Вы любите игры? Даже если нет – вы точно хотя бы раз в жизни прятались от казаков-разбойников или вздрагивали от пронзительного «22 – гуси-лебеди!». Игры сопровождают нас с раннего возраста, однако мало кто задумывается: откуда к нам пришла та или иная игра, кто и для чего её придумал, как в неё играли раньше? А вот ребята из сообщества «Старинная игротека» не только разгадывают все эти тайны, но и воссоздают игры, в которые рубились древние шумеры или средневековые господа. О том, что такое «Хнефатафл», с какого перепуга в русские бирюльки играли в Германии и почему гадания и ритуалы стали прародителями игр, «Чернозём» расспросил создателя «Старинной игротеки» и игроведа со стажем – Петра Ершова.
Почему именно старинные игры стали объектом вашего интереса? Как вы вообще пришли к этой теме, и с чего всё началось?
Пётр Ершов: На самом деле, мы каждый раз рассказываем новые байки о том, как появилась игротека. Ведь это был длительный процесс – всё постепенно складывалось. Так, я на протяжении многих лет занимаюсь исторической реконструкцией разных периодов. Историческая реконструкция – именно как хобби, а не как метод экспериментальной археологии, хотя с этим я тоже сталкивался. Был момент с клубом «Кэмпен», если мне память не изменяет. Там нужно было сделать серию докладов, просто друг для друга – сообщество друзей. Мы делали доклады на различные исторические темы – я не знал, что выбрать, и возникла такая мысль: «А во что играли в Средневековье?». То есть речь шла именно о европейском Средневековье. Я пошёл искать, а дальше всё как в тумане… И поехало.
Потом, примерно лет пять назад, был ещё вопрос. Мы поехали на фестиваль и спросили: «В какие русские настольные игры играли люди?». Фестиваль был этнографический, он проходил, по-моему, в Ярославле – там было много этнографов, специалистов по русской традиционной культуре. Я думал, что сейчас приеду, спрошу, и они мне много всего расскажут. А в результате все сразу такие: «Ну, в бабки играли». Я им уточняю: «Нет, я про настолки». Они после паузы: «Ну, бирюльки. Всё». Тогда начали сами копать. И вот оказывается, что те же бирюльки – это интернациональная игра. И дальше в процессе выяснились ещё два момента: во-первых, очень многие игры в целом интернациональные; во-вторых, эта тема в России изучается, но не комплексно. Нет такой науки – игроведение. Вернее, давайте скажем так: я её не нашёл, хотя этим целенаправленно занимаюсь. Это при том, что специалисты есть – и реально крутые.
В итоге мы поняли, что материалов накопилось очень много, а сидеть над ними и как Кощей над златом чахнуть – это не моё. И поэтому начали потихоньку делиться. Оказалось, что многим зашло, потому что это необычно, это интересно. Ну и понеслась: сделали группу в ВК, а потом начали ездить с играми по городам и весям. Главная сложность с этими играми заключается в том, что надо не только раскопать материал и сделать сам игровой набор – но ещё надо потом в него поиграть. И при этом поиграть с разными людьми.
Игры ассоциируют именно с детьми, а тут нужны и взрослые. Вообще, так было не всегда, и игры – это штука для всех возрастов. Играют все. И до сих пор это так – тут ничего не изменилось. Игровые культуры меняются, а как играли все от мала до велика, так и играют. Тот, кто говорит, что он не играет – лукавит.
Если подробнее говорить о команде – насколько она большая? Как в ваш проект попадают люди, как часто они меняются? И вообще, как строится сообщество изнутри?
В целом, по городам и весям, нас человек 16, которые на постоянке всё это копают. Но интересующихся гораздо больше. Тут всё на энтузиазме и интересе строится. Мы приезжаем на фестиваль – люди подходят, интересуются. Вот, например, Артём Дмитриев – он тоже реконструктор, замечательный специалист по XVII веку в Европе. Он на это всё дело посмотрел, ему зашло, и Артём сказал – хочу! И прям рьяно ломанулся: начал всё изучать, периодически мне присылает материалы, проводит лекции по играм XVII века – в том числе и детским, – которые он переводил. А переводил он Чарльза Коттона и Фрэнсиса Уиллоби – это были такие, условно, собиратели игр в Британии в XVII веке. И вот Артём перевёл и уточнил всё прямо реально круто.
