48.
Одно было хорошо в Труляля Тупом и Труляле Тупее: они подготовили меня к войне. Они наполняли меня удушающей яростью, которая всегда была хорошим предвестником битвы. Они также заставили меня хотеть быть где угодно, но только не в Англии. Где мои чертовы приказы?
Пожалуйста, пришлите мне их уже.
А потом, конечно, как это часто бывает…
Я был на музыкальном фестивале, и моя двоюродная сестра похлопала меня по плечу.
- Гарри, это моя подруга Крессида.
- Ой. Эм. Привет.
Обстановка была неблагоприятной. Много людей, никакой приватности. Кроме того, я все еще страдал от разбитого сердца. С другой стороны, пейзаж был прекрасным, музыка была хорошей, погода была прекрасной.
Были искры.
Вскоре после этого дня мы пошли ужинать. Она рассказала мне о своей жизни, своей семье, своих мечтах. Она хотела быть актрисой. Она была такой тихой и застенчивой, актерское мастерство было последней профессией, которую я мог представить для нее, и я так прямо ей и сказал. Но она призналась, что актерство заставило ее почувствовать себя живой. Свободной. В ее исполнении это звучало как полет.
Несколько недель спустя, в конце другого свидания, я подвез ее до дома, недалеко от Королевской дороги. Мы подъехали к большому дому на ухоженной улице.
- Ты живешь здесь? Это твой дом?
- Нет.
Она объяснила, что остановилась на несколько дней у тети.
Я проводил ее вверх по ступенькам. Она не пригласила меня войти. Я не ожидал, не хотел. Потихоньку, подумал я. Я наклонился, чтобы поцеловать ее, но я промахнулся. Я мог сбить кактус с расстояния в три мили ракетой «Хеллфайр», но никак не мог найти ее губы. Она повернулась, я попробовал еще раз на обратном пути, и нам удалось что-то вроде задеть. Больно, неловко.
На следующее утро я позвонил кузине. Обескураженный, я сказал ей, что свидание прошло хорошо, но концовка оставляет желать лучшего. Она не возражала. Она уже поговорила с Крессидой. Она вздохнула. Неуклюжий .
Но потом пришли хорошие новости. Крессида была готова попробовать еще раз.
Через несколько дней мы встретились за другим ужином.
Так случилось, что ее соседка по квартире встречалась с моим давним приятелем Чарли. Брат моего покойного друга Хеннерса.
Я пошутил: Очевидно, так и должно быть. Мы вчетвером могли бы повеселиться.
Но я совсем не шутил.
Мы попробовали еще один поцелуй. Не так неловко.
У меня была надежда.
На наше следующее свидание она и ее соседка по квартире пригласили меня и Чарли. Выпивает, смеется. Прежде чем я понял, что происходит, мы поладили.
К сожалению, однако, я мог видеть Кресс только по выходным. Я был занят больше, чем когда-либо, готовясь к развертыванию. А потом я получил свои официальные приказы, мою фактическую дату развертывания, и часы теперь громко тикали. Второй раз в жизни мне пришлось сказать молодой женщине, с которой я только что познакомился, что я скоро уйду на войну.
Я подожду, сказала она. Но не навсегда.
- Кто знает, что произойдет, Хаз?
- Верно. Кто знает?
- Легче просто сказать себе и другим, что мы не вместе.
- Да. Так проще, я полагаю.
- Но когда ты вернешься…
- Когда. Она сказала "когда". Не "если".
Я был благодарен.
Кто-то сказал, что "если..."
49.
Мои товарищи подошли ко мне и напомнили о Плане.
План?
Знаешь, Спайк. План?
А, верно. План.
Мы говорили об нем раньше, месяцами ранее. Но теперь я не был уверен.
Они взяли меня в оборот.
- Ты идешь на войну. Прямо смерти в лицо.
- Верно, спасибо.
- Ты обязан жить. Сейчас. Захвати этот день.
- Захватить ...?
- Лови момент .
- Лови что?
- Лови момент. Живи одним днем.
А, значит, это два способа сказать одно и то же...
- Вегас, Спайк! Помнишь? План.
- Да-да, План, но… кажется рискованно.
- Захватить!
- День. Понятно.
