Из книги Алана Форреста "За кромкой поля боя: Жизнь военных во времена Революционных и Наполеоновских войн"
...Маркитантки, колесившие по Европе со своими армиями, были неотъемлемой частью жизни ХVIII столетия. Известно, что вместе с войсками путешествовало много француженок, особенно когда войска находились на французской земле или вблизи границы. Эти женщины оказывали солдатам невоенные услуги, работая медсестрами, швеями и прачками, а также выступая поставщицами еды и напитков - столь популярными в фольклоре и народной культуре cantinieres и vivandieres. Многие жены и подруги сопровождали мужчин в полку; независимо от того, любовь или одиночество заставляли их следовать за своим мужчиной почти до самого поля боя. Офицеры часто брали своих жен в поход и мало что могли сделать, чтобы помешать солдатам поступить также. А закон от марта 1793 г., позволявший солдатам жениться без дозволения начальства, безусловно, привел к увеличению числа женщин, решившихся сняться с места и присоединиться к своим мужьям, часто и с маленькими детьми на руках. Вместе с тем закон стремился искоренить любую форму сексуальной вседозволенности, которая привела бы к росту проституции в армии. Причиной этой политики были не столько моральные соображения, хотя неотступное робеспьеровское желание создать республику добродетели тоже могло сыграть свою роль, — сколько страх перед распространением венерических заболеваний, которые угрожали обескровить войска и ослабить их в бою. Часто заходила речь об «ордах» проституток, которых называли femmes de mauvaise vie (женщинами дурной жизни), (дочерями радости) и filles debauchees (развратными девками) — они тянулись к армии и собирались вокруг войсковых колонн, двигавшихся по открытой местности. Трудность для властей состояла в том, чтобы отличить их от жен, возлюбленных и маркитанток, которые легко могли превратиться в полковых проституток из-за финансовых потребностей или сексуального искушения.
Отправляясь на войну, эти женщины продолжали играть второстепенную роль; они не оспаривали монополию на оружие, безраздельно принадлежавшую молодым мужчинам. Но были и такие женщины, кто отвечал на зов своего народа и желал защищать страну бок о бок с мужчинами. Некоторые делали это, следуя семейной традиции; другие следовали за своими мужьями и возлюбленными; наконец, для некоторых это был вопрос равенства полов, проявление порожденного Революцией феминизма. Например, Теруань де Мерикур, выступая с речью перед женщинами из Сент-Антуанского предместья, призывала их вооружаться, потому что «мы имеем право на это, по природе и даже по закону». Мы никогда не узнаем, сколько женщин служили в армиях, потому что не все записывались как женщины; многие предпочитали скрывать свой пол и одеваться мужчинами. Однако из данных Венсенского архива мы знаем примерно о 80-100 женщинах - некоторые из них были 'травести', но некоторые открыто выставляли напоказ свою принадлежность к женскому полу, - служивших в батальонах в годы революции“. Не исключено, что их было больше. Большинство тех, о ком мы знаем, служили в армии в 1792 - начале 1793 г., период сравнительной терпимости по отношению к идее, что военная служба может быть не только мужской прерогативой. В эти месяцы некоторые женщины служили в армии открыто, не делая попыток переодеться мужчиной или выдать себя за мужчину; если они проявляли храбрость и стойкость, они, как правило, добивались восхищения и уважения боевых товарищей, а в нескольких случаях даже получали повышение. Например, когда Катрин Пошела, служившая в бывшем полку Виваре, внесла вклад в победу своего подразделения над принцем Альбертом Саксен-Тешенским при Жемаппе, она была вознаграждена за свои усилия и полученные в бою раны повышением до секунд-лейтенанта. Подобно большинству женщин, записавшихся добровольцами на военную службу, она была родом из семьи с сильными военными традициями и с детства восхищалась военными подвигами, а ее отец и брат уже служили в армии.
Но 30 апреля 1793 г. был издан декрет, требовавший немедленного изгнания из армии всех женщин, включая жен генералов и других высокопоставленных офицеров. Вне всякого сомнения, цель этого декрета заключалась в том, чтобы очистить военные лагеря и положить конец распутной жизни, которую, по слухам, открыто вели некоторые офицеры. «Вы должны знать, - заявил Луи Лежандр парижским якобинцам 9 июня, — что наши генералы превращают свои лагеря в злачные места. Их адъютанты — женщины. Каждый человек, которому Республика оказала честь тем, что доверила командовать одной из своих армий, должен отказаться от женщин и не позволять себе радостей любви, пока не одержит великие победы». Говорили, что особенно разложилась армия Дюмурье, которая до такой степени наполнилась певицами, актрисами, возлюбленными и проститутками, что военный штаб «имел много общего с гаремом визиря»?. Затем Лежандр обрушился на генерала А.Ф. Кюстина, который «держит в армии женщин, одетых солдатами. Генерал не должен знать иной страсти, кроме страсти к победе»?. С точки зрения Лежандра, женщинам было не место в армии, как и в клубах, секциях и других общественных пространствах. Для граждан-солдат женщины становились отвлекающим фактором и источником искушения.