Это вот один пример. А так, людей много. Либо мы с ними на фестивалях пересекаемся, либо в паблике друг друга находим. Есть товарищ, который занимается игрой «свайка» – русская игра такая, у которой, кстати, очень мало аналогов в мире. А это вообще редкий случай, когда игре сложно найти аналогию. Он вот мне написал ВКонтакте, говорит, что может рассказать о ней. Я, конечно, с радостью его поддержал – давайте дружить, переписываться.
В определённый момент у нас появилась такая разбивка: кто-то занимается вопросами организации и финансов, кто-то – чисто исследовательской стороной. Я вот, например, сейчас кочую в исследовательскую сторону. Ну и, конечно, я – это про поговорить языком. По-любому нужно уметь делегировать. Если разбивки не будет, то, как сейчас говорят, рано или поздно выгоришь и потеряешь интерес. А исследовательский интерес должен присутствовать обязательно – именно он держит на плаву. Вот этот азарт, когда ты нашёл какую-то штуку, воссоздал, рассказал про неё людям – и они начали играть. Или не начали. Это, кстати, тоже приводит к определённым выводам, что вот эта конкретная игра в современном мире не работает.
У нас недавно возникла рьяная потребность сформулировать, кто же такой игровед в принципе, какие компетенции у него должны быть. Мы всем коллективом пока думаем над этим. Более-менее это проработано было в советское время – были массовики-затейники. А вот предыдущее понятие, откуда всё и выросло, – игровед, но оно не такое конкретное. Вот, игровед, кто это такой? И историк, и социальный антрополог, и массовик-затейник – всё в одном флаконе, плюс ещё он должен уметь травить байки, потому что без этого никак.
Вообще, одним из столпов всей истории игроведения в России – про этого человека нельзя не сказать – является Дмитрий Скирюк из Петрозаводска. Писатель с целым списком регалий. Я его очень уважаю. Он на протяжении многих лет вёл блог, посвящённый изучению настольных игр – ещё до того, как я всем этим стал заниматься. Конечно, у него есть не всё, поэтому мы сейчас изучаем игры и идём всё дальше и дальше.
Сейчас вы базируетесь на арт-кластере «Восток. Западная»? Есть ли дальнейшие планы открыть свой собственный тематический музей?
Нет, уже нет. Сейчас мы находимся в библиотеке № 179 на улице Вавилова, 86. Мы там проводим лекции и мероприятия. Пока это скорее такой рассеянный проект. Бывают в разных местах отдельные выставки и лектории, о которых мы, естественно, сообщаем в своей группе. Со своим музеем – сложный вопрос. Тут всё упирается в деньги. Мы проект не шибко коммерческий – больше именно сообщество энтузиастов, которым эта тематика интересна.
Не могу сказать, когда мы придём к открытию музея в Москве, потому что в столице предложение перенасыщено. То есть если в регионах проблема: «Куда бы сходить?», то в Москве: «Как бы мне выбрать?». Столько всего навалено, не всегда качественного. Зачастую – какая-то дичь за безумные деньги. И мы в этом инфопотоке пока до уровня музея добраться не можем.
Но вообще музей в Москве – это, конечно, мечта поэта. Я ориентируюсь на опыт Швейцарского музея игр. В Европе игроведение развито намного лучше: есть научные издания, где публикуются результаты исследований именно по играм. Там такие бездны. Регулярные конференции, форумы. У нас этого меньше. Но я думаю, со временем ситуация переломится – мы только в начале пути. Потом и нормальным учёным это всё тоже станет интересно, тем более перспективы у темы есть. Уже много крутых специалистов в этой области, просто пока всё слишком разрознено.
Из планов у нас – сейчас провести свой второй фестиваль. Первый мы делали на Крутицком подворье, второй надо делать масштабнее. Пока ищем место и финансирование. Но найдём, и всё будет. Грядут ещё клёвые выставки – ждите анонсов в группе.
А у вас можно заказать лекцию с играми или проведение мастер-классов? У какой аудитории это пользуется спросом?
