В конце 70-ых Даль поступает на режиссерские курсы ВГИКа. Из «Современника» к тому времени он ушел. Другие театры его не устраивали (были попытки перейти к А.Эфросу в «Театр на Малой Бронной», потом в «Малый театр» к М.Цареву), кино не радовало, работников политбюро играть не хотелось. Вскоре Олег Даль осознал, что во ВГИКе не может найти ничего для себя нового, и, насмотревшись на непрофессиональное преподавание, решает бросить факультет.
В передаче Леонида Филатова «Чтобы помнили» звучал фрагмент аудиозаписи со встречи со зрителями, где Олег Даль рассказывал о своем отношении к театру «Современник» и говорил о том, что такое театр вообще: «Это были самые лучшие годы моей жизни, пока существовал этот театр-студия. Мы занимались только искусством, при поступлении в этот театр мы подписывали «устав», где было сказано, что мы занимаемся только искусством, и тарифная сетка, я имею в виду зарплату, у нас была своя: нам платил совет театра. То есть, все было на настоящих творческий началах: мы там дневали и ночевали. В театре. И это были счастливые дни. Кроме того, в уставе было сказано, что мы все отказываемся от званий и не имеем права их иметь. Но жизнь – жестокая штука: появились семьи, появились дети, надо было зарабатывать деньги, артисты стали метаться на радио и телевидение, потом появились автомобили, квартиры, «стенки», «креслы», диваны, ковры и прочая ерунда, которая погубила творческое начало, появились звания – и искусство закончилось на этом».
Последний этап в творческой биографии Олега Даля всецело связан с М.Ю. Лермонтовым. Идет работа над моноспектаклем по стихам поэта. Это – исповедь. Исповедь М.Ю. Лермонтова, исповедь О.И. Даля. «И одиночество, и злоба, и плачу я во сне и просыпаюсь», - пишет О.И. Даль в своем стихотворении «В. Высоцкому. Брату». Тема одиночества «преждевременно уставшего человека» - одна из главных не только в творчестве поэта, но и, как говорилось выше, в актерской судьбе О.И. Даля. Спектакль готовился долго и тщательно. На пленку было записано 10 стихотворений: "Дума", "Журналист, читатель и писатель", "Звуки. "Что за звуки? Неподвижен внемлю...", "Я жить хочу...", "И скучно, и грустно...", "За всё, за всё тебя благодарю я...", "Выхожу один я на дорогу...", "Люблю отчизну я, но странною любовью...", "Великий муж! Здесь нет награды...", "Наедине с тобою, брат...", как впоследствии и стала называться пластинка, которая была выпущена только в 1986 году, через 5 лет после смерти ее автора.
Запись была рабочим материалом. Периодически мы слышим авторские замечания, помешивание ложечкой чая, редкие вздохи. Начинается пластинка мыслями об оформлении сцены для первого стихотворения: «Рассаживаются и как бы настраивают инструмент. На сцене одно кресло и разбросанные по всей сцене группы канделябров. Звучит долгий, записанный на пленку удар гонга. И свет от него уходит, и остается только на оркестрантах, на группе пантомимы. Слабый свет. Странный». Далее резко начинает играть музыка, солируют скрипки. Через какое-то время вновь мы слышим голос автора. «Выходит исполнитель, подходит к креслу, зажигает свечу, садится в кресло. Он «выхвачивается» из темноты красным лучом». Звучит заунывный, одинокий, грустный голос духового инструмента. Даль ждет, пока вступит остальной оркестр и начинает: «Печально я гляжу на ваше поколение». Уже в самом начале моноспектакля выносится приговор современному обществу, начинается диалог со зрителем. Со скрытой насмешкой звучат строки: «И к гробу мы спешим без счастья и без славы, глядя насмешливо назад». Стихотворение прерывается замечанием актера, в тон стихотворения: «Подходит к рампе» - и продолжает без остановки дальше.
Музыка в спектакле – это не только фоновое оформление, звуки дают возможность подобраться к скрытым смыслам и посмотреть на стихотворение с другой стороны, или же еще глубже заглянуть в него, понять и осознать. Неожиданно резко начинают играть скрипки, призывая, настораживая, пугая: «Я жить хочу! Хочу печали, любви и счастию назло…», - крик души Лермонтова и самого Даля. Исполнитель резко гасит свечи и остается в полумраке.
Пора, пора насмешкам света
Прогнать спокойствия туман;
Что без страданий жизнь поэта?
И что без бури океан? —
Он хочет жить ценою муки,
Ценой томительных забот.
Он покупает неба звуки,
Он даром славы не берет.
Последние строки произнесены в экстазе, глубоко эмоционально. Исполнитель рассказывает истину и упоен своим самосознаньем. Поэт выше всех насущных дел, он важен, правдив, статен. Поэт выше обстоятельств, и, не смотря на «насмешки света», он всегда победитель, но о цене этой победы автор говорит лишь вскользь.
