Экватор: 9 лет.
В 9 лет я закончила начальную школу и перешла в 5 класс (4 класса какое-то время в школе не было). У меня появились новые учителя, в том числе и Очень Важная Учительница (Т. В. Н., та самая, которая говорила, что меня надо бить за провинности в виде раскладывания игрушек на помытом полу, пока я не перестану так делать, см. предыдущие части), муж которой также работал в моей школе (Т. В. С.), и оба они были Невероятно Крутыми Репетиторами (а муж по совместительству оказался любителем молочных желез старшеклассниц). Крупные буквы не могут передать весь пафос, с которым родительница разливалась соловьём, задрав подбородок и размахивая руками, рассказывая о моих успехах в школе и великолепии учителей. При этом мне постоянно сообщалось, что я "зубрила, отличница-то липовая" и "нет ничего особенного в том, чтобы просто учиться на 5, ведь школьная программа -- это ликбез. На школьника, занимавшегося на домашнем обучении, полагалось фиксированное число учебных часов, которые распределялись родителями по своему усмотрению. Мать выделила часы только на русский язык+литературу и математику, а остальные предметы я изучала сама и сдавала по частям учителям-предметникам. При этом родительница каждый раз боялась, что я "принесу заразу", когда я физически шла в школу. А я каждый раз завидовала счастливым детям, которые ходят в школу каждый день, да ещё и без родителей.
В середине 5 класса выяснилось, что учителя прошли со мной всю программу 5 класса, и "встал вопрос, что делать" (с). Мать и учителя решили, что следует начать программу 6 класса, но для этого я должна буду сдать экзамены. Никто не знал, как организовывать экзамены из 5 класса в 6, мать и меня вызвали на педсовет, где меня спросили о готовности сдавать экзамены. Я громко сказала "ДА" под одобрительную мину родительницы. Мать доняла школу, и в том же РОНО, в которое мать жаловалась на директора моей школы, мне разрешили сдавать переводные экзамены. А жаловалась мать на то, что директор вывела меня с урока (куда мать привела меня ради дополнительного часа английского), причинив мне невероятные моральные страдания (сарказм, конечно же). Директор вывела меня исходя из соображений: раз ребёнок настолько больной, что учиться может только дома, как указано в справке, то не надо водить его в школу, где ребёнку может внезапно стать плохо, а директор будет отвечать. Мать устроила скандал, что она ждёт меня в фойе школы, и потому она несёт ответственность, а не директор, и написала жалобу в РОНО. Родительница хвасталась потом подругам, что директор стала "как шёлковая". Я хотела бы, чтобы мать привлекли к ответственности за каждый подобный поступок, а также за настоящие моральные страдания, даже 10% которых не смогли мне доставить взрослые (а не только дети), которые специально (!) хотели меня обидеть. Одним из таких взрослых была учительница, которая контролировала мою переводную работу по математике.
Первый раз в первую экзаменационную сессию.
Мне назначили экзамены по всем предметам, включая труд. От физкультуры я была освобождена с повелевающей руки родительницы, раз за разом требовавшей справки о моей болезненности, но сдавала теоретические знания. Что касается болезненности, то чуть ранее меня предложили положить на обследование, т.к. мать переборщила с рассказами о том, что я устаю, но являюсь агрессивной, плохо засыпаю, скриплю зубами во сне, плохо ем, постоянно "дёргаюсь", жалуюсь на горечь во рту. Однако мать отказалась класть меня в больницу, отвернув лицо в сторону, со словами, что я и так слишком много пропустила по обычной учёбе + обучении муууузыке. А я уже успела обрадоваться возможной неделе или даже двум без родительницы, со вкусной едой, другими детьми и прочей приятной обстановке. Как я думаю сейчас, родительница вполне понимала, что у меня не было серьёзных физических заболеваний, и после обследования мне вполне бы могли рекомендовать нормальное школьное обучение, а также удаление от родительницы. И я приступила к подготовке к переводным экзаменам из 5 в 6 класс. Мать заставляла постоянно учить предметы, со словами "у тебя сейчас сессия, а когда у студентов сессия, они только и делают, что учатся". Естественно, в это время все придирки, угрозы и прочее обыкновенное отношение никуда не делось, а где-то даже усилилось: меня теперь можно было шантажировать дискредитацией перед школой, учителями и педсоветом.
