С 1920-х по 1950-е гг. в Монголии было предпринято несколько попыток включить эту страну в состав СССР. Оговоримся сразу: конечно, не Монголия как страна и не монголы как нация стремились войти в состав СССР. Этого хотели небольшие группы людей, находившихся в разное время у власти в Монголии, и их стремления были связаны с политическими концепциями и личными интересами.
Первая попытка включить Монголию в состав СССР связана с деятельностью бурятских националистов во главе Элбек-Доржи Ринчино. В 1921 г. Красная армия заняла Монголию, и поставила во главе страны Монгольскую народную партию (МНП) – небольшую, численностью в несколько десятков человек, группу национал-радикалов. Вместе с Красной армией в Монголию прибыла группа бурятов во главе с Ринчино – революционером, выступавшим за объединение монголов Бурят-Монголии, Внутренней и Внешней Монголий в единое современное государство. В «красной монархии», созданной силами Красной армии, а затем и в молодой Монгольской Народной Республике Ринчино занимал должность главы Реввоенсовета, те. фактически возглавлял армию. По сути, в течение нескольких лет он был теневым главой Монголии.
Ринчино и его товарищи считали, что покровительство СССР позволит создать панмонгольское государство, в то время как нахождение монгольских земель в составе Китая приведёт к заселению их китайцами и растворению монгольского народа в безбрежном китайском море. Для получения помощи от СССР, по мнению Ринчино, монголам необходимо использовать советскую марксистскую риторику, а единое монгольское государство сделать либо союзной советской, либо автономной республикой в составе РСФСР.
Ринчино считал бурятов не просто частью, а элитой монгольского народа. Халха-монголов, джунгаров, баргутов и монголов Внутренней Монголии, религиозных и преданных феодалам, он считал отсталыми и неспособными построить современное государство без руководства со стороны европейски образованных бурят. Трудно усомниться в том, что большевистская фразеология для Ринчино была прикрытием, под которым он и его товарищи пытались построить монгольское национальное государство, а показной советизм позволял им получать советскую помощь.
Можно сказать, что Ринчино пытался присоединить Монголию не к СССР, а к Бурят-Монгольской АССР. Но советские руководители не были столь наивны, чтобы не видеть его дальних замыслов, и постепенно урезали его полномочия. Особенное негодование в Москве вызвала помощь, которую Монголия при участии Ринчино оказывала монгольским повстанцам во Внутренней Монголии, в расчёте на то, что этот регион войдёт в состав единого монгольского государства. Собственно монголы были недовольны действиями бурятов, пытавшихся командовать монголами, и выступавших в роли «старших братьев». Это ослабляло позиции Ринчино и его команды.
В конце концов Ринчино был отозван из Монголии, а за ним последовали и другие буряты, работавшие в монгольском госаппарате. В конце 1930-х гг. все они погибли в жерновах Большого террора. Тогда же погиб глава Бурят-Монголии Михей Ербанов, сотрудничавший с Ринчино, и подозревавшийся в симпатиях к проекту объединения монголов в единое государство.
В 1936 г. в Монголии наступила эпоха Чойбалсана. Хотя он в тот момент занимал должность всего лишь министра внутренних дел, ему удалось сосредоточить в своих руках абсолютную власть. Он безоговорочно слушался И.Сталина и копировал всё, что происходило в СССР, даже с некоторым «перебором». Так, Чойбалсан исполнил распоряжение Сталина об искоренении буддизма в Монголии – при том, что ни православная церковь, ни другие религиозные конфессии в самом СССР искоренены не были. Перебив элиту монгольского народа – ламство, князей, ветеранов революции (всего 35-40 тысяч человек), уничтожив культурно-историческое и духовное наследие народа, «полицейский маршал» нанёс непоправимый ущерб Монголии. Его целью была личная власть, и он считал, что безоговорочное подчинение Москве эту власть ему обеспечит.
Но Чойбалсан имел собственные взгляды на монгольскую государственность: он рассчитывал, что повиновение Сталину позволит ему присоединить Внутреннюю Монголию и Джунгарию (Северный Синьцзян), а также Туву (о Бурятии, скорее всего, речь не шла). Огромная помощь, оказанная чойбалсановской Монголией Советскому Союзу во время Второй мировой войны должна была, по мнению диктатора, настроить Сталина на удовлетворение его территориальных амбиций. Ради этого он в 1943 г. получил советское гражданство (!), а в 1944 г., согласно непроверенным источникам, подал прошение о вступлении Монголии в состав СССР. Этот эпизод упоминается в российских статьях, но найти документальные подтверждения в опубликованных источниках не удалось.
