С вечера у Ивана Васильевича Рябова начало крутить ноги, которые ему ампутировали почти полвека назад в госпитале. Старший сын Василий много лет уговаривает его съездить к своему другу, который работает в Новосибирске врачом и знает, как избавиться от такого недуга.
– Спасибо, сыночка, – говорит Иван Васильевич каждый раз. – Больно? Конечно, больно! Но и радуюсь в такие часы, потому как забываю, что нет у меня ног! Ты уж извини, сыночка, а потерплю еще чуток.
Так и терпит и терпит почитай полвека.
Утро выдалось дождливое. Иван Васильевич присел на кровати, пристегнул протезы и стал собираться.
– Извини, голубка! – сказал он, подойдя к портрету жены.
Десять лет назад похоронил он свою Надежду Ивановну, но разговаривать и советоваться с ней не перестал.
– Понимаешь, ждать будет Семён, – продолжал он говорить, соскабливая редкую щетину со щёк опасной бритвой. – Подумать только! Сколь лет не виделись! А оно во как! Поминал полвека, а он жив, чертяка!
Представляешь, мусолю я это во вторник газету, а там статья «Награда нашла героя!». В ней про фронтовика написано. Орден ему на днях вручили. Храбро сражался в боях под Тулой.
Я тоже там воевал…Прочитал я ещё раз фамилию героя, и что-то в сердце кольнуло! Семён Самсонов! Друг у меня был, Семён Самсонов вместе воевали. Но погиб он, а тут такое дело! Однофамилец, думаю. А то как же!
Но, понимаешь, закралось в сердце сомнение. Позвонил в редакцию. Дали телефон. Звоню! Бог ты мой! Он, Семён и есть! И живет-то, оказывается, в соседнем городке. Пять часов на автобусе ехать-то. Так что, извиняй, голубка моя, поеду я! Опосля все тебе расскажу!
Выпив стакан холодного чаю, Иван Васильевич пошёл на автостанцию. Билетов на нужный рейс не было. Он стал объяснять ситуацию молоденькой кассирше в тёмных очках , но та, как заевшая пластинка, твердила, листая журнал с голыми женщинами: «Не положено, не положено», – а потом почему-то рассердилась.
Водитель автобуса молодой парень, похожий на цыгана, молча выслушал Ивана Васильевича.
– Да-а-а! – протянул он, побарабанил пальцами по баранке и, сверкнув золотыми зубами, махнул рукой: – Семь бед, один ответ! Садись, старик, на служебное кресло, а там видно будет!
Иван Васильевич сел и достал из кармана смятую пятисотку.
– Не балуй! Высажу! – захохотал водитель.
При выезде из города, остановились у контрольного пункта. Голубоглазая контролерша, узнав, что Иван Васильевич через полвека нашёл фронтового друга, так разволновалась, что забыла его обилетить.
До Сергеевки оставалось километров пять, когда автобус остановил линейный контроль. Две девушки с пышными причёсками шустро проверили билеты и о чем-то заспорили с водителем. И чёрт дёрнул Ивана Васильевича поторопить их.
А твой, дедуля, билет где? –протянула к нему руку с красными длинными ногтями зелёноглазая девушка.
– Понимаете! Я на встречу! А в кассе, того. Я ей говорю, а она: не положено. А Семен-то ждать будет. Мы с ним, почитай, полвека не виделись! Воевали!..
– Вот как! – подмигнула девушка своей напарнице. – «Зайчиком» пристроился! – повернулась она опять к Рябову, скривив свои густо напомаженные губы. – Ладно, бывает надо! Ну, так спрячься в кресле и не дыши, пока мы тута.
– Я заплачу! Я не хотел! Только зря вы!..
– Ну что ты, Наташка, вцепилась в старика? – встрял в разговор водитель, видя, что старик вот-вот прослезится. – У деда такое событие...
– А ты лучше помолчи! Сколько с него взял?
– Как вам не стыдно?! – вспыхнул Иван Васильевич.
–Ох-ох-ох! Он меня ещё и стыдит! А ну-ка сваливай!
В автобусе зашумели, послышались робкие голоса возмущения. Контролёрша поправила копну каштановых волос и цокнула:
– Или он освободит салон или будете куковать, пока рак не свистнет!
–Друзья! Ну, так же нельзя! –засверкал золотыми фиксами водитель. – Давайте в городе всё выясним!
– Можно! – убрала волосинку с плеча водителя Наташа. – Только, Ромочка мой милый, если ваш Климентий Панфилович узнает, что ты «левые» тайком зашибаешь, слесарем не оставит тебя в автопарке!
– А ну вас! – Иван Васильевич стал неуклюже вылезать из автобуса.
– Да что ж это делается?! – простонал женский голос из глубины салона. – Он же инвалид! У него ног нет! Совесть-то у вас есть?
– Ох-ох-ох! О совести заговорили! – закричала контролёрша. – А когда без билета водитель сажал, почему не возмущались? У нас инструкция, а там про инвалидность ничего не сказано! Справедливость должна быть во всем. А иначе мы с вами, товарищи, далеко не уедем! Мы его, конечно же, не оставим на дороге! Счастливого пути!
Автобус ушёл, уехал и яркий микроавтобус с контролёршами. Иван Васильевич постоял, сплюнул и, скрипя протезами, двинулся в сторону Сергеевки. Мир, конечно же, не без добрых людей. Не успел он пройти по мокрому асфальту и пятидесяти метров, как возле него тормознули синие «Жигули», и молоденький парень спросил:
– Ты что, дед, заблудился?
Довёз он Ивана Васильевича до подъезда нужного дома.
Встретились два боевых товарища, как и положено, со слезами, со смехом, с крепким фронтовым словцом.
Выпили по одной, повторили за тех, кого нет рядом, и погрузились в воспоминания.
Звонок в дверь вернул их из огненных лет в мирную благоустроенную квартиру.
– Это, наверное, внучка приехала! Я ей про тебя рассказывал! Обещала цветы прихватить и пивка!
Иван Васильевич слышал, как Семён, открыв дверь, воскликнул: «Ну, Натаха! Ну, молодец!».
Через несколько минут Наташа впорхнула в комнату с огромным букетом ярких цветов и со словами:
– Где наш спаситель, которого я обязана на руках носить? – рванулась к Ивану Васильевичу, но резко остановилась, словно ударилась о стеклянную дверь. На диване сидел старик, которого она высадила из автобуса.
– Ну что вы, Наташа! – замахал руками Иван Васильевич, пытаясь потушить вспыхнувшую ярость в глазах. – Это без протезов я такой безобразный! Вот сейчас пристегну, и будет полный порядок!
Конечно же, он узнал её, но портить праздник встречи из-за этой вертихвостки не стал. Протянув руки, попросил:
– Подойди, пожалуйста, поближе. Со зрением у меня слабовато стало. А Семён мне все уши прожужжал о твоей красоте. Очень хочется самому в этом убедиться!
И она поверила, что он плохо видит, и снова защебетала, накрыла на стол, завела пластинку фронтовых лет.
Когда Ивана Васильевича провожали, он все-таки не сдержался и сказал Семёну:
– Хорошая у тебя, сержант, внучка! Красивая, а главное –хорошая хозяйка! А как за справедливость борется! Танком не прошибёшь!
– А как же! – гордо пробасил Семён. – Вся в меня! И хотел её обнять. Наташа покраснела, дернула плечами и убежала.
– Стеснительная! – развёл руками Семён Григорьевич...
Фёдор Вакуленко