыгнул в лаз и… запутался в переплетении веревок. Вспыхнул свет сразу нескольких фонарей. Игорь, стоящий ближе всех, прошелся лучом по креплениям от сети, что заканчивались в нишах стен. Очевидно, чтобы я мог их увидеть и осознать, как предсказуемо попался.
– Загнали, Глава, – выдохнул мой преследователь. Он остановился рядом с Игорем, пока второй неспешно трусил по битому стеклу. Фигуры вокруг в темных одеждах приблизились на шаг, и я вдруг понял, что это члены правительства. – Ты был прав.
Игорь смотрел на меня с сожалением. Оно читалось в его глазах и фигуре, и я почему-то почувствовал, как вспыхнули щеки. Страха почти не было, только отчаяние и стучащий в груди вопрос – что же сейчас будет? Игорь направил луч фонаря мне в лицо, и я зажмурился.
– Я же предупреждал тебя не дергаться. – Его голос был ледяным. – Решения здесь принимаю только я и мое правительство. Ты… вы… неблагодарные. Неразумные. Вечно хотите все испортить, да я всю жизнь здесь положил на то, чтобы бороться с последствиями вашего непроходимого упрямства! И это твоя благодарность? Я все для вас делал!
Теперь он был в гневе, и страх до меня добрался. Кажется, я попался в сети не только из грубой веревки, но и судебной системы О-общества. Над которой так беспечно иронизировал во время последнего телеэфира. Иначе зачем здесь правительство, и почему все молчат, кроме Игоря?!
Отцовский нож напомнил о себе твердостью металла через ткань. Сделав вид, что дернулся – нога провалилась в прореху – я незаметно запустил в карман руку. Пальцы сжались вокруг рукояти, а кольцо наделенных властью – вокруг меня.
– Ты не вправе один решать за всех, – собственный голос прозвучал слабо и неубедительно: после недавней пробежки мне все еще не хватало воздуха. – Ты не мудрый правитель, а жестокий тиран. И твоим потолком навсегда останется пара троллейбусов, ЗАГС и чей-то ворованный автомобиль.
Речь произвела эффект: лицо Игоря перекосилось.
– Ты понятия не имеешь, о чем говоришь! Лицемер, решивший сбежать в лучший мир тайком. Думаешь, тебя там ждут? Слова «общество» и «честь» пустой звук для таких, как ты! Товарищи, – он обвел рукой присутствующих, – этот человек изначально хотел предать нас. Он просил меня уничтожить лаз после того, как сбежит.
– Я хотел другого! – мой голос все же осилил крик. – Я тебе сказал, сказал потому что надеялся, ты всех спасешь! Хотел уйти вместе с народом! Но тебя на это не хватает, боишься оказаться вдруг не самым крутым, верно? Туда, вниз, тебе особенно больно падать, да, Игорь? Да всем вам, ничтожества!
По зданию разнесся гул гневных возгласов, пока Игорь, смакуя движения, доставал из-за пазухи пистолет. Ну что ж, он всегда без колебаний переходил от слов к делу. Не теряя времени, я выхватил нож из кармана и щелкнул лезвием. От неожиданности Игорь вскрикнул и выстрелил – мимо! – одно из креплений сети соскочило со стены. Я ухнул вниз, но нога в переплетении веревок не дала мне вывалиться.
А внизу был мрак. Мрак, мрак, мрак. И не видно ни детской площадки, ничего.
– Козин! Юрий!
Собрав все силы, я подтянулся и рывком рассек веревку. В следующую секунду мы оба полетели вниз, я и мой нож, а «окно» лаза с остатками О-общества превращалась в далекую и маленькую «О», пока не сузилось до точки. Я успел подумать, что лечу слишком долго для пяти метров высоты, потом решил, что потерял сознание в полете. Наверное, я падал через все шесть последних безумных лет.
Потом пришла боль.
***
Что бы вы сказали о парне двадцати пяти лет, который бежит, прихрамывая и в слезах по детской площадке. И озирается, жадно и растерянно.
Я подскажу: он потерпел крушение. Рад, что все-таки ничего не сломал. Очень голоден и хочет домой. А еще вдруг не верит своим глазам.
Я затормозил так быстро, что едва не потерял равновесие. Навстречу шел парень лет шестнадцати, обычный такой паренек. Джинсы, водолазка, скейтборд под мышкой. Я протер глаза, но парень никуда не делся. Дойдя до меня, он остановился, заметив мое внимание.
– На мне что-нибудь написано? – спросил спокойно, даже с ленцой. – Мы что, знакомы?
– А ты… ты разве не падал с нами? Ну, в смысле… – я лихорадочно соображал. – Мы ведь все вместе, все молодое население с десяти до девятнадцати – раз! – парень захлопал глазами. – Ну, в другое измерение попали, вроде как. Ты откуда тут взялся? Здесь никого не осталось, в этом городе, из молодежи!
Парень поморщился.