Кюстин защищал себя и свои взгляды, но безуспешно. С лета 1793 г. женщин систематически вытесняли из армии, вынуждали сложить оружие и служить республике каким-нибудь иным способом, который считался более подходящим для женского пола. Даже те, кто храбро сражался и был увенчан почестями, оказались в обозе или были вынуждены вернуться к мирной жизни; битвы вновь стали считаться прерогативой исключительно мужчин. Но женщины-солдаты не разошлись покорно по своим городам и деревням. Они послужили республике и считали, что имеют право получать пенсии от государства. Они писали депутатам или сами приходили в Конвент, рассказывая о своих подвигах под вражеским огнем и прося вознаграждения. Они нередко являлись с рекомендательными письмами от своих офицеров, свидетельствовавших об их храбрости и решительности. В Конвенте звучали описания их героических свершений. И реакция депутатов позволяла со всей очевидностью понять, как сильно они впечатлены. Это были те самые депутаты, которые запретили женщинам служить в армии, приказав уволить всех женщин-военнослужащих и удалить их из зоны военных действий. В большинстве случаев эти депутаты голосовали за предоставление пенсии по службе, которую сами же заклеймили как незаконную, что может показаться нам весьма скользким моментом, если учесть, как решительно депутаты Конвента отстаивали господство закона. Некоторые из женщин-военнослужащих стали национальными знаменитостями, например Роза Барро, продолжавшая служить в армии на шестом месяце беременности. Непосредственное начальство окрестило ее «республиканской героиней», ее славили власти ее родного департамента Жер. Политики и не думали порицать женщин за то, что они вышли за рамки своей сферы деятельности. Вместо этого они осыпали их благодарностями за храбрость и преданность родине, хотя и отмечали, что в будущем женщинам надлежит оставаться вдали от линии фронта.
Эта двойственность прослеживается и в терминах, которые нередко использовались при восхвалении вклада женщин в войну, С подчеркиванием их мужских качеств - того успеха, се которым женщины выполнили, по существу, мужскую роль, и выполнили ее так, что могли вдохновить этим любого солдата. Подобно Жозефу Бара и Агриколю Виале, мальчикам-солдатам, пожертвовавшим своими жизнями ради Республики, женщины представали героинями, мужественность которых внешне была скрыта, но по сути подчеркнут присутствием в женском или детском теле. Картина Давида «Смерть Жозефа Бара» служит хорошей тому иллюстрацией: тело мальчика необычно женственно, все изображение намеренно андрогинно, на нем предстает мученик-мальчик, который сыграл роль мужчины, нь обладая ни мужским телосложением, ни мужской силой. Его крайне юный возраст и обусловленная им хрупкость, физическая и эмоциональная, подчеркивали его храбрость и умножали его героизм. Также обстояло дело и с женщинами-бойцами, которых могли изображать действующими как мужчины со всей храбростью и грубой силой, обычно ассоциирующимися с мужчинами, несмотря на отсутствие каких-либо физических атрибутов мужчин. Больше всего превозносились их мужские добродетели, такие как героизм и спокойствие под обстрелом. Эти женщины были воинами в силу собственных личных качеств, они были преданы делу нации и наделены солдатскими навыками и солдатским темпераментом. Или же подобно сестрам Фертиг, дочерям чиновника из департамента Нор, их с детства приучили упражняться, ездить верхом и сражаться; армейская служба была частью их воспитания и их природы. Как было сказано в Конвенте, они «с детства привыкли, несмотря на свою деликатную конституцию, ездить верхом, целиться из лука и стрелять из ружья», и, отложив в сторону женскую одежду, «они присоединились к партизанам-крестьянам, чтобы изгнать австрийских захватчиков с французской земли».
