Глава 4. Первая встреча на кладбище.
После ухода Василины я решился навестить почившую мать.
Старое кладбище находилось за озером, вблизи лесной чащи. Мать захоронили у самого входа на погост. Стоило мне приблизиться к могиле, как ноги подкосились. И опустившись на землю, я уже не мог сдерживать себя. Воя от бессилия, обиды и злости на маму, рыдал, растирая слёзы по лицу. Я злился на мать, вспоминая всю ту боль, которую испытал по её вине. Злился и на себя, что не приехал на месяц, два, год раньше. Всё могло сложиться иначе, будь я смелее и решительные. Я потерял время и лишился возможности увидеть её. Поговорить, спросить и, возможно, понять, что стало причиной её нелюбви ко мне. В глубине души я надеялся найти оправдание её злодеяниям. Ещё в детстве фантазировал о своём возвращении и нашей встрече. В моих фантазиях мать непременно каялась, обнимала меня и рассказывала, как любила, как скучала и ждала встречи со мной. А вместо этого я сижу на земле у её могилы, так и не услышав объяснений и желаемого признания.
Мне понадобилось время, прежде чем я смог успокоиться. Закурив очередную сигарету, собрался возвращаться. Как почувствовал неприятный холодок на затылке. Обернувшись, заметил стоящего на краю леса и пристально наблюдающего за мной седовласого мужчину.
Его взлохмаченные волосы и бороду развевал ветер. Высокий широкоплечий здоровяк, таившийся меж деревьев, выглядел угрожающе. Он не сводил с меня глаз даже тогда, когда понял, что я заметил его. Я сделал шаг, затем ещё один в направлении незнакомца. Он словно подчинил мою волю, привлекая следовать за ним. И я уже хотел устремиться в лес, как услышал позади:
— Остановись!
Я обернулся, но среди могил гулял лишь ветер и ни одной живой души. Это мгновение отрезвило мой разум. Я снова обратился к лесу. Здоровяк исчез, растворился в густой хвое.
Ускорив шаг, поспешил в посёлок, прочь с кладбища. И хотя мои глаза более не видели седовласого старика, я чувствовал: он по прежнему в лесу и наблюдает за мной. От его холодного взгляда стыла кровь в жилах. И лишь скрывшись за домами, ощутил облегчение и смог вздохнуть полной грудью.
Вечером я отправился на ужин к Василине и её бабушке. На пороге меня встретила хозяйка дома: низенькая доброжелательная старушка. Представилась Евдокией и я, вспомнив слова Прокопа, смекнул, что именно она обнаружила мою маму мёртвой в доме. Евдокия обняла меня и расцеловала в обе щеки. Её великодушная улыбка притягивала. Она на буквально светилась добром, излучая тёплый свет. Я бы назвал её эталоном бабушки, которой у меня никогда не было.
Хлопоча на кухне, Евдокия расспрашивала о моём детстве, о Тате и работе. Ни одно сказанное мной слово не ускользало от её внимания. То вздыхая и охая, то улыбаясь и смеясь, бабушка жадно внимала моим рассказам.
— Молодец, Лёшенька! Я верила, что всё у тебя сложится. С тех пор, как тетка тебя увезла, молилась о твоём здравии каждый вечер, — ласкового говорила Евдокия.
— Бабушка Евдокия, а где же Василина? – спросил я, когда та уже накрывала на стол.
— А кто ж её знает? Один ветер в голове. Никакого сладу с ней нет! Взбалмошная внучка у меня, хворостина по ней плачет. Хотя сама виновата. Набаловала. Вот теперь пожинаю плоды, — беззлобно проворчала старушка.
В следующее мгновение за дверью послышался грохот, заставившей меня вздрогнуть. Дверь распахнулась, и в избу ворвалась раскрасневшаяся Василина.
— Явилась! — укоризненно покачала головой Евдокия, разглядывая запыхавшуюся внучку.
И ведь действительно было на что посмотреть. Девушка прикрывала сбитые до крови коленки, выглядывающие из под порванного платья. Во взлохмаченных волосах таился репейник, напрочь засевший в прядях. На её тонких нежных руках показались свежие ссадины. Наверное, на её месте любая другая девушка заплакала, но только не Василина. Её глаза горели необузданным огнём, говоря о своенравии и непокорности.
— Где тебя опять носило, дуреха моя?! — ахнула бабушка от неприглядного вида внучки.
— Ходила проверять, не поспела ли земляника, да овражек не заметила, — солгала Василина.
Заметив усмешку на моих губах и поняв, что я просек её ложь, девушка с вызовом взглянула на меня и, гордо задрав носик, устремилась в свою комнату.
— Переодевайся и выходи к ужину! — скомандовала старушка и продолжила причитать:
— Ну что за напасть на мою голову! Где же я так согрешила? Это не девочка, это моя кара небесная! Каждый Божий день как на иголках, что-нибудь да натворит. Растила девочку, а получила сорванца! Уж сколько за эти годы от соседей наслушалась жалоб. То в соседский огород залезет, то чужую лошадь из стойла украдкой выведет, чтобы покататься. Заполошная девчонка!
— Бабулечка, не ругайся. Я тебя люблю! — послышался заискивающий голос из комнаты.
— Ох, плутовка! — сменив гнев на милость, раздобрела от её слов Евдокия.
Приведя себя в порядок, в кухню вернулась Василина. Обняла бабушку и чмокнула её в щеку. Глаза Евдокии заблестели, источая необъятную любовь ко внучке.
— За стол, мои хорошие, будем ужинать, — распорядилась старушка.
Вечер проходил в тёплой обстановке, я бы даже сказал по семейному. Евдокия оказалась интересной рассказчицей. И поведала несколько увлекательных легенд и поверий, что передаются из уст в уста в местных краях.
— Бабулечка, расскажи нашему гостю о двуликом душегубе! — умоляюще выпалила Василина.
— Тише ты! — гаркнула Евдокия. — Чего кричишь? И, поднявшись из-за стола, бабушка пристально взглянула в окно. Убедившись, что никто не подслушивает нашу беседу, вернулась на место и приступила к занимательному рассказу.