В 1945 г. Монгольская народно-революционная армия совместно с Красной армией участвовала в Маньчжурской операции. Помимо совместных целей – сокрушения Японии – Чойбалсан лелеял собственные планы: поддержать Народно-революционную партию Внутренней Монголии (фактически – филиал правившей в Монголии МНРА), и присоединить эту территорию, равно как Джунгарию, к Монголии. При этом гоминьдановский Китай, равно как и коммунисты Мао Цзэдуна, намеревались присоединить Монголию к Китаю. В 1945 г. Чойбалсан сообщил колебавшемуся Сталину, что монголы не желают жить в Китае: «…Дружественного сотрудничества с китайцами у нас не будет. В Китае продолжают притеснять монгол во Внутренней Монголии, в Алашане, Ордосе. Мы предъявим свой счёт китайцам. Мы расскажем всему миру, как они издевались над нами, как они продолжают издеваться над монголами, которые остаются у них».
В результате Сталин отказал Китаю в присоединении Монголии, но и Чойбалсану не дал присоединить Внутреннюю Монголию с Джунгарией. Что понятно: в Китае власть должна была вот-вот перейти в руки коммунистов, и контроль над самой населённой страной мира для советского руководства был гораздо важнее, чем интересы малочисленных монголов. Но и лишаться собственного форпоста на Востоке, каковой была Монголия, Сталин не хотел, тем более, что у него уже были сомнения в лояльности Мао Цзэдуна. Поэтому в марте 1949 г., когда коммунисты уже были в шаге от полного захвата Китая, Сталин в очередной раз отказал Мао, требовавшему «отдать» ему Монголию.
Впрочем, не все во Внутренней Монголии хотели присоединяться к Монголии, где у власти находился жестокий тиран, а население жило в нищете. 10 сентября 1945 г. съезд князей, лам и представителей аратства провозгласил независимость Внутренней Монголии, что насторожило и СССР, и китайцев, и Чойбалсана. В 1947 г. гоминьдановские войска разгромили ополчения Внутренней Монголии, и с её независимостью было покончено. Но Чойбалсан смирился не сразу: в 1948-49 гг., невзирая на крайнее недовольство Москвы, Монголия пыталась помогать восставшим монголам китайской в Джунгарии и провинции Нинся. Помощь была прекращена только после жёсткого давления Москвы.
Чойбалсан был в отчаянии: его многолетние усилия по объединению монголов провалились. Он считал, что Сталин предал его, залившего Монголию кровью ради верности «великому кормчему». В ярости маршал начал требовать передачи Монголии хотя бы Тувы. Сталкиваясь в Москве с тувинским лидером Салчаком Тока, Чойбалсан публично оскорблял его и даже пытался избить, в т.ч. в присутствии Сталина. Маршал упрямо стоял на своём: Тува – исконно монгольская земля, верните её немедленно! О вхождении Монголии в состав СССР уже и речи не шло.
В сталинской системе власти это могло закончиться только смертью мятежника. Тем более, что Москва уже готовила сменщика Чойбалсану: с 1940 г. пост генсека ЦК МНРП занимал молодой Юмжагийн Цэдэнбал (генсеком он стал в 24 года!), учившийся в Иркутске. Цэдэнбал имел партбилет члена ВКП(б) и был связан с советскими «органами»; он находился «под каблуком» русской жены – Анастасии Цэдэнбал-Филатовой (когда она появилась в Улан-Баторе, сразу разнёсся слух, что жена «приставлена» к Цэдэнбалу советскими чекистами).
В 1950 г. группа монгольских партийцев во главе с философом Тумур-Очиром, обеспокоенная ухудшением отношений между Чойбалсаном и Сталиным, написала коллективное письмо с предложением присоединить Монголию к СССР. Взбешенный маршал потребовал начать расследование, но за обвиняемых вступился Цэдэнбал, и они остались на свободе. (Тимур-Очир, ставший членом Политбюро ЦК МНРП и профессором, в 1960-е гг. радикально пересмотрел свои взгляды: он стал националистом и пропагандистом эпохи Чингисхана. По настоянию КГБ СССР был лишён всех постов, а в 1985 г. убит неизвестными в собственной квартире в Улан-Баторе. Убийцы найдены не были, причина преступления не установлена. Его родные обвиняют в убийстве агентов КГБ).
Развязка с Чойбалсаном несколько затянулась, очевидно, из-за загруженности Сталина более важными делами (война в Корее, репрессии в «странах народной демократии» и подготовка к вторжению в Югославию). Но в 1952 г. пришёл его час: лидера Монголии вызвали в Москву, где он заболел и попал в кремлёвскую больницу, где и скончался.
Сменивший Чойбалсана Цэдэнбал был сторонником включения Монголии в состав СССР. Его правой рукой стал Генпрокурор Оригийн Джамбалдорж – монгольский Берия, виновный в гибели множества невинных людей.