Да-да. Обычно заказывают для детей, но мы приезжаем и всё меняется – взрослые тут же втягиваются. Это необычно. Плюс мы всё очень скрупулёзно прорабатываем: кто, чего, какой возраст. Задаём какие-то странные вопросы: а чем ребёнок увлекается? какие мультики смотрит? Это ведь очень важный момент, чтобы найти общий язык. Если молодёжи ты просто рассказываешь про всё это старьё – им скучно. Но есть игра Assassin's Creed, там внутри есть игры «Мельница» и «Фанорона». Я спрашиваю: «Вот ты играл в Assassin's Creed? Давай в мою “Мельницу” сыграем сейчас». И сразу есть эффект узнавания – своеобразный крючок, с помощью которого удаётся открыть новый мир человеку. Очень часто игры становятся такими воротами для рассказа о небанальной истории. Показать, что история – это не набор дат, которыми нас долбили в школе, а что это огромная и очень интересная наука. Если ты в неё залезешь – перестанешь смотреть «Игру престолов», ведь это всё чушь, а вот история тридцатилетней войны – куда интереснее. Аж глаз будет дёргаться, насколько это круто.
Вообще, на частных заказах всё зависит от задачи. Иногда просто: хотим поиграть, чтобы дядька прикольный был в костюме. Да пожалуйста! Но для меня – это личная моя такая тема – каждая проведённая игротека – это новая информация. Я получаю очень много данных, которые подтверждают или опровергают какие-то выкладки, и с помощью этих данных каждый раз всё улучшаю и улучшаю игру. Я всем участникам всегда говорю: «Ребят, вы не думайте, что вы просто играете. Вы берёте игру, которой, может быть, две тысячи лет – и вы её оживляете. Вы занимаетесь, по сути, исследовательской деятельностью, даёте набор данных, которые позволяют восстановить картину. Таким образом, реально очень много всего выползает». И люди такие: «Ну да, прикольно». Но на кого-то это прямо большое впечатление производит – это же помощь учёным.
Тот факт, что игры ассоциируются с детьми и чаще для детей заказываются, не является ли неким препятствием? Нужно ли отдельно доносить, что игры – это ещё и взрослое занятие?
Я бы не назвал это препятствием. Скорее, такая особенность. Вот так мир устроен – ну и ладно. Это, конечно, несколько сужает целевую аудиторию, потому что установка чёткая: игры = ребёнок. Но есть публичные мероприятия, в которых мы участвуем или которые организовываем, куда приходят взрослые. У нас ещё есть лекторий – это штука прямо для взрослых.
Вы исследуете игры Древнего Рима, европейского Средневековья, народов мира, русские народные игры, советские – огромное разнообразие. У вас есть эпоха, с которой всё началось?
Я сам очень сильно увлекаюсь европейским Средневековьем и, собственно, игротека со средневековых европейских игр и началась. Такая у меня сфера научных интересов. Плюс ещё советский период – история Советского Союза очень неоднородна, я стараюсь охватывать время с 1920-х по 1950-е года. Это тоже очень увлекательно – копать не перекопать. А самое главное, материал есть и из него можно сделать очень многое.
Для остальных периодов у нас есть отдельные энтузиасты, с которыми мы консультируемся. Был период, когда я античку специально прорабатывал: задалбывал вопросами товарищей, занимающихся античностью, мучал, просил статьи, уточнял. Со всем так работает. Не знаю чего-то – залезаю с головой и ищу людей, которые мне помогу. Сейчас у меня почти нет необходимости лезть в Европу XVII века, в русскую этнографию, потому что у нас в команде есть отдельные крутые специалисты по этим темам.
Есть какая-то закономерность среди участников ваших лекториев и мастер-классов: в какие игры хотят играть больше? Какой период или форма привлекает больше внимания?
Всегда привлекает яркая необычная штука и простые правила. Первый вопрос всегда сразу: «Ой, я правил не знаю. Это, наверное, сложно…». Вот именно поэтому я и здесь – объяснить. Но, конечно, именно простые игры выстреливают. Ведь люди подходят к этому, как к способу проведения досуга, хотят отдохнуть. Плюс на каких-нибудь фестивалях, те же «Времена и эпохи», люди просто мимо идут и, если заглядывают, у них есть всего-то минут пять. Но вот если человек втягивается в тему – ему открывается много интересных моментов.
