- Ненормальная какая-то девчонка! - Вика презрительно дернула плечиком и фыркнула, как только за посетительницей закрылась дверь, - Она тебе за полчаса всю подноготную свою выложила!
- Почему ненормальная? Я бы сказала - бесхитростная, добрая, простая, - Аля недоуменно смотрела на коллегу.
- А она тебе надо, простота ее?! Нашла, понимаешь, свободные уши! И ты тоже - киваешь сочувственно, подбадриваешь, поддакиваешь… Нет, послать бы куда подальше!
- Да куда ж ты ее пошлешь? Видно же, что и поговорить девчушке не с кем. Это совсем не трудно - выслушать и поддержать. Она же маленькая еще совсем!
- Маленькая, да удаленькая! Пузо вон на нос лезет! У самой ни работы, ни дома толкового, ни мужского плеча рядом! Куда плодятся?!
Аля сочувственно и тепло обняла Вику за плечи, по-матерински понимая, откуда в возмущении молодой женщины ноги растут - пятый год замужем, деток Господь не дает. А пора бы вроде, все вокруг интересуются, и свекровь искоса поглядывает.
- Ну-ну, моя дорогая, не переживай! Все будет хорошо! И тебя радость эта не минует! Вот успокоишься, научишься любить, себя любить, людей, оно и придет счастье долгожданное!
- Ой, да отстаньте вы все от меня! Достали со своей терапией! - мгновенно залившаяся краской от того, что так шита белыми нитками истинная причина ее расстройства, Виктория раздраженно скрылась в подсобке.
Аля укоризненно покачала головой и погрузилась в раздумья о беременюшке, которая недавно так открыто делилась с ней своей историей…
Среди пятерых детей, родившихся в семье Шимановых, Алина была средней. Старшие дети еще помнили времена, когда семья была полной и дружной.
Веселая мать долгим поцелуем провожала отца на работу. Он приходил вечерами, большой, усталый, грязный, но никого из ребят не обходил своим вниманием. Первенца, Сереньку, по вихрам потреплет, расспросит, как дела в школе, внимательно выберет, какой рисунок, изображенный серьезной Любашей, вышел поинтереснее, маленькую Алинку-картинку под потолок покидает, самолетиком по комнате покружит.
Заливается Алинка, хохочет. Мать тут же, хлопочет рядышком, шутливо поругивает:
- Ну что ты, что ты, уронишь еще, медведь неуклюжий!..
Закончилось счастье семейное в одночасье. Еще утром как обычно провожали отца на смену, торопливо собираясь в школу, ясли, а к обеду известно стало, что осыпавшийся на стройке край котлована похоронил под собой трех человек. Отца, доброго, шумного, любящего, больше не было.
Беда накрыла с головой так, что трудно было матери в вязком болоте действительности барахтаться, да и не пыталась она. Вся радость жизни женщину покинула. Закрылась в горе своем, ни о чем больше не думая.
Суровая баба Рая, отцова мать, после с м е р т и сына съежилась вся, скукожилась, как-будто и росточком меньше стала. Две морщины горькие возле рта залегли, глаза ввалились совсем, темными пятнами с лица страшно смотрели. Как у Бабы-яги в Алинкиных сказках с картинками.
Однако ж о детях никогда не забывала. Провожала по утрам поникших старших в школу, Алинку-глупышку на себе в сад таскала.
Сколько раз выговаривала она матери:
- Соберись уже, Верка! Нельзя быть такой распустехой! У тебя дети. Али ты думаешь, мне легко сына хоронить было? Приди, наконец, в себя. Я ж не двужильная и не вечная!..
Только Вера оставалась глуха к ее увещеваниям. Все чаще в доме бутылки появляться стали. На донышке стакана забытье к ней приходило, а вместе с ним иллюзия былого счастья.
Вместе с алкоголем и мужики пришлые в доме появлялись периодически, да особливо не задерживались. Кому надолго нужна пусть красивая, но странная баба, которая посреди гулянки вдруг уставится в стену, как каменная, да и забьется неожиданно в истерике?
А если добавить к этому сухонькую бабку-ведьму, тихим шепотком проклятия в спину кидающую, да двоих детей-подростков, глазами сердитыми тебя буравящих, - вообще складывалась картина, не воодушевляющая к долгосрочному роману. Только хорошенькая малышка всем доверчиво и открыто улыбалась, но это не аргумент...
Между тем в пограничных своих призрачных реалиях умудрилась Вера еще и двойняток прижить, не пойми от кого. Вообще не сразу дошло до нее, что беременна, а когда дотумкала, уж и рассуждать поздно было.
Вся семья вокруг детской кроватки суетилась, кроме самой горе-матери - равнодушна она была к младенчикам. Отказаться было хотела в роддоме еще, да баба Рая стыдила, и без того сухие губы в тонкую линию сжимала:
- Грех-то какой! Оставить! Нешто детки виноваты, что мать у них такая бестолковая! Ведь свои они, кровинушки, сестры у них есть и брат старший, коли ты, ехидна, растить их не хочешь! Небость, как делать их - так не возражала, а как воспитывать - так в сторону!
Выпады эти Веру не трогали нисколь. Не первый год уж сквозь призму граненого стакана на мир смотрела. Втянуться в болото легко, коготок увяз - всей птичке пропасть.
Ладно хоть краем сознания понимала, что нельзя все деньги в прах спускать - баба Рая пенсии сиротские по доверенности получала на почте вместе со своей старческой, на то и кормились. Часть малую забирала на пропой Вера, ей хватало.
Дни складывались в недели, недели в месяцы, в годы.
Едва встали на ножки двойнята, Федька с Варькой, шкодить начали, наскоро обняв бабу Раю и младших сестренок, ушел, не оглядываясь, в армию Серенька.
Что и говорить, рад был парнишка даже такому способу сбежать из дому: столько времени провел посреди пьяных истерик, бабских склок и детских пеленок-распашонок.
Слишком большой груз висел на его худеньких угловатых подростковых плечах, не каждый мужчина справится...
Продолжение истории читать здесь