Недавно со мной произошел случай, который заставил меня подумать, что они не совсем неправы, что carpe diem — это больше, чем пустые слова. Играя в поло той весной в Бразилии, чтобы собрать деньги для Сентебале, я увидел, как один игрок жестоко упал с лошади. Мальчишкой я видел, как Па падал так же, лошадь уступала дорогу, земля одновременно шлепала и поглощала его. Я вспомнил, как подумал: «Почему папа храпит?» И тут кто-то кричит: "Он язык проглотил!" Сообразительный игрок спрыгнул с лошади и спас жизнь Па. Вспоминая тот момент, я подсознательно поступил так же: спрыгнул с коня, подбежал к человеку, вырвал ему язык.
Мужчина закашлялся, снова начал дышать.
Я совершенно уверен, что позже в тот же день он выписал Сентебале крупный чек.
Но не менее ценным был урок. Не жалейте денег, пока вы есть шанс.
Поэтому я сказал своим товарищам: хорошо. Вегас. Поедем.
Годом раньше, после тренировок в Гила-Бенд, мы с товарищами взяли напрокат Харлеи и поехали из Феникса в Вегас. Большая часть поездки прошла незаметно. Так что теперь, после прощального уик-энда с Крессидой, я вылетел в Неваду, чтобы повторить путь.
Мы даже заехала в тот же отель и скинулись на тот же номер.
В номер было два уровня, соединенных парадной лестницей из белого мрамора, которая выглядела так, будто Элвис и Уэйн Ньютон вот-вот должны были спуститься рука об руку. Однако вам не нужно было подниматься по лестнице, так как в люксе также был лифт. И бильярдный стол.
Лучшим местом была гостиная: шесть массивных окон выходили на бульвар Стрип, а перед окнами было много Г-образных диванов, с которых можно было смотреть на Стрип, или на далекие горы, или на массивный настенный плазменный телевизор. Такое богатство. Я был в нескольких дворцах в свое время, и это было роскошно.
В ту первую ночь или на следующую — я ощущаю что-то вроде неонового размытия — кто-то заказывал еду, кто-то заказывал коктейли, и мы все сидели и громко болтали, наверстывая упущенное. Что случилось со всеми с тех пор, как мы в последний раз были в Вегасе?
- Итак, лейтенант Уэльс, не терпится вернуться на войну?
- Да, именно так.
Все выглядели ошеломленными.
На ужин мы попали в стейк-хаус и ели как короли. Стрипсы Нью-Йорк, три вида пасты, очень хорошее красное вино. Потом мы пошли в казино, поиграли в блэкджек и рулетку, проиграли. Усталый, я извинился и вернулся в номер.
Да, подумал я со вздохом, забираясь под одеяло, я тот самый парень, который рано встает и говорит всем, чтобы они отдыхали.
На следующее утро мы заказали на завтрак «Кровавую Мэри». Мы все пошли к бассейну. Это был сезон вечеринок у бассейна в Вегасе, поэтому народу была куча. Мы купили пятьдесят пляжных мячей и раздали их, чтобы разбить лед.
Мы действительно были занудами. И нуждающимися.
То есть мои товарищи были. Я не стремился завести новых друзей. У меня была девушка, и я стремился сохранить ее. Я несколько раз писал ей сообщения из бассейна, чтобы успокоить ее.
Но окружающие продолжали подавать мне напитки. И к тому времени, когда солнце опустилось за горы, я был никакой и наполнился… идеями.
Мне нужно что-то на память об этой поездке, решил я. Что-то, что символизирует мое чувство свободы, мое чувство carpe diem.
- Например... тату?
- Да! Это вещь!
- Может на плече?
- Нет, слишком заметно.
- Нижняя часть спины?
- Нет, слишком… пикантно.
- Может, на ноге?
Да. Ступня! Там, где когда-то слезла кожа. Слои за слоями - символизм!
Теперь, что это будет за татуировка?
Я думал и думал. Что важно для меня? Что свято?
Конечно – Ботсвана.
Я видел тату-салон дальше по улице. Я надеялся, что у них будет хороший атлас с четкими очертаниями Ботсваны.
Я отправился на поиски Билли Скалы, чтобы сказать ему, куда мы направляемся. Он улыбнулся.
Ни за что .