Самые популярные игры всегда из серии: брось кубик, положи монетку. Так называемые «игры в семёрку». Они вообще заходят всем. Потом, конечно, необычный яркий инвентарь – тут всё зависит от исполнения. Ну и третья категория – игры, которые человек знает. Тот самый эффект узнавания. Это всегда очень забавный момент. Допустим, у меня стоит набор для игры в «Хнефатафл» – скандинавская игра. И у людей всегда есть два варианта, когда они её видят: о, это шашки! о, это шахматы! Потому что у нас сейчас уже другая игровая культура. И я всегда объясняю: нет, это другое, сейчас я вам покажу. И всё, и понеслась. К таким штукам люди всегда тянутся – это нормально.
Часто бывает так, когда кто-то играет в игру – даже не азартную, – проиграв, сильно расстраивается, злится? Кидание фишек и вот это всё…
Конечно! При этом люди даже зачастую это не осознают. Стандартная история: пошли мы с товарищем в кабак играть в кости. Нашли правила XIII века и решили оттестировать. А у меня такие монетки – имитация средневековых, алюминиевые, каунтеры (прим. ред.: фишки, которые обычно используют для подсчёта очков в карточной игре) по сути. Сидим, играем и понимаем, что нужно больше человек. Рядом сидит большая компания – вот мы к ним подходим, предлагаем с нами сыграть, объясняем, что это всё вообще никак не на деньги, научный эксперимент такой, пару кругов надо пройти. Согласились. Сели. И где-то на четвёртом кругу один из мужчин начал проигрывать и чуть ли на нас не полез – его прямо трясло. Вот тут надо остановиться и напомнить, что мы играли на интерес, вообще ни разу не на деньги, сидели и просто записывали результаты. И вот он тогда осёкся и как бы в себя пришёл.
Вообще азарт – страшное дело. Дети регулярно фишками кидаются. О, на самом деле, у детей тут меньше проблем, чем у взрослых. У взрослых же постоянно присутствует такой страх, что я вот что-то сделаю не так, я буду в глупом положении, опозорюсь перед девушкой или друзьями. Дети-то об этом вообще не думают – лишь бы мама рядом не стояла и не поучала, как делать. А происходит подобное регулярно. Мы с такими родителями, склонными к тотальному контролю, отдельно работаем. Бывали всякие занятные ситуации, но обычно всё переводится в шутку и хорошо заканчивается.
А есть ли способы, как объяснить родителям, детям и вообще всем, как справляться со своим азартом? Переживать проигрыш?
Каждый раз нужно адаптироваться, смотреть по ситуации – какой человек, насколько сильно он расстроился. Бывает, что надо предложить вообще самому что-то за него сделать или, наоборот, лучше человека не трогать. А контролирующую маму можно отвлечь, переключив её внимание на другую игрушку, заинтересовав чем-то отдельным. Взрослые же – они как дети, легко ведутся. В общем, всё по ситуации – каждый раз придумываешь всё новые и новые штуки.
Но самый главный способ: когда приходит новый игровед и я его инструктирую, то всегда говорю – проиграй! Сиди и проигрывай! Только так, чтобы остальные не поняли, что ты поддаёшься. Игровед должен проигрывать. Вообще, это же гораздо интереснее – показать всё. Чтобы человек и успех почувствовал, и понял, каково это проигрывать. Сделаешь больше выводов, больше всего проанализировать сможешь.
Давайте абстрагируемся от того, что вам эта тема в принципе интересна. От изучения настольных игр есть какая-то практическая польза? Для исторического дискурса или для развития каких-то навыков? Что это даёт?