Экзамен по математике запомнился мне счастьем, что родительница разрешила писать его шариковой ручкой, одной из двух, которые лежали несколько лет недоступными. Как я думаю сейчас, это было сделано, чтобы к родительнице не возникло лишних вопросов со стороны малознакомых учителей. Учительница, которую посадили следить за мной, сидела в полуметре и зорко следила, чтобы я куда-нибудь не подсмотрела, и спрашивала про музыкальную школу:Вот ты учишься мууузыке, у меня дочь тоже учится музыке. Вот у тебя какое было задание на переводном экзамене, подобрать аккомпанемент к песне? Ну это совсем просто. А вот у моей дочери нужно было сочинить мелодию. " Только через много лет я поняла, что учительница (30+ лет) выпендривалась успехами своей дочери перед человеком 9 лет, и мне стало смешно. А тогда я просто пожала плечами, не поняв, к чему мне информация про экзамены её дочери и её успехи.
На экзамен по трудам мать не разрешила мне шить на машинке со словами "палец ещё пришьёшь". В то время к матери как раз пришла её университетская подруга (Ч. Н.), которая и по сей день работает в одном из университетов моего города, и открыто стала поражаться тюремным порядкам в доме родительницы. Она заявила родительнице "зачем портить сыр зеленью", когда мать принесла "японскую фарфоровую тарелку" (с) с тончайшими кусочками сыра, на которых валялась ненавистная петрушка, и попыталась в очередной раз втолкнуть в меня "полезную зелень", настаивая, что "так принято подавать сыр" и "сыр надо есть вилкой". Затем подруга сказала, что мне давно уже пора все задания на машинке строчить самОй, особенно на новой машинке, которую мать матери купила родительнице по её желанию. Забегая вперёд, мать пошила на ней не более пяти (верхняя граница) несложных вещей лет за двадцать. Мать недовольно кривила лицо, в финале разразившись фразой "вот появятся у тебя свои дети, будешь им разрешать, а это мой ребёнок, я поступаю, как считаю нужным". Потом мать жаловалась на эту подругу:Не буду больше приглашать, она указывает, как мне жить, вот-детей-пусть-сначала-заведёт, я не позволю с собой неуважительно разговаривать". Впоследствии родительница кичилась, задрав подбородок и сделав "аристократическое" выражение лица, что "прекратила общение, когда Н-ка сказала мне неприемлемые вещи".
На самом экзамене по трудам учительница удивлялась, что я сама не готовлю даже простые блюда дома, а я стеснительно улыбалась со словами вроде "мама не даёт". Ведь батон я резала "неправильно", крошки собирала "неправильно", пачку масла закрывала тоже "неправильно", и масло надо было "класть тонкими ломтиками, а не размазывать, в приличных домах масло не мажут, а кладут". Дальше могла начинаться песня про "бабуленьку Настю", натуральность масла и "вот недаром в старые времена" (с придыханием и потрясанием пальцем, стОя в трусах и рваной сорочке). Хлеб надо было резать на деревянном кружкЕ и никак иначе, только тооонким кусочком (не от недостатка хлеба, а ради "приличия"); класть на "фарфоровую японскую тарелку"; слегка ударять по краю тарелки после съедения бутерброда, чтобы собрать крошки в ладонь/рот и съесть было запрещено, собирать их пальцем и брать их губами с тарелки -- тоже. Посуду требовалось мыть сразу после поедания пищи, обязательно "тряпочкой, а не рукой", после чего расправить тряпочку на краю раковины, не забыв протереть за собой раковину. Тарелку следовало протереть полотенцем для тарелок и положить в шкаф, не хлопнув дверцами и держась строго за ручки, не касаясь деревянной части. Со стороны последовательность действий кажется несложной, но: 1) она была строго обязательной, при нарушении следовали крики, угрозы, которые могли перерасти в скандал; 2) подобная последовательность была предусмотрена для всех действий, совершаемых в "моей квартире"/"моём доме" (с).
Читать и рисовать -- строго воспрещено.
За едой читать было нельзя, однако, еду без чтения съесть тоже было сложно. Есть нужно было в определённой позе, не подгибая ноги под стул и выпрямив спину, сидя в "столовой". Мне повезло, что родительница не могла отлепиться от телевизора на кухне, и я могла читать книгу, держа её левой рукой таким образом, чтобы отражение книги в глянцевой настенной плитке коридора (итальянской! -- произносить с придыханием) закрывалось отражением ближе расположенного к стенке стула. Понятное дело, что в "столовой" двери не было. Я посматривала в отражение в плитке и прислушивалась к скрипению родительской табуретки. Как только слышалось "хрусть" и отражение головы родительницы меняло положение -- она поворачивалась тоже посмотреть в плитку, чем я занимаюсь, -- я или замирала, или быстро закрывала книгу одной рукой и клала её подальше на стол; либо быстро проносила вдоль плоскости стола и клала себе на колени. Мать могла встать и прийти проверить, не трогаю ли я книги, и она поняла, что я часто прячу книги на колени. Тогда она стала проверять ладонью мои колени, а я научилась "проваливать" книгу между колен и спускать её на пол. Когда мать стала шарить рукой и по полу под моими ногами (ногами тоже нельзя было сильно шевелить во время сидения за столом, так как под столом был ковёр, и он "сваливался" оттого, что я "еложу ногами") -- я начала спускать книгу не до пола, а зажимать лодыжками. Затем я нашла удобное место с обратной стороны столешницы -- книгу можно было положить на доску внутренней конструкции стола. Но её надо было вовремя вынимать, т.к. потом мать научилась шарить рукой и по обратной стороне столешницы. Чтением книг я занималась и при постановке меня в угол, тогда я прятала книги под рядом стоящую мебель. В свободном доступе стояли рассказы Чехова, про которые мать напрасно считала, что я не буду читать их в 8-9-10 лет, но я успешно развлекалась ими в углу.