Мои товарищи поддержали его. Точно нет .
На самом деле они обещали физически остановить меня. Я не собираюсь делать татуировку, сказали они, не с ними, и менее всего татуировку Ботсваны на ноге. Они обещали удержать меня, нокаутировать, чего бы это ни стоило.
Татуировка - навсегда, Спайк! Это навсегда!
Ссоры и угрозы — одно из последних ярких воспоминаний того вечера.
Я сдался. Татуировка могла подождать до следующего дня.
Вместо этого мы направились в клуб, где я свернулся калачиком в углу кожаной банкетки и наблюдал, как группа молодых женщин приходит и уходит, болтая с моими приятелями. Я поговорил с одной или двумя и призвал их сосредоточиться на моих товарищах. Но в основном я смотрел в пространство и думал о том, что меня заставят отказаться от моей мечты о татуировке.
Около двух часов ночи мы вернулись в свой номер. Мои приятели пригласили к нам четырех или пять женщин, которые работали в отеле, а также двух женщин, с которыми они познакомились за столами для игры в блэкджек. Вскоре кто-то предложил поиграть в бильярд, и это звучало весело. Я набрал шариков, начал играть в восемь шаров со своими телохранителями.
Затем я заметил рядом девушек-блэкджек. Они выглядели подозрительно. Но когда они спросили, могут ли они сыграть, я не хотел быть груб. Играли все по очереди, и никто не был хорош.
Я предложил поднять ставки. Как насчет игры в стрип-пул?
Восторженные аплодисменты.
Десять минут спустя меня раздели до трусов. Потом я потерял и трусы. Это было безобидно, глупо, по крайней мере, так я думал. До следующего дня. Стоя возле отеля под палящим солнцем пустыни, я обернулся и увидел одного из моих товарищей, уставившегося в свой телефон с открытым ртом. Он сказал мне: Спайк, одна из тех блэкджек-девушек тайно сделала несколько фотографий… и продала их.
Спайк… ты везде, приятель.
В частности, то, что было повсюду, было моей задницей. Я был голым перед глазами всего мира… брал от жизни все.
Билли Скала, теперь изучая свой телефон, продолжал повторять: «Это нехорошо, Х.
Он знал, что мне будет тяжело. Но он также знал, что это не доставит удовольствия ни ему, ни другим телохранителям. Из-за этого они запросто могут потерять работу.
Я ругал себя: как я допустил это? Как я мог быть таким глупым? Почему я доверял другим людям? Я рассчитывал на добрую волю незнакомцев, я рассчитывал на то, что эти изворотливые девушки проявят элементарную порядочность, и теперь я буду платить за это вечно. Эти фотографии никогда не исчезнут. Они постоянны. Они сделают татуировку Ботсваны на ноге похожей на кляксу туши.
Мое чувство вины и стыда иногда мешало перевести дыхание. Тем временем газеты дома уже начали сдирать с меня живьем кожу. Возвращение. Ура Гарри. Принц Тико снова наносит удар.
Я подумал о Кресс, читающей статьи. Я думал о своем начальстве в армии.
Кто первым даст мне взбучку?
Ожидая ответа, я сбежал в Шотландию, встретился с семьей в Балморале. Это был август, и все они были там. Да, я думал, да, единственное, чего не хватает в этом кафкианском кошмаре, — это Балморал со всеми его сложными воспоминаниями и приближающейся годовщиной смерти мамы, до которой осталось всего несколько дней.
Вскоре после моего приезда я встретил Па в соседнем Биркхолле. К моему удивлению, к моему облегчению, он был мягок. Даже сбит с толку. Он сочувствовал мне, сказал он, он был в похожих ситуациях, хотя он никогда не был голым на первой полосе. На самом деле это было неправдой. Когда мне было около восьми лет, немецкая газета опубликовала его обнаженные фотографии, сделанные телеобъективом, когда он отдыхал во Франции.
Но мы оба выбросили эти фотографии из головы.
Конечно, он много раз чувствовал себя голым перед миром, и это было нашей общей точкой зрения. Мы сидели у окна и довольно долго говорили об этом странном нашем существовании, наблюдая, как на лужайке резвятся рыжие белки Беркхолла.
Берите от жизни все, белки.