На самом деле, это прямо-таки тема отдельной лекции. В современном мире – что среди детей, что среди взрослых – очень мало подвижных игр. Особенно в городах почти умерла эта традиция. Да, есть футбол, но там в конце концов всё заканчивается тем, что люди с пивасиком его перед телевизором на диване смотрят, а не сами играют. А вот если мы откатимся в век XIX, то там в подвижку играли в разной степени вообще все. Меньше сейчас стало и логических игр. Вот, например, в Африке, которую у нас многие воспринимают как место, где папуасы бегают и постоянно в кого-нибудь стреляют, есть своя особенная игровая культура, которая связывает весь континент, – игровая система «Манкала». Это, наверное, как у нас шахматы по уровню интеллектуального напряжения. Есть и чемпионаты по этой игре. Так что старинные игры очень помогают в плане развития логики.
А самое важное, с чем помогает изучение истории игр – это критическое мышление. Определённо, оно развивается и другими способами, но здесь получается рушить какие-то свои стереотипы. Вот, например, обычно считают, что бирюльки – это русская игра. Откуда это взяли? Из каких источников? Конечно, мы без наезда это спрашиваем – просто разговариваем. И вот тут люди начинают задумываться. О, оказывается у этой игры есть аналоги и в Германии, и во Франции.
Игры вообще развивают огромное количество функций. Академик Павлов вот в городки постоянно играл и писал по этому поводу, что ему это помогает по жизни: полезно и для головы, и для тела. В принципе, любая физкультура помогает – это подвижные игры. А настолки – это интеллект. Но я не говорю в данном контексте об азартных играх – они вообще ничего не развивают, кроме перманентного отсутствия денег на счету. Мы их тоже изучаем, но без практики. Да и вообще, игра игре рознь – бывает прямо невероятная дичь. У нас есть отдельная программа 18+, где мы рассказываем, как наши предки умели развлекаться.
Почему сейчас, когда есть твистеры, имаджинариумы и т.д., можно и нужно играть в старинные игры? И вообще почему это может быть интересно?
Да на самом деле, просто чтобы разбавить весь этот поток. Это просто весело и круто. И это хорошо отрезвляет в том смысле, что ты вот живёшь в своём привычном мире и дальше своего носа обычно не видишь, а когда понимаешь, что какие-то люди в Древнем Египте развлекались похлеще, чем мы сейчас – ты чувствуешь соприкосновение с историей. Человек же – существо любопытное, это скидывать со счетов нельзя. И когда живёшь в постоянном цейтноте: жена, работа, ипотека – это поможет переключиться. То есть вот одно дело, когда вы гуляете по какому-нибудь кремлю и видите башни – ну, да, красивая. А совсем другое дело, когда вы в контексте и понимаете, что это за башня, почему она Кутафья, что тут нашли, что здесь происходило. И вот уже никакие сериалы не надо смотреть – у тебя перед глазами интереснее всё. И это здорово.
Собственно, это то, почему люди путешествуют. Вот и игры – своеобразное путешествие во времени. Современные игры я не критикую, лет через 200 мы их также будем изучать, как сейчас игры Советского Союза. Сейчас у нас своя игровая культура. Ещё же есть такой момент: к нам часто приходят взрослые и говорят, какие мы молодцы и каким хорошим делом занимаем детей, а то они все сейчас сидят в гаджетах, что нам с этим делать… И я всегда отвечаю: ничего, вообще ничего. Потому что у каждого времени своя игровая культура. И ваша задача, как взрослого, предложить альтернативу: давай с тобой сыграем в го или в нарды, за уши потом не оттащишь.
Современные игры – это следствие своих предшественников, и возникли они не на пустом месте?
Да, и мы прослеживаем эти связи. Это, кстати, очень важный момент – одна из задач наших исследований. Мы прослеживаем эволюционные линейки игр. К примеру, стратегии реального времени – компьютерные, где строят домики, города, армии туда-сюда бегают, то есть всякие StarCraft – их историю можно вести примерно с конца XVIII века, потому что именно в этот момент начинают появляться подобные игровые системы. Яркий представитель – игра «Кригшпиль». Там тоже стол, домики, армии, есть рандом. Игра была сделана для прусского генштаба, и там дядьки сидели играли. Это серьёзная штука. Есть военно-стратегические игры на картах, которые как часть подготовки офицерского состава. Такое до сих пор в ходу, и по этому поводу написаны книжки, читаются лекции.
Можно ли проследить такую закономерность: чем современнее игра, тем она сложнее, а чем древнее – тем проще?
