Я очень люблю летать. Мне нравится сам процесс полёта. Сидишь в кабине мощного тяжёлого транспортного вертолёта, послушного малейшему движению твоих рук. Займешь в кресле удобную позу, чтобы можно было довольно долго сидеть, почти не шевелясь. Спинка кресла установлена под таким углом, чтобы было удобно спине, высота кресла над полом пилотской кабины тоже установлена соответствующая. Педали отрегулировал под длину своих ног. Короче, всё установил, как тебе удобно, и сидишь, наслаждаешься. Ноги на педалях, в левой руке «шаг-газ», в правой руке «ручка» (РЦШ - ручка циклического шага, то, что у самолётов называется штурвал). Пристёгнут в кресле привязными ремнями, на голове авиагарнитура (наушники с микрофоном), перед тобой приборные доски вертолёта от левого борта до правого. А впереди и внизу, за лобовыми стёклами кабины, навстречу тебе неспешно плывёт земля. Почему неспешно? А потому, что при скорости на приборе 220 километров в час и высоте полётов 450 метров, земля действительно проходит под вертолётом не торопясь. А если ещё и ветерок на высоте полёта встречный, то путевая скорость (относительно земли) ещё меньше, чем воздушная (на приборе). Поэтому земля и плывёт внизу никуда не торопясь. Это она никуда не торопится, а нам то, нужно поглядывать на часы и на топливомеры. Поэтому я время от времени достаю бортмеханика вопросом: «Механик, расход, остаток…». Сквозь наушники и гул двигателей спиной чувствую, как мой бортмеханик щёлкает переключателем топливомера, проверяя остаток топлива по группам баков, и глядя на расходомеры, докладывает, что там с керосином, сколько его на борту ещё осталось. Ага, цифры мне нравятся. Я вижу землю, знаю, где мы, часы передо мной, считаю – всё путём. Вот и штурман, глянув на карту и подвигав туда-сюда бегунком навигационной линейки НЛ-10М, подтверждает, что мы на линии пути, путевая скорость такая-то, время прибытия на точку во столько-то.
А точка эта носит название Варандей. Это небольшой посёлочек на самом краю земли, на берегу Баренцева моря. В море вдаётся небольшой полуостров – Медынский заворот. Слева от посёлка (западнее) Паханическая губа, а справа (восточнее) – Хайпудырская губа. Слева и справа, это если идти с юга, от Печоры. От нашей базы Печора до этого Варандея почти строго на север 410 километров, или два часа полёта с небольшим, в зависимости от направления и скорости ветра на высоте полёта.
Едем потихоньку, мне надоело крутить баранку, я передал управление вертолётом второму пилоту, убрал руки и ноги с органов управления, откинул подлокотники кресла и сижу, балдею. За моим, левым блистером, медленно плывёт внизу земля. Я посматриваю вниз, окидывая взглядом лесочки, чернеющие внизу и заснеженные белые петляющие речушки. Сейчас зима, снегом замело Большеземельскую тундру (так она называется на карте) и всю Республику Коми. Смотрю вниз, пока есть ещё на что смотреть. Пересекаем Северный полярный круг и движемся дальше, к Варандею. Идём почти строго на север. Сейчас кончатся лесочки, и начнётся сплошное белое поле до самого побережья. Правда мы ещё пройдём над небольшими хребтами Лыдумусюр и Болванмусюр. Отметки над уровнем моря по высоте 141 метр. Там ещё есть немножко леса. Такие себе, хвойные островки. Чёрные деревца в белом безмолвии. За 260 километров от Печоры, на правом берегу реки Колва, стоит большое село Хорей-Вер. Он должен быть правее линии пути в 10-12 километрах. Мы пройдём его траверзом, т.е. он останется сбоку от нас, под углом в 90 градусов. А далее, километров за сто до Варандея будут две небольшие горушки – Нурга-Мыльк (188 метров высота над уровнем моря) и Ябто-Мыльк (177 метров). Вроде и не серьёзные горушки, не Эльбрус и не Эверест, однако их высоту мы тоже должны учитывать при расчёте безопасной высоты полёта. Штурман мне посчитал безопасную высоту, ниже которой я не имею права лететь. Поэтому я и залез на 450 метров. И видно далеко, и связь вести лучше. Вот на этих горушках есть ещё небольшие лесочки, а дальше, до самого берега Баренцева моря сплошное белое пространство. Но пока ещё солнце слегка пробивается сквозь разрывы в облаках и его свет освещает тундру, это даёт тени. И мы пока ещё видим по этим теням изгибы рек и края озёр.
