Нырнув в парадную, Олег встал сбоку от окна, чтобы посмотреть, не следует ли кто за ним. Шансы были невелики, так как он всю дорогу соблюдал предосторожности, но… Осторожность и еще раз осторожность. Рука машинально полезла в карман, извлекая полупустую пачку сигарет. Прикурив, жадно затянулся, с наслаждением вдыхая отравленный дымок.
Гадость… Романо Панно, Романо Панно, найти бы тебя в спирали времен, да приложить, святошу, как следует. Чтобы неповадно было сажать весь мир на наркотик…
Никого.
Затерев окурок о грязный подоконник, бросил его в банку-пепельницу и поднялся на третий этаж. Замер, застав дверь съемной квартиры незапертой. Толкнув ее носком ботинка, бесшумно скользнул в прихожую. На кухне горел свет, и он первым делом заглянул туда.
— Привет. Молоко будешь? — спросило голубоглазое чудо за столом, заправив за ухо короткую светлую вьющуюся прядку и вскакивая на ноги, чтобы позаботиться о брате.
Напряжение, что держало несколько часов кряду, отпустило, и Олег незаметно выдохнул. Плюхнулся на старенький табурет, вытягивая ноги. К костру бы еще… На улице начинало холодать по вечерам.
— Я бы с большей охотой пожрал, — честно признался он, потерев лицо ладонью. — Устал, как пес.
Игорь улыбнулся, и в тесном мрачноватом помещении с облезающей краской на окне сразу стало светлее:
— Я овощи с мясом потушил, — сказал он, открывая холодильник и, достав контейнер, запихнул в микроволновку.
Олег с завистью смотрел, как ловко тот управляется с техникой, с которой у него самого отношения оставались перпендикулярные. Светлый, чистый, Игорь был не для мира сего, от влияния которого он всеми силами пытался его защитить, уберечь. Но, несмотря на все старания, избежать влияния полностью не удавалось. Оно просачивалось из адского ящика, именуемого телевизором, с лестницы, стоило только приоткрыть входную дверь, заглядывало звуками в окна. Он чувствовал себя тираном, обложив парня сводом запретов и правил, но… всякий раз, уходя по делам, боялся, что Игорь нарушит их и узнает то, чего не следовало знать. Увидит то, что не стоило бы видеть. Отравится злобой, эгоизмом и прочими человеческими пороками. Что кто-то обидит его, причинит вред…
— Игорь, — окликнул он парня, заглядевшегося на улицу через пыльное стекло запертого окна. — Собирайся, мы уезжаем.
В горле встал комок, когда в голубых глазах напротив промелькнула чужая, незнакомая эмоция:
— Я не поеду.
Точно острым ножом по сердцу. Где Игорь успел позаимствовать эту жесткость в голосе? Конечно, он и раньше пытался бунтовать, но в том оставалось больше ребячества, желания самоутвердиться рядом с доминирующей личностью, а это…
— Что ты сказал?
— Я не поеду, — упрямо повторил Игорь, отпрянув от окна и на всякий случай задвигаясь глубже в угол, точно нашкодивший щенок.
Аппетит моментально отбило. В раздражении думая, как поступить с чужим упрямством, Олег пару раз бездумно пересек кухню из конца в конец. Вынув из руки притихшего парня недопитый стакан молока, плеснул в блюдечко у батареи:
— Сколько раз просить: не забывай кормить Тихого! — стакан со стуком опустился на столешницу, расплескав содержимое, быстро пропитавшее клетчатую скатерть. — И почему входная дверь не заперта?! Ты выходил?
Узрев в позе Игоря страх, грозный тиран немедленно растаял. Приблизившись, опустился на колени, глядя снизу-вверх:
— Ну, ведь просил же… — мягко сказал он, не в силах долго сердиться на свое сокровище. — А ты обещал брату слушаться, помнишь?
Он потрепал парня по волосам, словно утешая, а может, прося прощения за все неудобства, которые приходится терпеть.
— Я не поеду.
Кажется, брата обескуражил новый бунт. Наверное, оттого, что Олег не знал, какое это невыносимое чувство, когда у тебя впереди четыре часа, которые совершенно нечем занять. Телевизор под запретом, выйти на улицу, подышать свежим воздухом, нельзя… Только и остается смотреть на муравьев внизу, придумывая им дела, по которым они спешат куда-то, характеры, привычки...
Игорь искренне старался соблюдать выставленные запреты, хотя и понимал, что, если включит телевизор на полчаса, а потом снова спрячет пульт и выдернет вилку из розетки, брат ничего не заметит — так уж сложились его отношения с техникой.
Глубже задвинулся в угол, в очередной раз пытаясь показать хотя бы в подобном жесте, что у него тоже есть воля.
Весь день с полки его манил «Потерянный Рай» Мильтона, словно тихо нашептывая о том, что может рассказать ему, если только Игорь переступит через запрет и откроет переплет. Олег не понимал, что это такое, постоянно чувствовать над собой чужую власть.
— Сколько раз просить: не забывай кормить Тихого!