– Ты, дядя, совсем крышей съехал. По жаре ходить меньше надо, – перехватив скейт другой рукой, он зашагал дальше, а я остался смотреть ему вслед.
Что же это такое? Откуда он здесь взялся, такой невозмутимый и явно местный? Я закусил губу, спокойно, не время паниковать. И не время для лишних раздумий, пора идти домой. Мать, отец – они не поверят своим глазам! Я захромал дальше. Этот район был мне знаком. Каких-то десять минут ходьбы, и выйду на родную улицу.
Она оказалась оживленной, даже очень. Люди и дети – все сновали взад и вперед, раздавались смех и голоса. Я изумленно озирался по сторонам, не забывая двигаться дальше. Внезапно в толпе мелькнуло знакомое лицо, отчего сердце провалилось вниз. Наблюдатель Игоря, один из тех, кто преследовал меня совсем недавно! Теперь он стоял на бровке у газона, и разговаривал по сотовому.
Нехорошее чувство волной прошлось по телу, отдаваясь в ушибленных боках. Я приблизился к парню и тот, наскоро попрощавшись с собеседником, отвел телефон от уха.
– Юр! Я же сказал, верну, верну я тебе косарь. Не дави только, завтра на работе и отдам. А ты чего такой растрепанный? – он бегло оглядел мою грязную одежду и искаженное от эмоций лицо. – Ну ладно, мне идти пора. Завтра отдам!
Парень, чьего имени я даже не знал, спешно ретировался, а я вдруг почувствовал, как давит на меня и солнце, и этот веселый уличный гомон. Во рту появился горький привкус обмана. Вглядываясь в толпу, я увидел и другие знакомые лица. Где-то здесь ходит Игорь, наверное, без рюкзака с пятном. Где-то здесь живу и я, на пятом этаже хрущевки. С родителями и планами на будущее, в котором мне, когда-то пропавшему, места нет.
Дальше идти не было смысла. Цветы на клумбе, которую я миновал, запестрили в обратном направлении: красные розы, желтые тюльпаны, зеленые гортензии. Гаражи впереди расплывались за пеленой слез. Десять минут хода, всего десять минут хода – и буду на месте.
Детская площадка пустовала, теперь я понял почему. Дома вокруг были недостроем, попытка на скорую руку возвести спальный район наверняка сточила зубы об извечный вопрос нехватки денег. В нашем городе О-общества его и вовсе не существовало, этого района. Я встал в центр площадки и задрал голову наверх. В небе плыли облака – чудесный день для чудесного спасения. Воздух рябил, но то была рябь от жары, и ничего более.
Я затрясся, дав полную волю слезам. Они стекали по вискам и за шиворот, пока я смотрел наверх. Кто вы такие, те, кто выделял нам еду? Кто сделал «окно» для кучи безответных писем, написанных еще детским почерком – зачем, чтобы подсматривать за своим экспериментом? И этот новый лаз, ответ заветному желанию… ловушка персонально для меня? Испытание властью для Игоря?
Пока наши двойники – а может, напротив, настоящие – ходят по реальной земле вместо нас, мы радуемся тому, что в городе ездят целых два троллейбуса. Такие уж мы, закольцованные сами на себе. Автономия. Неблагодарные, неразумные и упрямые, как сказал Игорь.
– Игорь.
Ветер унес слово в сторону шумной улицы в двух кварталах. Я набрал в грудь побольше воздуха.
– Игорь! Прости меня, возьми меня обратно!
Облака ускорили бег, солнце нестерпимо жгло макушку. Я снял футболку и замотал вокруг головы. Вот так, так лучше. Смогу дольше продержаться, ведь я никуда отсюда не уйду. Мне больше некуда идти.
– Игорь, ты был прав. Ты, конечно, тиран, но я твой гражданин! Забери. Меня. Обратно!
Когда я охрип, то сел на асфальт, который начал остывать. Время текло медленно, мысли переполняли голову, наслаиваясь друг на друга так, что я перестал их различать. Зеленые гортензии. Где я недавно видел зеленые гортензии? Чудесные цветы…
Веки потяжелели и сомкнулись, я свернулся калачиком на асфальте.
***
Доктор явно нервничал. Супружеская пара напротив в противовес была бледна и серьезна – оба как один. Разговор назрел давно, и готовился к нему доктор с самого утра.
– Сегодня мы подошли к решающей фазе. Вы знаете, мы проделали большую работу, – доктор откашлялся. – Все благодаря последнему прорыву. За этот год мы сделали больше, чем за предыдущие пять лет.
– Вы же обещали полный успех, – вмешалась мать пациента. Говорила она тихо, но твердо. – Вы сказали, новая методика даст результаты.
Доктор уставился на бумаги на столе, лишь бы не смотреть в ее безжизненные глаза. И на стеклянные двери кабинета, свозь которые в коридоре напротив расплывались цифры палаты. Наверняка, они опять принесли ему цветы. Разноцветные, как и всегда, и не надоело ведь за столько-то времени.