«Несмотря на свою деликатную конституцию...» Вот похвала женщинам, которые преодолели недостатки своего пола и сражаются как львы наряду с мужчинами. Другими словами, в контексте поля боя, которое по-прежнему видится сферой действия мужчин, женственность следует нивелировать, скрывать и даже извиняться за нее. Но это не всегда было так. Среди славословий, которыми осыпали женщин-бойцов ораторы в Конвенте, звучали и похвалы женским добродетелям, игравшим ключевую роль в объяснении их храбрости. Например, Роза Буйон, служившая с марта по август 1793 г. в Мозельской армии, оставила родственникам в деревне двух детей, младшему из которых было всего лишь семь месяцев, и продолжала сражаться даже после того, как рядом с ней погиб ее муж. Только тогда она попросила об увольнении из армии: «Я прошу об этом лишь для того, чтобы я могла позаботиться о своих детях, выполнив свой долг перед ними, теперь, когда я выполнила свой долг перед мужем и страной». Ее материнские инстинкты, любовь и нежность, архетипически женские добродетели в мужском мире, здесь тонко смешаны со стоической храбростью. Нередко именно верность заставляла солдатских жен следовать за своими мужьями в армию, где они продолжали заботиться о них и ухаживали в случае ранения или болезни.
Роза Барро, которую восхваляет «Сборник героических действий и великих гражданских поступков французских республиканцев» Леонара Бурдона, вышедший в пяти выпусках на протяжении 1793 г. и II года Республики, сочетала роли солдата и жены и, как показывает Бурдон, подчинила свои чувства и семейную верность службе Республике. Она осталась на своем посту во время боя, даже увидев, как упал ее брат, а затем рядом с ней упал и ее мух, задетый ядром. «В этот миг, — гласил доклад, — ее республиканская добродетель восторжествовала над любовью, как и над ее природой». Формулировка вызывает интерес, а смысл представляется вполне очевидным: Роза Барро была женщиной, которая делала мужскую работу. Она поспешила вперед, помогла взять крепость и не останавливалась, пока сражение не было выиграно. Теперь и только теперь она дала волю своим женским чувствам. «Барро вернулась туда, где лежал ее мух, перевязала его рану, обняла его и с помощью товарищей по оружию донесла до военного госпиталя». Там она, наконец, не стесняясь, стала действовать как женщина и вновь спасла положение. «Окружив его заботой нежной жены, она доказала, что не оставила добродетели своего пола, хотя прежде проявила все те добродетели, которые, казалось бы, являются прерогативой мужчин». В трактовке Бурдона храбрость и нежность дополняют друг друга, и каждому из этих чувств находится место на поле боя.
Но нам не следует обольщаться. Этот панегирик одной из немногих героинь революционных армий не имел целью расширить роль женщин в армии, и указ, запрещавший им нести военную службу, отменен не был. Задачей этого панегирика было превознести качества идеального солдата и вдохновить французских воинов. В годы Революции военная служба оставалась настолько же гендерно дифференцированной, как и в любой предыдущий момент истории Франции, и если защита республики была делом граждан, то не могло быть сомнений, что это долг мужчин. Женщины, как и всегда, играли важнейшую роль в поддержке солдат, сопровождая армии во время походов и обеспечивая молодых воинов едой, припасами, заботой и сексуальным удовлетворением. Их главный вклад был символическим: они вдохновляли других на патриотизм и самопожертвование, а не шли на смерть сами. Легионы амазонок, которые так любили изображать граверы и романисты ХХ в., были плодом романтических фантазий, ведь, несмотря на призывы таких ранних фиминисток, как Олимпия де Гуж, нет сведений, что в батальоны добровольцев вступило больше сотни женщин. Но сам образ производил впечатление. Девушка-солдат в различных проявлениях стала общим местом популярной культуры: от песен и баллад до водевиля и бульварного театра. Появившись на парижской сцене в последние годы Старого порядка, она осталась там на протяжении всего революционного и имперского времени — одна из основных фигур сексуальной комедии и популярной драмы. Но регулярное появление в тогдашней литературе таких персонажей, как девушка-гусар или прекрасная миланка, не должно вводить нас в заблуждение по поводу реальности этих персонажей, как не вводило оно в заблуждение и публику того времени. С точки зрения республики, идея женщин в мундирах, сражающихся и убивающих, истекающих кровью и Умирающих на поле чести, была в высшей степени сомнительной. Поле сражения, как и политика, оставалось заведомо мужским царством, и участие женщин в этой сфере всех смущало. Их героизм не подвергался сомнению; но он не рассеивал подозрения в трансвестизме, других хитрых уловках и не мог развеять всеобщее убеждение в том, что само по себе присутствие женщины в полку является сексуальным нарушением.