Автор: Волченко П.Н.
Огромное спасибо @72dron за донат. Для меня это дело новое, и ты, добрый человек, стал первым в моей жизни спонсором!
Ссылки на первые части:
Горизонт 26 Зов 1/1.
Горизонт 26 Зов 1/2.
Этим ножом он перережет себе потом горло. После того, как он найдет всех. Найдет их всех, и отнесет потом в морозильник. Только потом. Только… Надо подняться выше. Там, на третьем этаже – она. Она спряталась. Она трясется сейчас в шкафу.
«Нет» - отозвалась его, его – Сергея мысль в этом не понять откуда явившемся видении, - «Нельзя».
Все так же, смотря на себя в зеркало, не понимая, что это делает уже не он, не Рональд, а Сергей у него в голове, рука с пистолетом стала подниматься. Еще чуть и она упрется в висок, и тогда надо будет просто нажать на спусковой крючок, и можно уже не искать ту, что спряталась, можно….
Палец давил на спусковой крючок, тот поддавался нехотя, тяжело, а Рональд в зеркале улыбался, он радовался, что сейчас, через мгновение, его не станет, и он сможет отдохнуть, сможет уже никогда никуда не идти, и целую вечность слушать песни снега, что ярятся за окном. А там, наверху, Джулия. Она останется жива и….
- Она мертва, - сказал Сергей вслух, закричал, - она уже мертва!
И тут же все вокруг развалилось. Это он стоял напротив зеркала на втором этаже, это он сжимал в руке глок, и это себе в висок он упер его холодный ствол. И еще мгновение сопротивления, руку в сторону и грянул выстрел – пуля ушла в потолок, в ухе зазвенело от грохота.
- Что это… - сказал Сергей вслух, но не услышал себя, все еще звенело в ушах. Особенно в правом, - Я сошел с ума? – сказал он, но услышал своих слов только у себя в мыслях, внутри своей головы.
В зеркале он отражался в том виде, в котором был там, наверху: в свитере, в обычных штанах, теплые остались наверху, хорошо, что хоть не разулся – остался в унтах. Замерз он крепко, потому, вместо того, чтобы рассматривать себя в зеркале, задаваться глупым вопросом: сошел он с ума или нет, - Сергей бросился вверх по ступеням, уже привычно чуть отодвинул в сторону тело Джулии, заскочил в радиорубку, подставил стул под ручку двери, уселся напротив света инфракрасного обогревателя и стал ждать. Ждать – когда же он согреется.
Тепло постепенно выхолащивало из него холод, что, казалось, проморозил его до самых кишок, постепенно тело наливалось теплом, какой-то легкой истомой, глаза закрывались, наваливалась дрема, и вот уже сомкнулись веки, и вот уже почти-почти….
- Джулия, - в голос закричал он, соскочил, голову что-то дернуло вниз – наушники радиостанции! Он сидел за столом, не напротив обогревателя! Перед ним лежала тетрадь, в руке он сжимал все тот же глок. Это ему приснилось? Нет?
Скинул наушники, распахнул дверь, выглянул, взгляд в сторону – нет. Джулии нет. Он утащил Джулию в морозильник. Она там с остальными мертвецами. Они все там. Вместе со своим убийцей, с Рональдом, что сжимает в руке нож, которым распорол себе горло. Все там.
- Фу-у-ух… - выдохнул Сергей, закрыл дверь, шагнул к тетради и понял – чего-то не хватает. Стула, которым он подпирал ручку двери. Его нет рядом. Забыл подставить в прошлый раз? Наверное. Вон он, у холодильника стоит, под высоким оконцем, что почти под самым потолком.Зачем оно там? А, ясно – тянутся от него вниз провода, уложенные в кабель канал, и по стеночке, за койкой, к столу, на котором радиостанция. Провода от антенны.
- Все хорошо. Все хорошо. Они уже идут. Они идут за мной.
Уселся за стол, открыл тетрадь, она снова была закрыта. Последний разворот с записями, страницы окроплены кровью:
«Джулия ушла наверх. Я хочу верить в то, что она не слышит зов. Я должен ее защитить. Было бы хорошо, если бы я мог их всегда и ясно видеть, но так получается не всегда. Не знаю, вчера, может сегодня расстрелял Дрейка. Скорее всего Дрейка. Стрелял по звуку, я его не видел, я был у себя в Юте, светило солнце, я был в яблоневом саду. Гулял по тропинкам. Было жарко. Я знал, что все это неправда, зов обманывает меня. Я слушал. И я услышал. Всегда надо слушать, и всегда надо знать, то что ты видишь – это может быть не правдой. Если ты веришь, что это неправда – это проще. Я услышал шаги, и стрелял на звук. Им нужна Джулия, они хотят забрать всех.