Любая игра – это, скорее всего, иллюстрация тех бытовых процессов, которые в этот момент проистекают в мире. Чем быт проще, тем менее заковыристая игра. То есть у каких-нибудь дворян XIX века, которые землю не пахали, были карточные правила, с которыми надо долго сидеть и заморачиваться, чтобы разобраться. А у крестьян того же периода, например, игра в бабки – там правила нехитрые, выбивать косточками косточки. При этом, что одни, что другие игры – увлекательные. Общественное бытие определяет общественное сознание, и игры в том числе являются отражением общественного сознания.
Вот сейчас, если говорить про настолки, существуют два основных стиля игр: немецкий (или европейский) и американский. Американский – это много правил, много предметов, с которыми нужно производить манипуляции: деньги, фишки, яркие поля; к правилам во время игры приходится постоянно возвращаться. Яркий представитель – это «Монополия», или даже лучше назвать какой-нибудь «Зомбицид». А немецкий стиль – это когда правила изучаются за один игровой круг и к ним больше не возвращаются. То есть правила простые, абстрактные конструкции – и такие игры нацелены конкретно на семейный досуг. Американские же больше нацелен именно на игроков: собрались гики и сидят играют. То есть это не про семью, а про тусовку. Но всё равно это очень условное деление.
Немецкий игровой стиль как-то связан с тем, что в Германии была долгая традиция семейных вечеров? И была ли такая традиция у нас?
Она много где была. И у нас в том числе. Но сейчас просто закончилась. Вот вы же, скорее всего, правила игры в дурака или лото откуда узнали? – От дедушек-бабушек вечерочком за чаёчком. Правила таких игр обычно передаются из поколения в поколение. Игровой набор, сам комплект тоже более или менее стандартный, хотя зависит от региона. Ребята из Прибалтики говорят, что вот у нас дома стоит «Новус» – такая игра типа бильярда, и это только для них характерная история. Вот у нас дома вполне возможно у кого-нибудь найти бирюльки. Плюс ещё, конечно, дворовые игры.
А что семейная традиция у нас ушла, связано с теми самыми общественными изменениями. Сейчас проще ребёнку дать телефон, потому что ребёнок сам будет занят, а родитель вкалывает 24/7. Такого понятия как массовая физкультура теперь же тоже нет, в школе уже стандартная история – с физкультуры отмазываться или прогуливать. Кружковое движение тоже слабое. Я не говорю, что раньше было лучше. Это чушь. Каждому времени – свои приколы. Но просто вот сейчас так, и мы работаем с тем, что есть. Если у нас получается донести до людей разумное, доброе, вечное, то и слава богу.
А есть такое, что если рассматривать одну и ту же игру географически, то она сильно отличается в разных местах? Можно ли, как по жадине-говядине, определить по игре, откуда человек?
Да-да, можно! Например, по «камано-магано-цу-е-фа» можно определить. По игре в «Чижа» – сейчас она, естественно, ушла, так как это подвижная игра, но вот раньше можно было. Она и называлась от региона к региону по-разному, и правила отличались. Или, например, в Москве скажут «бабки», а на севере скажут «лодыги», хотя это всё одно и тоже.
Игры на протяжении разных времён несли какие-то глобальные сакральные функции?
Да. Например, игра связана с гаданием. Также мог происходить процесс секуляризации, то есть игра теряла сакральный смысл. Или, наоборот, игра могла его приобрести, допустим, при переходе из культуры в культуру. Есть такая интересная штука – связь игральной кости «астрагалы» с гаданием Ицзин (с Книгой Перемен). Там система гексаграмм связана с астрагалами. На них гадали вплоть до Железного века. Хотя это спорный вопрос. Но в любом случае связь игр и гаданий была. Есть вообще мнение, что многие игры от гаданий и произошли.