По рисованию я сдала экзамен "автоматом", мне очень нравилось рисовать, особенно прорисовывать множество мелких деталей (например, ресницы у всей полусотни людей на картинке) и космическая тематика. Рисунки выходили достаточно хорошими для моего возраста, учительница говорила, что у меня "талант" (ещё одно ненавистное слово), в 11 лет мои рисунки взяли на какую-то школьную выставку. Родительница улыбалась учительнице, а мне говорила:Ты рисуешь в помойку, ни одного законченного рисунка нет, кому нужны эти твои бесконечные уродцы (люди) без фона и в одинаковых позах",фломастерами не рисуют, ими выделяют"; мать матери вторила:вот я в детстве никогда не рисовала людей -- природу, пейзажи". Я рисовала для себя выдуманных людей с их взаимоотношениями и характерами на обложках от шоколада, черновиках, прочих кусках бумаги, экономя фломастеры, рисуя ими только контуры. Я удивлялась, как детей, которые рисуют гораздо хуже меня, а их родители вряд ли более обеспечены, чем моя родительница, не ругают за сплошное закрашивание фломастерами.Хорошую" бумагу (ватман), которого осталось не менее 20 листов после окончания всех моих официальных уроков рисования, да и обычные листы бумаги мне давали только под рисунки "по заданию" или после долгих упрашиваний, что я нарисую "полную картину". Впоследствии мать оправдывалась:это я просто так говорила",мне всегда нравилось как ты рисуешь" и т.д. Также, к моменту окончания мной школы у матери остались нетронутые масляные краски, которые она привезла из командировки в мои 5-6 лет со словами "я буду ими рисовать", и они благополучно ссохлись; и второй набор акварельных красок "Санкт-Петербург", тоже нетронутый, который она попыталась мне всучить, когда в 33 года я окончательно забрала все свои вещи, что оставались к тому моменту у матери, наконец-то полностью разорвав с ней отношения. Первый набор "Санкт-Петербурга" мне выдали в школьном возрасте, после долгих серьёзных обсуждений, стОит мне давать такие хорошие краски или нет (у меня были 2 набора красок "школьно-оформительские", в белой пластмассовой коробке и сине-цветной картонной коробке поверх). Сейчас он, не полностью израсходованный, недавно уехал в один из музеев моего города, а я купила себе огромное количество наборов современных акварельных красок (и прочих принадлежностей для рисования) самого разного вида.
Arbeit macht frei (Без иронии)
Я успешно сдала экзамены по математике, русскому, литературе, естествознанию, трудам, музыке, рисованию, английскому языку и написала реферат по физкультуре. После чего меня перевели в 6 класс где-то в январе, и мать заявила:теперь ты должна ещё больше трудиться, у тебя всего полгода на усвоение программы 6 класса". Я не упоминаю, что скандалы, вопли, забеги по квартире с размахиванием рваными тряпками и разными предметами, угрозы (в мою сторону) психбольницей, милицией, суицидом (за невытертые тарелки/разбросанные игрушки/не-игру на фортепиано), прятания ключей от родительницы, чтобы она не суициднулась на улице/не уехала "в никуда" -- никуда не делись. При этом мать и её мать на каждом шагу (родственникам, соседям, малознакомым людям, с которыми сцепились языками) хвастались:А вот наша Alphastrange (нька)... ".
Я старалась усваивать знания и получать "пятёрки", держа в голове, что в дальней перспективе профессия даст мне полную свободу от родительницы, поэтому надо максимально успешно окончить школу. Тогда как в короткой перспективе я хотела: 1) гулять; 2) играть с другими детьми; 3) попасть к "настоящей" маме, которая будет меня любить "по-настоящему".
Продолжение следует.