Следующее стихотворение «И скучно, и грустно» представляет собой некую отсылку к фильму «Страницы журнала Печорина». Если в фильме это подведение итогов, логическое завершение картины, то в моноспектакле – начало трагико-философских мыслей Лермонтова и самого Даля. Мало что разделяет трех героев: Лермонтова, его Печорина и Даля. Поэт написал это стихотворение, потому что ему это было необходимо. Он описал происходящую с ним действительность, охарактеризовал эпоху. Печорин – плод его воображения, литературный герой 19 века, собравший пороки всего общества, который актуален и по сей день. Далю очень близки мысли Лермонтова. С ним происходит то же самое, о чем говорит поэт.
У Олега Ивановича было очень мало хороших знакомых, друзей еще меньше. По воспоминаниям жены, он очень ценил, уважал и любил Владислава Дворжецкого, Владимира Высоцкого и Валентина Никулина, которому в День его рождения посвятил философское стихотворение:
В.Ю. Никулину. На день рождения, июль 1980.
Смотри, смотри, пришла луна,
Какая красная ущербная.
Душа - усталая струна
И тихая, как воскресенье вербное.
Там силуэтом мягкий зверь
На подоконнике иконовом,
А позади закрыта дверь,
И тишиной весь мир окован.
И только мерное тик-так,
И мягкие удары ночи.
А на полу лежит пятак
Тяжёлой точкой в многоточии.
Смотри, смотри, ушла луна,
Такая светлая и тонкая,
Как набежавшая волна
На одинокий берег звонкий.
С Владиславом Дворжецким его связывал ужасный по своей постановке фильм «Земля Санникова». На съемках все главные актеры – О. Даль, Г. Вицин, Вл. Дворжецкий, Ю. Назаров – подписали бумагу о том, что не могут работать с таким режиссером и просят заменить его. Но ничего из этого не вышло, кроме скандала и неприятных воспоминаний о бесполезно потраченном времени.
А фильм публике очень понравился. Дворжецкий, как и Даль, тоже был «неприкаянным», одиноким. Снимался мало. Жил в бедности, как и все настоящие актеры, преданные искусству. Не гонялся за званиями, за славой. Работал много и добросовестно. Потом не выдержало сердце и в 39 лет, только-только получив столь долгожданную квартиру, артист умер на гастролях в Гомеле в 1978 году.
Владимир Высоцкий не был тем другом, с которым Даль постоянно встречался и разговаривал. Существовала какая-то духовная связь этих двух людей в неспокойное советское временя. У них были общие мысли, общие проблемы. В кино они встретились только в фильме И. Хейфица «Плохой хороший человек». Даль сыграл Лаевского, Высоцкий – фон Корена.
Н. Галаджева в книге «Олег Даль. Дневники. Письма. Воспоминания» пишет: «Высоцкий – человек слабый в своей силе. Даль- сильный в своей слабости. … Приземистый, крепкий, широкий в плечах Высоцкий вдруг обнажал в сверкающей улыбке зубы, а в глазах появлялось что-то детское, почти трогательное. Хрупкий, изящный Даль с неприступным видом проходил после репетиции или спектакля ни на кого не глядя мимо коллег. Им не везло как-то параллельно: одному – с кино, другому – с театром. И ушли они друг за другом. И даже памятники ставились обоим в одно и то же время».
После смерти Высоцкого в июле 1980-го Олег Даль пишет стихотворение:
В. Высоцкому, брату. Монино, январь 1981.
Сейчас я вспоминаю...
Мы прощались... Навсегда...
Сейчас я понял... Понимаю...
Разорванность следа...
Начало мая...
Спотыкаюсь...
Слова, слова, слова.
Сорока бьёт хвостом.
Снег опадает, обнажая
Нагую холодность ветвей.
И вот последняя глава
Пахнула розовым кустом,
Тоску и лживость обещая,
И умерла в груди моей.
Покой-покой...
И одиночество, и злоба.
И плачу я во сне и просыпаюсь...
Обида - серебристый месяц.
Клеймённость - горя проба.
И снова каюсь. Каюсь. Каюсь,
Держа в руках разорванное сердце...
Но вернемся к моноспектаклю. Следующие строки тоже созвучны актерской биографии Даля. Как говорилось выше, Даль постоянно думал о своей нереализованности.
«Неужели так все это со мной и уйдет, никому не отданное?» - пишет он в дневнике. «Время уже не бежит, а летит. Определяется человек, определяется его сущность – и тут я согласен с Делакруа, который сказал примерно следующее: вот когда человек рождается, он и есть тот самый чистый и истинный человек. Потом жизнь накладывает на него различные наслоения, и его задача в течение жизни – сбросить с себя все наносное – и вернуться к себе, к своей истинной сущности», - из письма Анатолию Эфросу.
Желанья!.. что пользы напрасно и вечно желать?..
А годы проходят — все лучшие годы!