Но это же север, зима, мы идём к побережью, и погода здесь может измениться в любую минуту. Прогнозы я читал внимательно, просмотрел их на всю глубину маршрута, по всем площадям. Посмотрел погоду по всему побережью. Топливо у меня на борту есть, но заправляться я должен после посадки и разгрузки именно на Варандее. От него до Нарьян-Мара 240 километров, до Воркуты 280, до Амдермы 190 километров, и я не дотяну. Разве только вернуться обратно в Хорей-Вер, до него 160 километров, и прилететь на «лампочках» (то есть когда горит табло – «малый остаток топлива»). Груза у меня на борту прилично, завалена вся грузовая кабина, почти от передней двери до задней, и под потолок. Всё это добро крепко затянуто швартовочными сетками. Едем потихоньку. Но мне начинает не нравиться то, что происходит за бортом. Видимость начала ухудшаться, снег пошёл и ветер меняет скорость, усиливается и меняет направление. То был спереди и с левого борта, нас сносило вправо и тормозило, а теперь вроде стал давить в правый борт, и нас потащило влево. Штурман пока ещё видит землю, засекает наше смещение от линии пути и даёт мне поправки в курс. Я давно уже перестал бездельничать в левом кресле, взял управление на себя и веду вертолёт, дав передышку второму пилоту.
Вот, что такое закон подлости. Мало того, что мы пошли над сплошной белизной, где ни хрена не поймёшь, над чем летишь, так ещё и погода становится «всё веселее и веселее», и бортрадист говорит, что привод аэропорта Варандей не работает. Там по берегу, правее от посёлка Варандей есть ещё аэродром, на который садятся самолёты типа АН-2 и АН-24. Но нам нужен не аэродром, а подбаза, что находится между посёлком и аэродромом. Вдоль берега, по самому урезу воды, идёт дорога, а рядом с ней, чуть дальше от берега четыре бетонных щита, куда время от времени подходит топливозаправщик. Нас там ждут, разгрузят и дозаправят. Интересно, что там с приводом, сдох он что ли?! А пеленгатор у них давно не работает. Я надеялся на привод, что если ухудшится погода, мы будем держать курс на него, а перед берегом возьмём чуть левее и выскочим, куда нам надо. Вот на побережье всегда так – только что всё было более-менее нормально с погодой, а как подходишь, так и начинается! Сколько раз я был на этом Варандее, только один раз попали в солнечную погоду. А то всё фигня какая-то. Летом дожди, низкая облачность, то туман натянет или метёт, как сейчас, зимой. Господи, ну есть же места с хорошей погодой, где солнышко светит, трака зеленеет, или деревья красивые стоят. Например, пальмы. Какие пальмы, Саня?! Ты охренел?! Зима вокруг, снег метёт, ветер дурной треплет тяжёлый вертолёт, до берега осталось 30 километров. Глянул на часы. Путевая скорость у нас примерно 180 километров в час, значит ехать ещё почти 10 минут. Штурман у меня опытный, но тут же ничего не видать! Что он там пытается рассмотреть? Я ему ничем помочь не могу, всё моё внимание занято пилотированием по приборам. Мы в этой круговерти уже невольно перешли с визуального полёта на приборный.
Время вышло. Мы промазали мимо Варандея, проскочили береговую черту и вылетели на просторы Баренцева моря. Прибрал скорость до 150 километров, снизился до 150 метров и разворачиваюсь на 180 градусов, обратно, к берегу. Теперь нам бы только не пропустить береговую черту. Берег белый, заснеженный лёд у берега тоже белый. Где же этот берег?! А выскочим на него, куда поворачивать – влево или вправо? Не в ту сторону повернём, будем только удаляться от точки. Это сейчас есть умные машинки GPS (спутниковые навигаторы). Если точно выстроены координаты, она тебе покажет удаление с точностью до метра и направление прямо на площадку. Снижаешься потихоньку, слушай отсчёт высоты, скорости, удаления, и можно до высоты 20 метров вообще в лобовые стёкла не смотреть, если плавно гасишь скорость и снижаешь высоту. Это сейчас!!! Мне бы тогда такую машинку и спутники на орбите, может, и седых волос на голове было бы меньше. Но время навигационных «Магелланов» и «Гарминов» ещё не пришло. И мы должны найти этот чёртов Варандей глазами. Мы со штурманом перемолвились, обсудили. Похоже, мы выскочили на берег восточнее аэродрома и площадок. Значит, если увидим береговую черту в этом снегу, нам надо поворачивать по ней вправо – на запад. Спросил механика: «Расход, остаток?». Услышал ответ. Ещё терпимо, но уже не весело.
Штурман почти лежит на полу своей кабины, пытаясь через лобовое стекло и нижнее остекление рассмотреть землю. Наконец он, одновременно со вторым пилотом и бортмехаником говорят: «Под нами берег, вроде виден край ледяного поля и чуть просматриваются какие-то серые пятна!». Поворачиваю направо. Снизился до 100 метров и скорость убрал до 120. Пилотирую, одним глазом глядя в лобовое стекло, а другим на приборную доску – авиагоризонт, скорость, курс, высота, обороты несущего винта. Второй пилот смотрит только на приборы, страхуя меня, чтобы я не завалил вертолёт, если слишком увлекусь поисками земли. Ползём в небе, крадёмся куда-то. А куда?! Туда ли мы повернули? Напряжение в кабине нарастает. Вот я заметил одну паскудную закономерность. Как только подходишь к точке, так погода становится хуже некуда. А как найдёшь её с трудом, эту точку, и зайдёшь на посадку, так через пять минут – всё путём!!!