То что было жарко - это тоже неправда. Я знаю, что замерзаю. Поэтому всегда, когда начинаю видеть, пытаюсь на себя надеть, все что найду. Только может это тоже обман. Я не знаю. Я знаю, что должен защитить Джулию – не позволить никому уйти наверх. А еще меня бесит экзема. Я весь шелушусь. Особенно бесят эти нарывы на шее. Чешутся. Смотрел в зеркало, все горло в гнойниках – дергают. Только этому нельзя верить. Я помню, что тут, внизу, у нас нет зеркал. Я это помню.
Только я разве еще внизу?
Пытался сегодня выходить на связь из радиорубки. Скоро приедет смена. Ларри в лазарете, он где-то поранился, все из-за своей этой любимой Викки. Как она сюда попала? Наверное приехала вместе с Джулией. Джулия же появилась недавно. Это я точно помню. Смазливая репортерша.
Я нашел нож. Сейчас пододвину зеркало – надо вскрыть гнойники, они давят мне на горло.
Меня только что вызывали. Говорят, что Джулия сумасшедшая. Ее надо поймать, изолировать. Что за глупость? Я же внизу. Радиорубка – наверху. Как я выходил на связь. Эта экзема на шее меня когда-нибудь доконает.
Глен пообещал что вскроет гнойники. Сейчас, только позову его. Зачем я все это пишу? За нами скоро приедут, и я поеду в свой яблоневый сад в Юту, к маме.»
На странице большой отпечаток кровавой ладони, буквы бегут прямо по этой крови, по этой пятерне:
«Я перерезал себе горло. Я теперь все вижу, как есть. Зов достал меня. Если это кто-то читает – не подходите к буровой. Это смерть. Если услышите зов – это всё. Дальше ничего не будет. Это конец.»
Оторвался от записей, поднял голову и уставился на всю сплошь оребренную уголками, швеллерами, буровую станцию, что была прямо перед ним, за перилами. Был в аляске, в теплых штанах, изо рта вырывался пар. Снизу, оттуда где должны были греметь механизмы, что вгрызались безмерно длинным буром в недра земли, не доносилось никакого механического звука, но там, внизу, будто что-то плакало, завывало. Тихо, но безмерно надрывно тянуло криком. Зов.
Это и есть зов.
Сергей отшатнулся от перил буровой станции. Шагнул назад, оглянулся. Как он оказался здесь? Точно. Он хотел убрать все трупы в морозильник и заодно посмотреть, на эту станцию, про которую написал Рональд. Да, все именно так.
Обернулся, увидел скрученное тело у пульта управления. Маленькое, замерзшее тело Джулии. Лицо спокойное, закрытые глаза, умиротворенная. Взял ее под мышки, потащил прочь от пульта, прочь от этой бесконечной, в тринадцать километров глубиной, буровой.
Несколько коридоров. Он их знал, как свои пять пальцев, он уже много тут ходил. Не раз. Обыскивал, искал, осматривал. Сколько он уже здесь – не мог припомнить. Но это ничего, за ним скоро придут. Они обещали.
Тащил тело по коридорам подземных этажей, вот и распахнутая дверь, глянул в сторону, в дверной проем – Рональд за столом сидит, дописывает свое послание ему, Сергею. Сгорбился, что-то быстро пишет на листах раскрытой тетради, но этого ему, Сергею не видно. Как у него не зябнут пальцы в таком холоде? Сейчас он поднимет руку с ножом, вот скорый росчерк, не видно, но Сергей знает – перерезал себе горло, и сейчас он всё поймет. За ним надо будет прийти позже, и тоже утащить в морозильник.
Он тащит Джулию вверх по ступеням, она легкая, почти невесомая, какая она, наверное, была симпатичная, живая, яркая при жизни.
Несколько лестничных пролетов, вот и дверь морозильника. Приложить тело к стене, достать ключи, открыть дверь, потянуть ее на себя….
Не идет. Дернул еще пару раз и только тут увидел, что дверь заколочена досками, забита, а на самой двери, на ее массивную железную плоть, приляпан вырванный из тетради листок, с огромными буквами, с надписью на русском языке:
«ПРОСНИСЬ!!!!!