В последних строках лермонтовского стихотворения в аудиозаписи мы слышим авторский приговор. По дневнику, по письмам, стихотворениям и прозе Олега Даля становится видно, что человек много передумал, много выстрадал. Самым ужасным и трагичным становится осознание Далем того, что время ушло. Да, планы на будущее есть, есть работа, есть какое-то дело, но большинство из задуманного никогда не будет реализовано из-за внешних обстоятельств. Эпоха, время не позволяло. Слишком многие хотели вставить свои палки в колеса. А ходить и долго что-то доказывать, объяснять, просить – это было невозможно: характер. Олег Даль, как и Лермонтов, уверен в том, что говорит. Слова в пластинке - это не минутный выплеск эмоций, а уже устоявшаяся манера существования. «Прошлое живет своей тихой и отдельной жизнью, - пишет Даль во второй части повести «Собачий вальс». - Оно похоже на куст дикого орешника, выросшего на склоне глубокого тенистого оврага, по дну которого течет холодный прозрачный ручей».
Но самым трагичным и так верно показывающим душевное состояние Даля стало стихотворение «Завещание», заключительное в моноспектакле. К нему нет никаких ремарок, они и не нужны. Обо всем говорит голос. Притупленный, надорванный. Обреченный.
Поедешь скоро ты домой:
Смотри ж… Да что? Моей судьбой,
Сказать по правде, очень
Никто не озабочен.
С каким вздохом, полным уверенности, произносится последняя строчка. «Создавалось ощущение полного одиночества. Я и мир», - говорит Даль в «Записках из дневника кретина». Перед слушателями «преждевременно уставший человек» - как описал Даль одного из главных героев повести «Собачий вальс»: «И только теперь, по истечении сорока лет, он понял, что человек, которого он наблюдал все это время, с которым он делился самым сокровенным, что рождалось в нем, был он сам. Он понял это в тот момент, когда ему хотелось вздохнуть с облегчением и отвернуться, вяло махнув на прощанье рукой, чтобы он не увидел слез, набежавших на глаза, с порывом одиночества, так похожего на тусклую лампочку в подворотне. Это был он сам, проживший в одиночестве сорок долгих лет, и только теперь, со стороны, ощутивший почти физически жизнь, как если бы он коснулся рукой знакомого предмета и вместо ожидаемого ощущения тепла отдернул бы руку от резкого удара холода».
Наедине с тобою, брат,
Хотел бы я побыть:
На свете мало, говорят,
Мне остается жить!
Действительно, работа над спектаклем была начата зимой 1981 года. Даль умирает 3 марта.
Помоги и спаси,
О, Господи.
Сбереги и укрой,
О, Господи.
Мягким снегом меня занеси, Господи.
И глаза свои не закрой, Господи.
Погляди на меня,
О, Господи.
Вот я весь пред тобой
О, Господи.
Я живу не клянясь,
О, Господи.
Подари мне покой,
О, господи.
Стихотворение Даля, написанное зимой 1981 года. В нем есть все: молитва, просьба, надежда, отчаяние.
В передаче «Чтобы помнили» Леонид Филатов рассказывает о Дале: «Мы не были с ним знакомы. Я встретился с Далем при трагических обстоятельствах: на похоронах Владимира Высоцкого. Он был встревоженный весь, взъерошенный, была какая-то обреченность в его облике, хотя, конечно, никто не знал, как скоро наступит его гибель. Но на лице его был отблеск какой-то грядущей трагедии».
Запись из дневника, датированная октябрем 1980 года: «Стал часто думать о смерти. Удручает никчемность. Но хочется драться. Если уж уходить, то уходить в неистовой драке. Изо всех оставшихся сил стараться сказать все, о чем думал и думаю».
В фильме Надежды Кошеверовой «Тень» герой Георгия Вицина – доктор – говорит об Ученом, которого сыграл Даль: «Да, он здоров. У него растет его новая тень, но дела его плохи. И будут еще хуже, пока он не научится смотреть на все сквозь пальцы, пока он не махнет на все рукой и пока он не овладеет искусством пожимать плечами». Даль не умел пожимать плечам, забывать неприятности, и не думать о них у него не получалось. Михаил Козаков вспоминает: «Я не раз говорил ему: «Олег, вспомни «Экклезиаст» - и это пройдет!»
Иосиф Хейфиц рассказывал, что незадолго до смерти Олег Даль звонил и просил посмотреть последнюю картину, потому что его преследовало ощущение, что он где-то что-то недотянул, может быть, где-то в чем-то ошибся. Он просил И. Хейфица пересмотреть фильм, и если ему не понравится какой-нибудь момент, аккуратно уговорить режиссера вырезать этот фрагмент. И закончил разговор следующей фразой: «Ведь после Володи останутся его песни, а после меня останутся мои фильмы».
Многие из этого поколения умерли рано, недоделав, недожив. Ушли неожиданно, вдруг, в расцвете лет: Владислав Дворжецкий (май 1978 – 39 лет); Владимир Высоцкий (июль 1980 – 41 год); Анатолий Солоницын (июнь 1982 – 47 лет); Андрей Миронов - коллега по фильмам «Страницы журнала Печорина» и «Тень» (август 1987 – 46 лет); Юрий Богатырев - друг, коллега по театру «Современник» и фильму «Отпуск в сентябре» (февраль 1989 – 41 год).
3 марта 1981 года во время творческой командировки, в одном из номеров Киевской гостиницы не стало Олега Даля. Ему было 39 лет.
Более подробно про М.Ю.Лермонтова в жизни и творчестве Олега Даля читайте в Части I.