Мы повернули туда! Сначала мы увидели под собой полосу аэродрома Варандей с маленьким аэровокзальчиком сбоку и огоньки по краям полосы. А от аэродрома, вдоль берега к нашим площадкам и посёлку тянется дорога. Вот за неё надо и держаться, как слепой за забор. Это сейчас аэродром Варандей, как игрушечка. После того, как при заходе на его полосу самолёт АН-26 «Башкирских авиалиний», попавший в такую же поганую погоду, как мы, зацепился крылом за бугор из песка и щебня, заметённый снегом. Самолёт разбился в хлам, погибло 36 человек. После этого был разбор полётов во всех инстанциях и «Газпром», чьи работники в основном и летают на вахты в районе Варандея, вложил деньги, и всё в аэропорту сделали, как надо. И полоса вся в огнях, подходы к ней, оборудование аэропорта, и так далее. Мы всегда задним умом крепкие, особенно когда людей уже угробили. Но вся эта красота в аэропорту Варандей будет ещё только через полтора десятка лет. А пока я крадусь вдоль дороги, постепенно гася скорость и теряя высоту.
Наконец-то! Из этой неприветливой белизны нам навстречу выплывают посадочные щиты с огоньками по углам. Возле одного из них стоит «Камаз» с большим кузовом. Нас уже ждут. Щит чётко проецируется в моём лобовом стекле, только увеличивается в размерах и никуда не сдвигается. Подходим, зависаем. Снежного вихря почти нет. На побережье и в тундре снег сдувается сильными ветрами. Зависли над щитом на высоте метров пять. Стоим неподвижно. Тихонько опустил вертолёт на земную твердь и чуть прокатился вперёд, чтобы амортстойки шасси разошлись, и машину не раскачивало при выключении двигателей. Стоим носом точно против ветра. Слышно, как он бьёт по вертолёту. Охладили двигатели, выключились. Несущий винт постепенно теряет обороты. Наконец я его затормозил тормозом несущего винта, и он с лёгким скрипом замер. Одна лопасть стоит строго вперёд, по носу вертолёта, над кабиной. Приехали.
С левого борта подгоняют «Камаз» для нашего груза и грузчики лезут в вертолёт, чтобы заняться работой. С правого борта подошёл топливозаправщик, механик взял стремянку и полез к заправочным горловинам. Начинается разгрузка и заправка. Я сижу расслабленно в пилотском кресле, слушаю, как ветер воет, и смотрю, как тяжёлая лопасть несущего винта слегка покачивается. После разгрузки и заправки бортмеханик через верхний люк кабины полезет наверх, к двигателям и главному редуктору, открыв трапы и капоты. Всё осмотрит и доложит мне. И, малость передохнув, мы поедем в обратную сторону, аж 400 километров на юг, к своей базе, к Печоре. Мы пойдём с попутным ветром, без груза, налегке, в зону хорошей погоды, где на земле есть тёмные леса и перелески. Хоть что-то, не белое, в этом белом безмолвии. Если всё будет нормально, часа за два должны дойти. Пора уходить с этого неприветливого берега к родному причалу.
О, ветер опять развернулся. Правда, видимость улучшилась, снег не так метёт. Ладно, пора запускаться. Карту перед запуском читаем, пошёл «Запуск левый!». Запустились, прогрелись, всё путём. Зависаем, повисели, запас мощи есть, машина висит, покачиваясь под ударами ветра. «Экипаж, взлетаем!». Земля быстро уходит вниз и назад. Мы проходим над домами посёлка Варандей, разворачиваясь на юг. Всё-таки довольно унылое место, этот Варандей, да ещё в такую погоду. Но мы уже уходим с этого побережья, к дому.
Через много лет посёлок Варандей разрастётся, станет более цивилизованным, благоустроенным. Я говорил с экипажами, которые сейчас туда летают, там базируются. Напротив Варандея, у моря, примерно в 75 километрах, на отмели Пахтусова поставят плавучий железный остров – площадка «Приразломная». На неё будут доставлять вахты с берега на вертолётах МИ-8МТВ, оборудованных системой надувных баллонетов, на случай вынужденной посадки на воду. С берега протянут специальный трубопровод, чтобы танкеры могли закачиваться нефтью. Там на севере, на Ямале и рядом с ним под землёй спрятаны несметные богатства. Недаром руководитель «Газпрома» Миллер довольно щурится, когда говорит, что месторождений Ямала нашей стране хватит ещё на 128 лет. Значит, не зря мы много лет назад мордовались в этих краях, прорываясь сквозь непогоды и морозы, снега и летний гнус, к этим неприветливым местам, помогая геологоразведке найти все эти сокровища. А потом и обустроить все эти месторождения, доставляя внутри грузовых кабин вертолётов и на внешней подвеске такие грузы, и в таком количестве, что и представить, и перечислить невозможно. Не зря так болят по ночам руки и ноги, скрипит позвоночник, и набегают сквозь дрёму воспоминания о бескрайних просторах тундры, полуострова Ямал, неприветливых берегах Баренцева моря, Байдарацкой губы и Обской губы. Хоть бы одним глазком ещё раз взглянуть на этот Варандей, на дальние берега и просторы. Не налетался ещё, Саня?!