«7 марта 1953 г. на заседании Политбюро [МНРП – прим. авт.] был утверждён список людей, которые должны были присутствовать на похоронах Сталина. Во время встречи Джамбалдорж сказал: «Есть только один способ продолжать дела величайшего лидера мира, Сталина. Это делается для того, чтобы ввести Монголию в состав большого Советского Союза». Принятая по его инициативе, эта резолюция была одобрена членами Политбюро. Опасаясь гнева Джамбалдоржа, все ратифицировали его. Только Бумценд отказался его поддержать» (Б.Баабар «Живая жертва мертвого лидера. Как сохранить память о Сталине»). Это была единственная официальная попытка монгольского руководства (кроме одного-единственного отчаянного патриота) включить Монголию в состав СССР.
13 марта 1953 г. Цэдэнбал встретился в Москве с Вячеславом Молотовым, членом Президиума ЦК КПСС, курировавшим МИД, и являвшимся одним из претендентов на роль главы СССР. Разговор с ним Цэдэнбал записал в своём блокноте.
«В.Молотов: Мне было поручено поговорить с вами о союзе Монголии с СССР. Ваше решение оказывается грубой ошибкой. Сейчас не самое подходящее время. Вы хорошо осведомлены о нынешней международной ситуации. Мы бы всё ещё говорили о советском империализме. Вы должны отменить это решение. Даже если это станет неудобным для вашего Центрального комитета. Это не важно, ты должен это исправить. Ваш выбор - это результат глупого мышления. Вам следовало проконсультироваться с нами, прежде чем выносить этот вердикт.
Ю.Цэдэнбал: Мы вернемся к этому решению. Члены Политбюро хотели представить это предложение на пленарном заседании Центрального комитета и на заседании Сената Национального собрания. Из-за сложной международной ситуации я сказал им, что нам нужен Центральный комитет КПСС, потому что вы знаете, как мало мы знаем о сложности нынешних международных отношений.
В.Молотов: У вас больше левых, чем у других. Нам нечего скрывать. Вы осведомлены о нашей политике, которая кажется понятной всем. Но по некоторым вопросам часть обсуждения иногда оказывается конфиденциальной. Международная ситуация остаётся серьёзной и продолжает ухудшаться. В конечном итоге это может немного стабилизироваться на короткое время. Мы не знаем, о чём думал Сталин и о чем он не думал. Нам нужно больше работать вместе. Вы должны пересмотреть предыдущие решения».
25 марта разговор продолжился в присутствии посла СССР в Монголии Г.Иванникова.
«В.Молотов: Кто инициировал идею союза Монголии и Советского Союза?
Ю.Цэдэнбал: Прокурор.
В.Молотов: В любом случае, он плохой политик. Ты немного увлёкся его идеями. Было поздно принимать вас, потому что мы переживаем большие перемены. Но ты остаешься одним из нас [по-видимому, имелось в виду – остаёшься гражданином СССР – прим. Авт.]. Ты понимаешь, не так ли?» (Б.Баабар «Живая жертва мертвого лидера. Как сохранить память о Сталине»).
Так бесславно закончилась последняя попытка монгольского руководства ввести свою страну в состав СССР, лишив её независимости. Бурятские политики 1920-х гг. во главе с Ринчино пытались использовать советские экономические и военные ресурсы для объединения монгольских земель, включив их в состав СССР – а потом, очевидно, рассчитывали как-то либо из Союза выйти, либо сделать вхождение в него формальным. Примерно в том же русле действовал и Чойбалсан. Цэдэнбал, Джамбалдорж и их окружение были людьми другой генерации: выросшие, обученные и воспитанные в СССР либо в учреждениях, управляемых советскими гражданами, они были уверены, что Монголия в составе ССР расцветёт и разбогатеет. Сохраняя независимость, Монголия, по их мнению, получала недостаточную помощь от СССР. А ситуация в стране, отдавшей Советскому Союзу в 1941-45 гг. половину скота и большую часть денежных средств, оставалась очень тяжёлой. О собственной модели развития, более эффективной для Монголии, чем копирование советской, люди типа Цэдэнбала просто не думали, в силу узости кругозора, недостатка образования, и привычки во всём ориентироваться на «старших товарищей». А такие понятия, как суверенитет, чаяния народа и национальная честь, им, воспитанным на марксистско-ленинских идеях, были совершенно чужды.
В 1958 г. Н.Хрущёв приказал изменить название Бурят-Монгольской АССР на Бурятскую АССР – по «просьбе трудящихся», разумеется. Цель – сделать вид, что монголы и буряты – совсем разные народы, и исключить в дальнейшем любые разговоры об их объединении.
…Сын Цэдэнбала Зориг рассказывал, что уже в 1970-е гг., во время отдыха в Крыму, Л.Брежнев спросил Цэдэнбала, почему бы (!?) Монголии не присоединиться к СССР. По словам Зорига, Цэдэнбал ответил: «Как глава государства Монголии, я должен сказать одно. Мы готовы на 100% сотрудничать с Советским Союзом во всех областях, включая экономику, культуру, искусство, спорт и оборону. При самом важном условии, что мы останемся независимым государством».