ТЫ ТУТ УЖЕ БЫЛ!!!!!
ВСЕ МЕРТВЕЦЫ ТАМ!!!
БРОСЬ ТЕТРАДЬ! СЛУШАЙ ЗАПИСЬ!»
Сергей отступил от двери, руки затряслись, оглянулся. У стены нет тела. Нет Джулии. Она уже там, она внутри. И его пронзило холодом. Он в свитере. В легких штанах, он промерз, пальцы скрючены от холода.
Вверх, вверх – бежать.
Сергей взлетел на третий этаж, вбежал в распахнутую радиорубку. Все окна распахнуты, все занесло снегом. Он торопливо захлопнул окна. Уселся за радиостанцию.
- Меня слышно? Меня слышно? Вы здесь? Вы скоро?
Тишина. Бросил взгляд на дверь. Опять забыл подпереть стулом. Где он? Опять у холодильника, к нему. Почему он всегда здесь? У холодильника? Около этого высокого окошка, через сальники в котором протянуты провода для радиостанции.
- Ладно, потом, - шепчет себе под нос, хватает стул, подпирает дверь, усаживается за радиостанцию, говорит торопливо, напоминая сам себе, - Послушать запись, послушать запись.
Сдергивает с зарядки мп3 диктофон, пролистывает файлы записей до конца, включает последний.
Динамик в диктофоне хороший, слышно все прекрасно. Голос Джулии, надрывный, хриплый, всхлипывающий.
- Ничему не верить. Не верить. Джулия – не верь.
Долгая тишина.
- Да почему они так кричат? – ее надрывный крик, - Перестаньте! Прошу, умоляю, перестаньте. Пожалуйста….
Всхлипывания, долгие и нудные. И никого не слышно, кроме нее. Тишина.
- Они… они сказали, что придут за мной. Я думала, - долгий, всхлипывающий вдох, - Я думала, что это те, те которые там. Но Рональд, мне кажется, что Рональд их всех убил. А они… Они говорят… Они там ходят, там, снаружи.
Снова долгий всхлип, потом крик:
- Нет, мама, я знаю, что тебя нет. Ты умерла! Ты умерла! Тебя нет, - долгий вдох, - никого нет. Нет никого. Мне надо уйти. Скоро за мной придут. Всех остальных – забрали обманом. Зов забирает их обманом. А за мной придут. За мной придет. Кто-то… Я не знаю. Они все говорят, что он за мной придет.
Слышно рыдания, она пытается что-то говорить, но у нее не получается, слезы давят слова, не может ничего сказать, а потом.
- Нет, им нельзя верить. Если я не буду верить, тогда они ничего не смогут сделать. Они всегда обманывают. Всегда. Они даже не пытаются больше сделать мне так, что я не тут. Нет, я всегда теперь тут, в шкафу. Всегда. Я им не верю. Но только… Может это правда? Может за мной придет тот, кто может забрать и так? Даже если я не сама. Может….
Тишина. Ни всхлипа, ни звука, тишина полная. Долгая, а потом заполошный шепот:
- Я слышу шаги. Кто-то идет. Если это он? – дыхание ее срывается, - Если это он? Если… А-а-а-а-а!!! – дикий крик, от которого звенит в ушах, - Нет, не надо, пожалуйста! Не-е-ет! Пожалуйста….
И тишина. Едва слышный звук завывания ветра. Только не понятно. Там, на записи, или же тут, в радиорубке, или может изнутри – может это зов поет свои песни?
Сергей слушает тишину. Тихо, долго, но больше нет ни единого звука. Берет в руки диктофон, нажимает на клавишу ускоренной перемотки, ждет-ждет-ждет. Нет, больше нет звуков. Тишина до самого конца.
Хрипит рация, он быстро накидывает наушники на голову:
- Да, слушаю.
- Я близко, - голос сплетенный из множество воющих звуков, будто ветер шепчет ему на ухо, - Я иду….
Сбрасывает наушники. Хватает со стола пистолет. Зачем он ему? Бросает один короткий взгляд на дверь. Твою мать! Снова не подперта стулом. Снова смотрит в сторону холодильника – стул там, под окном. Похоже, что он там всегда и стоял. Взгляд на окно и только сейчас Сергей увидел, то, что провода – перерезаны, висит разлохмаченная изоляция, поблескивает на срезе медь. Так что это было, раз нет связи?
- Он идет! – Сергей вскакивает, шаг к стулу, чтобы подпереть дверь. Не поможет! Надо бежать! Дверь – не преграда.