Есть ряд игр, которые до сих пор играются только в определённых случаях. В Индонезии, на острове Ява, есть игра «Дхакон», типа Манкалы, которая играется только на похоронах и в период траура. Игра может выполнять охранную функцию – там же, в Индонезии, игру типа Манкала выставляют на ночь за дверь, чтобы злые духи, проходящие мимо, сели бы в неё играть и в дом не зашли. И таких примет много. В Древней Греции и вообще в Древнем Мире момент оставления игрушек и фраза «Я оставил свои орехи» означали, что детство закончилось. То есть человек от одних игр переходил к другим – это всё из обрядов инициации. Подвижные же игры имели ритуальное значение, были с элементами охоты или поклонения чему-нибудь. Например, метание сыра в Италии, игра «руцолла» – берут сырную голову, обматывают специальной петлёй и кидают по дороге – обрядовая игра, связанная с первым выгоном скота из деревни, чтобы дорога была хорошая.
Как вы развиваете каждую отдельную игру? Как проходит её реконструкция? Как вы выбираете, с чем именно будете работать?
Я не скажу, что у нас есть глобальный план исследований. Он скорее просто умозрительный. Скажем так: у нас есть игровая культура древних шумеров. Мы задаёмся вопросом: вот что играли шумеры? Начинаем прорабатывать игровой инвентарь, допустим, по музеям. В каком-нибудь музее Пенсильвании находим артефакт, записанный как игровой. Всё про него узнаем: смотрим, какие научные работы по нему есть, читаем. А дальше уже изготавливаем его либо из таких же материалов, либо из аналогичных. Это может быть схематичная штука. Я когда готовился к занятию по игре в 20 квадратов – это игра, распространявшаяся в период Бронзового века в странах Плодородного полумесяца, – делал игровые брусочки из дерева. Они в оригинале каменные, но нет у меня возможности из камня сделать, и я сделал примерно по функции похожую деревяшку. Попробовал – заработало.
Грубо говоря, сначала источники – все, которые возможно найти, – потом изготовление модели, потом отыгровка, потом делаем выводы, то есть мы это уже выдаём людям. Либо, если у нас недостаточно данных, мы выкидываем материал, мол, мы сделали вот такую штуку, нашли это, это и это про неё – экспериментируйте! Вот недавно вышел у нас материал об остяцких шашках с призывом: «Товарищи, экспериментируйте! Хотим больше об этом узнать. Может быть, мы ошиблись. Мы могли ошибиться – это нормально. Тому, кто нам аргументированно скажет, в чём мы ошиблись – будем очень благодарны. Будем тогда переделывать». Технология вот такая.
Есть версия, что мы не знаем, как звучала латынь или древнегреческий, и то, как мы их сейчас озвучиваем, может ничего общего с оригиналом не иметь. Вот такое же с древними играми могло случиться: составили вроде все правила, сделали инвентарь, а в итоге получилось всё равно что-то непохожее?
Конечно! С древними играми мы всегда предполагаем. Только предполагаем. Но данные регулярно обновляются. Например, с картами таро, ныне популярными, так случилось. Все были уверены, что это Древний Египет или вообще что-то цыганское. А начали изучать – и открылась бездна. Выяснилось, что всё совсем не так: это игральные карты, сформировавшиеся только в XV веке, центром их изготовления был итальянский город Феррара и так далее. Наука не стоит на месте – это только кажется, что археологи уже раскопали всё, что можно, но на деле идёт постоянная работа, изучение. И мы за всеми открытиями пристально следим. Вот я сейчас смотрю старые записи на YouTube времён, когда я только начинал всю эту тему – такую дичь местами затираю. Я от неё не открещиваюсь, да, так бывает – тогда не знал, а сейчас знаю, и гораздо больше.
Человеку, который впервые знакомится с темой старинных игр, на какое ваше мероприятие лучше всего приходить?
Вообще на любое. У нас нет дедовщины. Всё покажем, расскажем – на любом уровне. У нас все равны. В этом главная прелесть игротек – приходишь и просто кайфуешь от процесса. Главное, не заморачиваться. То есть ты не откроешь у нас тайну мироздания или чакру новую – это не к нам. Но точно классно проведёшь время. У нас есть такая штука – сбор игроведов. Мы собираемся нашей коварной шайкой и приносим новинки. Это из самого захватывающего. Но мне в принципе больше всего нравится играть с людьми. И сам играй, и друзей приводи – в этом и есть смысл игротеки. Более того, это же взаимная польза: и вам весело, и нашей науке хорошо.