В последнее время ловлю себя на мысли: как, в сущности, мало я знала о литературе, которую преподавала, и преподавала, как мне казалось, неплохо. Потому что читала то, что было в нашем распоряжении. Сейчас, когда у меня довольно много свободного времени и стали доступны запрещённые ранее книги, я читаю дневники писателей и публицистику и делаю для себя настоящие открытия. Вот пример с Чуковским. Для меня он всегда был большой детский писатель - классик, на книгах которого и я выросла, и мои дети, и внуки.
Что Корней Чуковский – это псевдоним я знала (настоящее его имя - Николай Васильевич Корнейчуков). Но я не знала, что он был незаконнорожденным, что был отчислен из гимназии как «кухаркин сын», что терпел унижения и насмешки со стороны сверстников из-за этого. И это была боль, которую он пронёс через всю жизнь. Его дочь пишет об этом так: «Ожог, полученный им в детстве, ныл, не заживая никогда».
То, чего он добился, его неисчерпаемые знания – это всё результат самообразования и нескончаемой работы над собой.
А ещё меня поразило, что этот талантливый писатель был гоним, произведения его запрещались в отличие от его ученика С. Я. Маршака и А. Л. Барто, которые были удостоены Сталинской премии. В дневниках писателя об этом сказано немало, и я физически ощущаю его страдания. И начало этой травле дала Н. К. Крупская, которая написала статью «О «Крокодиле» Чуковского» (напечатана в «Правде» 1.02.1928 года).
Статья заканчивалась словами: «Я думаю, «Крокодил» ребятам нашим давать не надо, не потому, что это сказка, а потому, что это буржуазная муть».
«Будь оно проклято, то лето в Куоккале, когда я написал «Крокодила». Много горя оно доставило мне»,- напишет Корней Иванович в своём дневнике в 1934 году.
Была запрещена и «Муха – Цокотуха»: «В Гублите мне сказали, что муха есть переодетая принцесса, а комар — переодетый принц!! Надеюсь, это было сказано в шутку, т. к. никаких оснований для подобного подозрения нет. Этак можно сказать, что „Крокодил“ — переодетый Чемберлен, а „Мойдодыр“ — переодетый Милюков.
Кроме того, мне сказали, что муха на картинке стоит слишком близко к комарику и улыбается слишком кокетливо!»
Невозможно поверить в эти критические замечания, но «Муха» была запрещена. Как и другие произведения: «Мои книги еще не все рассматривались, но уже зарезаны «Путаница», «Свинки», «Чудо-дерево», «Туфелька»… моя «Муха-Цокотуха» и мой «Бармалей» (наиболее любимые мною вещи) будут неизбежно зарезаны». «Мойдодыра» тоже запретили.
Запретили «Чудо-дерево», приведя странный аргумент: «Во многих семьях нет сапог, — сказал какой-то Шенкман, — а Чуковский так легкомысленно разрешает столь сложный социальный вопрос». Но запретили «Чудо-дерево», в сущности, потому, что надо же что-нб. запретить»,- пишет Чуковский в дневнике.
И снова: «Бибигона» оборвали на самом интересном месте».
И, как итог, запись в 1947 году: «Недавно в «Литгазете» был отчет о собрании детских писателей, на котором выступал и я. Газета перечисляла: Маршак, Михалков, Барто, Кассиль и другие. Оказалось, что «и другие» — это я….. Но горько, горько, что я уже не чувствую в себе никакого таланта, что та власть над стихом, которая дала мне возможность шутя написать — «Муху Цокотуху», «Мойдодыра» и т. д., совершенно покинула меня, и я действительно стал «и другие». В 1942 году писатель издаёт (получил разрешение!) сказку «Одолеем Бармалея» и даже был представлен на Сталинскую премию, но лично вычеркнут т. Сталиным. А в газете появилась статья П. Юдина «Пошлая и вредная стряпня К. Чуковского».
Да, здравомыслие в конце концов восторжествовало. И в 1957 году Корней Иванович получит орден Ленина, а в 1962 будет удостоен Ленинской премии (правда, не за произведения для детей, а за книгу «Мастерство Некрасова»). Вот дневниковая запись 1962 года: «В книжке "От двух до пяти" я только изображаю дело так, будто на мои сказки нападали отдельные педологи. Нет, на них ополчилось все государство, опиравшееся на миллионы своих чиновников, тюремщиков, солдат. Их поддерживала терроризованная пресса. Топтали меня ногами — запрещали — боролись с "чуковщиной" — и были разбиты наголову. Чем? Одеялом, которое убежало, и чудо-деревом, на котором растут башмаки».
Но вся это травля не пройдёт бесследно: «Казалось бы, нужно быть благодарным судьбе, а я несчастен, жалок, раздавлен».
Кстати, в дополнение к статьям «Кандалакша литературная»: читая мемуары Лидии Чуковской, я узнала, что младший сын Корнея Ивановича Борис (Боба, как его звали в семье) был инженером - гидрологом и работал на Нивастрое.