– Да. Да, она и дает. Шесть лет ваш сын был в мире фантазий, со дня той самой аварии. Уверяю вас, это не кома, это нечто другое. Его мозг активен как никогда, в нем постоянно происходят разные процессы, приборы даже зафиксировали всплеск адреналина накануне вечером. Наша задача – заставить его вернуться. – Доктор замолчал, за окном кабинета прочирикал воробей. Все трое вздрогнули от этого звука. – В реальный мир, и для этого каждый раз, когда начинается период особой активности мозга, что говорит о решении им какой-то задачи, наш прибор включается и избирательно блокирует нервные импульсы.
– Это понятно, – перебил отец пациента. – Должно получиться, правда ведь?
Воробей сел на подоконник снаружи и, склонив голову, теперь смотрел через стекло. Когда-то однажды доктор принял волевое решение. Смотреть через незримое стекло, на всех, кто по его обратную сторону. О него разбивались вечные слезы этой матери, которые через годы вдруг сменило хладнокровие. И затравленный, не поменявшийся взгляд отца – все так же бегает и мечется, проскакивая стадию смирения. Слишком много личного, слишком много эмоций. Слишком упрямая и недосломленная пара, готовая слепо верить в своего сына.
Но платежеспособная, однако. Если бы не они, доктор похоронил бы уже научные амбиции. Удивительно, сколь благодатная почва рождается из отчаянной веры, помноженной на возможности. Они здесь, все трое, ею помечены.
– Когда мы избирательно блокируем пути решения мозга, то не даем ему погрузиться на привычную глубину вымышленного мира. Ваш сын словно заходит в тупик своей же фантазии. Это можно назвать своеобразной ловушкой, прибор обрубает одну за другой возможности уходить на знакомые модели поведения, понимаете? Сюжет и логика этого мира начинают сыпаться. Стучишь в одну дверь – закрыто, в другую – тоже. Его образы становятся некомфортными, пугающими, мозг будет метаться и искать пути выхода. И одной из этих дверей, – доктор рискнул и положил ладонь на руку женщины, что не сводила с него глаз, – будет выход в реальность. Сюда, в настоящий мир, где вы его ждете. Все равно как выключать прожекторы один за другим. Куда пойдет человек? На источник света.
Женщина высвободила руку и достала платок. Привычно промокнула давно сухие и впалые глаза. Мужчина коротко кивнул и ссутулился.
– Мы верим вам, как верили все эти шесть лет. Объясни вы все так доходчиво месяц назад, нам не пришлось бы сомневаться. Скажите, есть прогнозы, когда все закончится?
Доктор с облегчением откинулся на спинку кресла. Разговор прошел проще, чем он ожидал. Воробей, потеряв интерес к людям, вспорхнул и улетел на ветку.
– Поверьте, мы уже загнали мозг вашего сына в достаточную для спасения ловушку. Мы на финальной стадии. Чем бы ни обернулось в его фантазии возвращение к вам, мы оставили место только для одного сюжета. Он вернется.
***
Я очнулся, когда вокруг смеркалось. Футболка на голове промокла от пота, хоть пекло давно прошло. А вспомнив все, что случилось со мной за последние сутки, пожалел, что проснулся вообще.
В робкой надежде я взглянул на небо, которое стремительно темнело. Темнело все вокруг – эта тьма обступала детскую площадку со всех сторон, и меня вдруг охватила паника.
– Игорь! Забери меня обратно, прошу тебя!
Это ведь просто сумерки, они не опасны, убеждал я себя. Но оставаться на детской площадке было невыносимо. Тьма наползала густым облаком, окутывая меня одиночеством. Где-то там, в паре кварталов мой дом. Наверное, родители сейчас сидят за столом. Ну а я?
Я зажмурился, прогоняя картинку в голове. А может, плевать на все и рвануть сейчас к ним? Я ведь тоже их сын! Я – их главный сын, а не тот самозванец, который, наверняка сидит в моей комнате. Переживает за одолженные деньги, а может, безмятежно тренькает на гитаре.
И неспособен их чем-то расстроить, моих родителей, в отличие от меня.
Но как же быть, если я нигде и некому не нужен? Потеснится, будем жить вдвоем? Тьма подобралась уже к самым ногам, повеяло ночным холодом. В отчаянии, я задрал голову наверх в последней попытке докричаться до небес.
– Игорь, мой президент! Я – часть О-общества. Забери меня, не оставляй одного! Я – твой гражданин. Я – гражданин!
И когда я был готов сдаться и повернуться в сторону далеких домов, на небе внезапно отразился проблеск. Воздух «поплыл» и медленно растекся буквой «О». Грубая веревка, бывшая некогда сетью, свесилась вниз спасительным канатом. Я ухватился за нее двумя руками, так крепко, как никогда ни за что не хватался.
– Залезай, Козин Юрий, – знакомый волевой голос разметал тьму по сторонам, как прожектор. – Приму, раз вернулся.
Автор: Елизавета Аристова
Источник: https://litclubbs.ru/writers/6955-zhizn-na-tvoi-vybor.html
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также: