Как обычно, отталкиваюсь в статье от своего восприятия темы натурализма в книгах, но хотелось бы соотнести и с вашим мнением.
В разные времена я читала книги с избытком натурализма устрашающего характера. Самый очевидный пример – книги Стивена Кинга, Чака Поланика. Нашего Дмитрия Глуховского можно вспомнить. Чаще всего всякие натуралистические страсти – море крови, оторванные конечности, зияющие дыры в теле можно встретить в постапокалиптических и мистических романах. Тем не менее, такие книги находят много приверженцев, поскольку изощренные страсти дают порой некоторый прилив адреналина, так что общее настроение читателя не страдает, а даже приподымается. Поэтому я выбрала для заставки такую "веселенькую" фотку черного оборотня :).
Если же действие романа происходит в нашем привычном мире, то восприятие тяжелого телесного натурализма уже не так однозначно. Одни, затаив дыхание, с любопытством и отвращением наблюдает за эпизодами милицейского произвола или разборками преступного мира, но другие торопятся перелистнуть страницы.
И совсем по-особенному воспринимаются сцены телесного натурализма в реалиях повседневной жизни, знакомой каждому. Иногда в книгу вставлены отдельные откровенные сцены, а порой весь сюжет представляет череду отвратительного натурализма.
Недавно меня одарили бумажной книгой не известного мне ранее автора. Она и названа без затей – какие-то там Рассказы. И вот начала читать ее. Начало было затянутое, тягомотное, но с исключительно художественными профессиональными описаниями, какими порой блистают авторы-филологи. То есть книга с заявкой то ли на постмодернизм, то ли на легкую магию. Хотя ничего магического в представлении героя о себе самом, как четверке неких персон, я не увидела. Любой психолог согласится, вспомнив Карла Густава Юнга, что человеку свойственно содержать в себе психические субличности, такие как бы разные социальные роли: от сумасшедшего маньяка до безвольного старца. В общем, собрав волю в кулак, я прочитала угрюмо выстроенные автором 50 страниц размышлизмов и, казалось, была вознаграждена: начались наконец действия.
Но лучше бы они не начинались. Пошли те самые Рассказы, полные тошнотворного реализма, изложенные от первого лица, от молодого мужчины-учителя частной школы. Он вспоминал свои юношеские приключения: подробно и искусно описывал пьянки с рвотными массами, фекалиями и мочой. Следом пошли и сексуальные сцены: опять грязь, слизь, мокрое, липкое, вязкое в разных вариантах. Остальные персонажи, как бы слушатели этой истории, были, в общем-то никакие. Не вырисовывалось ни одного, кто бы вызывал эмпатию. Здесь я сделала паузу на несколько дней, но затем все-таки снова взяла книгу в руки и продолжила.
Следующей героиней в романе предстала женщина-учительница. Она, как бы переняв эстафету откровенности от предыдущего рассказчика, стала рассказывать свою историю. У нее отвратные детали поначалу были, скорее, психического плана, чем физического: ее никто не любил, ни в семье, ни в школе. Некий мальчик однажды на перемене даже плюнул ей в лицо без явной причины. Потом последовала жизнь с одним нелюбимым мужем, с другим таким же. Героиня подробно рисовала постельные сцены безликой толпе слушателей. Эти сцены были холодными, бездушными, мучительными, но с подробностями. Как легла, куда повернулась, что увидела, что ощутила. Я продолжала уныло переворачивать страницы, поскольку очень редко бросаю книги недочитанными.
Наконец супружеские страдания рассказчицы закончились. Ей пришла пора ухаживать за отцом, который погрузился в тяжелое онкологическое заболевание. Настало время вывалить на зрителя-читателя самые тяжелые проявления последней стадии рака мозга.
Здесь автор тоже постарался. Вот героиня мрачно поведала, какой консистенции кал у больного, что измазано, как отмывается; что и где болит, сжимает, дергает. Далее пошли художественно описанные пролежни: обнаженные кости, дыры, отсутствие кожи. Все же и этот «рассказ» я тоже дочитала до финала, до похорон несчастного больного. Закрыв на этом промежуточном финале книгу, я поняла, что больше ее не открою.
Я пожаловалась своей дарительнице (она мой френд по соцсетям и, между прочим, интеллектуальный редактор-издатель) и на затянутое начало, и на прочие несуразности. Она заверила меня, что все в книге имеет смысл, все соберется в единый узел в конце повествования. Но для меня это уже не имело значения. Для моей психики книга оказалась слишком разрушительной, несколько дней я ходила под тягостным впечатлением, особенно от рассказа об уходе за тяжелым больным. Глава всколыхнула в памяти факты из личной семейной истории, где тоже были тяжелые больные, но не было такой выпяченной в рассказе мерзости, потому что испытаниям сопутствовала любовь, а не только рутина безысходности.
А теперь перейду к финалу своей статьи - кстати, на моем канале юбилейной - статьи №100!
Да, всего сто статей я написала за 5 лет, но сейчас я обрела второе дыхание на ДЗЕН и надеюсь, что статьи будут мелькать быстрее. Хотела провести опрос в честь юбилейной статьи, но их, оказывается, можно вставить только в пост, а не в статью. Но если эта статья вызовет интерес, то опрос по теме страшного-натурального устрою позже.