30 ноября 1994 года Президент России Борис Ельцин подписал Указ «О мероприятиях по восстановлению конституционной законности и правопорядка на территории Чеченской Республики». Фактически это означало ввод войск Российской Федерации в Чечню. Тут стоит отметить, что Чечня находилась в составе России.
В 1994 году мне исполнялось четырнадцать лет. Мой папа был главой небольшого провинциального городка и района в новой стране, новой России. До этого он был Председателем горисполкома, а с 1991 года главой администрации города. Все происходящее на тот момент в стране не заставляло меня беспокоиться, я жил за спиной своих родителей, был накормлен, одет и избалован. И только появившееся выражение «Груз 200» заставило меня начать разбираться в происходящем в стране.
Вообще у меня два сильных воспоминания начала новой России: зверства чеченской войны и убийство телеведущего Влада Листьева. Я до сих пор помню ощущение чего-то страшного, неизведанного, когда сутки напролет, по всем каналам, а у нас в городе их было ровно два, висела заставка с фото «Влад Листьев убит». Раз в час молчаливая заставка прерывалась срочными новостями об итогах начавшегося по горячим следам расследования и повторением кадров случившегося. Ни о чем другом на уроках думать я не мог. Демонстративное нагнетание ситуации выбило меня из колеи. Аналогичное ощущение страха случалось со мной и позже, в начале двухтысячных, когда в Москве прогремела серия взрывов многоквартирных домов, но тут я уже был закален.
Красный телефон-трубка, который висел у нас на стене, зазвонил рано утром. К телефону подошел папа. В столь ранний час потревожить могли только его. Он стоял у телефона с серьезным лицом, иногда уточняя что-то. Динамик телефона был громкий и иногда до меня доносились какие-то слова. К окончанию разговора в комнате уже не спали. Папа повесил трубку.
- Первый «Груз 200», - сказал он.
Я уже понял, о чем идет речь. Мне было не по себе. Это был первый двухсотый в нашем городке и один из первых в стране после начала военной операции. Дело в том, что на войну тогда забирали из маленьких городов, деревень – так будет меньше шума, думали высокие руководители. И действительно, у нас в городе не было ни Комитета солдатских матерей, ни каких-то общественных организаций, ни фондов, помогающих разобраться с подобной ситуацией. Это была боль одного городка, боль одной семьи.
Грузом 200 был парень восемнадцати лет из дома, напротив. Это было особенно страшно и близко. До сих пор узнававший о войне только с экрана телевизора, я как будто принял в ней участие. Война оказалась близко.
Ближе к обеду я вышел на улицу, во двор. Зная расположение и количество квартир в доме напротив, я без труда вычислил окно, в квартиру которой сегодня пришло трагическое известие. Это были зеленые окна на первом этаже пятиэтажной брежневки. Яркие рамы привлекали к себе внимание.
Это была беда, которая объединяла город в те дни. К сожалению дней, таких было не мало, но таких воспоминаний как в декабре 1994 года у меня больше не было.