Мысли рухнули, как карточный домик, от одной-единственной фразы. Игорь не знал, почему некоторые привычки брата заставляют ежиться, почему тот отдает дань невидимым существам и судит свою жизнь по знакам и приметам. Он лишь вдруг отчетливо понял в этот момент, что и над Олегом нависает такой же неподъемный свод правил, предписаний, запретов, которые тот вынужден учитывать, строя свою жизнь — и еще думать о том, как помочь брату. Страх от собственной неблагодарности перекрыл все прочие эмоции, и, кажется, Олег заметил это, потому что в нем вдруг вновь проявился тот самый заботливый и мудрый человек, которому он просто не мог перечить.
— Я помню. Извини, — Игорь почти по-детски уткнулся носом в шею брата, положив руки тому на плечи, и закрыл глаза. — В последнее время я даже не знаю, откуда вдруг появляются те или иные эмоции, мысли, порывы…
Говорить на эту тему было слегка боязно — возможно, у брата есть какое-то объяснение, но он сейчас категорически не хотел ничего слышать — чтобы не расстраиваться или не задумываться.
Когда брат повторил просьбу в последний раз, Игорь поплелся в комнату, захватив рюкзак, что всегда стоял в прихожей с самыми необходимыми и ценными вещами. Почему-то за последний месяц они не жили нигде больше недели. Стоило ли удивляться, что даже у такого покорного существа, как он, копилось недовольство и раздражение? Бунт вызревал постепенно, вот уже несколько дней. А теперь за него стало стыдно.
— Ты точно не обиделся? — спросил он, усаживаясь напротив брата, пытаясь прочитать по строгому лицу малейшие признаки невысказанных слов.
Ответа он ждал очень долго, поэтому пришлось начать собирать вещи. Голос брата прозвучал уже тогда, когда вопрос оказался забыт.
— Не бери в голову.
Наверное, он не любил переезжать еще и из-за чувства неопределенности. Вот тут в квартире имелась всего одна двуспальная кровать, и они вынуждены были спать рядом. Кто знает, что ждет их в новом доме? Вдруг там снова окажется отдельная комната, липкие кошмары по ночам, бешеный бег наперегонки с собственным больным воображением и сознанием, которое в последнее время давало слабину? Нет. Он не хотел...
Игорю тоже несладко, Олег понимал это и не осуждал за попытки нарушить заведенный порядок, с ужасом ожидая момента, когда прятать его станет невозможно. Когда парень просто откроет дверь и уйдет, чтобы узнать, что такое жизнь, познать любовь другого, постороннего человека, добро и зло, увидеть мир не из окна электрички…
Устало откинувшись на спинку дивана, молодой темноволосый мужчина пытался восстановить растраченную энергию, прислушиваясь к тому, как парень моет посуду, и как в ходе этого процесса меняется его настроение. Неужели Игорь думал, что Олегу нравится скитаться, менять квартиры, города? Впрочем, у него имелось преимущество, верно? Он знал, почему они это делают.
Вздохнул, понимая, что так не сможет продолжаться до бесконечности, и однажды им все же придется встретиться с проблемой, решение которой хотелось оттянуть как можно сильнее. Сразиться или пойти на поклон. Вот только последнее категорически претило ему, а Игорю и подавно не сулило ничего, кроме смерти.
Нет, он никому его не отдаст. Даже если придется вырезать полмира. Не для того он пронзил пространство и время, терпел лишения и засилье единого Бога.
Игорь не хотел уезжать, и Олег отчасти понимал его, они только начали привыкать, но чувствовал, что пора двигаться дальше. Они и так засиделись в городе, шепчущем о приближении чужаков. Наследили, облегчая им задачу. И так интервалы между передышками становились все короче, еще немного, и преследователи станут наступать на пятки.
Олег поднялся, чтобы взять тяжелый рюкзак, когда парень медленно осел на пол. А следом за ним ухнуло сердце.
— Игорь… — упав рядом на колени, он осторожно приподнял светлую голову, с облегчением заметив, как, затрепетав длинными светлыми ресницами, тот приоткрыл глаза. — Что с тобой?
Подняв на руки, легкого, точно ребенок, устроил на диване, укрыв пушистым пледом. Нет, только не болезнь. Только не сейчас. Однако лицо Игоря оставалось белее простыни, а пульс на тонком запястье едва прощупывался. Заметив, как тяжело вздымается грудь, Олег поспешил к окну, распахивая створку. Оставаясь под прикрытием занавески, бросил взгляд вниз, во двор, но, не увидев ничего подозрительного, покинул пост, возвращаясь к Игорю, отчаянно пытавшемуся подняться.
— Лежи, — почти насильно уложил он его, закутывая обратно. — Мы уедем завтра.
Конечно, они рисковали, и каждый час промедления мог приближать беду, но, увы, ничего другого не оставалось.
Задвинув пожитки ногой в угол, Олег прилег рядом, поверх пледа, не безосновательно опасаясь, как бы Игорь еще и на пол не свалился. Прикрыл глаза. Чтобы проснуться, уже к ночи, от тихих стонов. Игорь снова метался во сне, шепча что-то неразборчивое и тревожное. Олег лишь устало вздохнул, привычно промокнув носовым платком холодный пот на белоснежном лбу, и попытался успокоить тихими негромкими словами, осторожным поглаживанием по напряженной, разрезанной шрамами спине. А когда тот затих, крепко вцепившись в одежду брата, чтобы удержать рядом с собой, позволил себе остаться, чувствуя, как вздрагивает прижавшееся с боку тело.
— Прости…