Распахивает ее, бежит скоро вниз по ступеням. Надо бежать отсюда. Лучше умереть там, в снегах, на улице, чем тут. Вниз по лестнице. По ступеням. Зеркало на втором этаже отражает его перекошенное ужасом лицо. Когда он успел так обрасти? Сколько он уже здесь?
Ниже – сейчас будет первый этаж, но лестничные пролеты все вьются и вьются перед ним – он бежит к буровой. Как?! Когда он проскочил первый этаж?
Разворачивается – вверх по ступеням! Раз пролет, два пролет, и снова он стоит у дверей радиорубки.
- Не верить, никому не верить, и себе не верить.
Он закрывает глаза, делает первый шаг на ступеньку, и начинает считать:
- Раз, два, три… - спускается, не смотря по сторонам, ему кажется, что кругом кто-то шепчет, кто-то зовет его. Нет – не обманете, поворот, и снова по ступеням ниже.
- Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, - окончания пролета, развернуться, и дальше, осталось только два пролета. Только два.
Рядом слышны голоса, чья-то поступь доносится. Не открывая глаз, поднимает пистолет, жмет на спусковой крючок – выстрел в неизвестность. Грохот глушит голоса в голове, становится тише. Это хорошо.
Еще пролет.
Еще пролет.
Он на первом этаже. Сейчас надо идти прямо.
Не открывая глаз идет вперед. А сзади все громыхает. Тяжелая поступь откуда-то снизу, сзади, издали – это Он. Тот кто может просто забрать сам, без обмана. И тогда он, Сергей, умрет от ужаса, точно так же как умерла и Джулия. Надо идти. Как там было. Сейчас налево, и по коридору, главное не открывать глаза.
Спотыкается, но все же остается на ногах. Идет.
Сейчас зал. Зал с тем глупым камином газовым. Чувство, что кто-то хватает его за плечи, за руки, ему кричат в уши, его маленькая сестренка из далекого детства, кричит ему, просит его: «Останься, не бросай меня» - только ее уже нет. Она погибла, она утонула еще тогда, в далеком-далеком детстве.
Идти. Идти… Грохот шагов становится страшен, все трясется так, будто беснуется землетрясение с магнитудой в девять баллов. Не глядя стреляет назад. Пистолет дает осечки – вышли патроны. Хорошо. Идет. Его хватают за плечо так, что не двинуться уже, ревет кто-то огромный, страшный в ухо. Главное не смотреть на него, не смотреть.
И все же он открывает глаза. Он стоит прямо у провала в буровую шахту, под ним – бесконечная глубина, уходящего вниз шурфа. Откуда-то оттуда, снизу, ревет, надрывается Ад! Хочется развернуться и бежать, но нет! Нет!
- Не верь глазам своим, - орет он сам себе и делает шаг вперед, в пустоту.
И вываливается, вываливается на холодный белый снег снаружи станции. Он вышел. ВЫШЕЛ!
- Я вышел! – пытается он закричат, но из горла только легкий, едва слышный хрип.
Сергей поднялся на ноги и пошел вперед. Идти тяжело, ноги подкашиваются, холодно, ветер задувает, бьет ледяным огнем в лицо.
Надо идти. Идти. Идти.
Упал. Откуда-то издали слышит пока еще далекий, пока едва прорывающийся сквозь пургу, шум двигателя. Громче он становится, громче и вот уже….
Над ним склонился кто-то в красной куртке в капюшоне подбитом мехом, доброе бородатое лицо.
- Вы кто? – на английском.
- Сергей. Вы… вы пришли спасти?
- Мы смена. Наши не выходят на связь.
- Нет, туда нельзя. Нельзя, - он сипит, шепчет что-то, его не слышат.
Появляется еще один в такой же куртке.
- Кто это? Наш?
- Нет. Я не расслышал кто это. Не наш, в лицо не узнаю.
- Грузим. Поехали на станцию. Там разберемся.
Его берут за ноги, за руки, тащат в здоровый вездеход, поднимают, там, его принимают заботливые руки. Внутри тепло, теплее чем на снегу. Но они едут туда – на станцию.
- Нельзя. Нельзя на станцию, там Ад! – кричит, надрывается Сергей то на английском, то на русском.
- Что он шепчет? – говорит кто-то над ним.
- Не знаю, бредит, - отвечает мягкий женский голос.
И они едут. Едут обратно. Едут в Ад.