Глава 9
Василёк поехал в Межиричи, посмотреть на усадьбу. Там давно никто не жил. Ему понравился большой, заросший сиренью, сад. Не броский, но удобный, дом напоминал Миляновичи, поместье князя Курбского: двухэтажный, деревянный, обведенный верандой. В центре крыльцо, ведущее в просторные сени. Кухня, столовая, людская, зала. Василёк поднялся по скрипящей лестнице: на втором этаже была большая комната, и несколько комнатушек поменьше. Два крыла, хозяйственные постройки, конюшня. Василёк приметил, что дом стоит на пригорке, забор поправить, так, если что, и защититься от нападения можно. Он вызвал княжеского управляющего. Тот пришёл, залебезил, смотрел на молодого пана по-холопьи. Василёк хлопнул его по спине, улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой.
- Князь Острожский Межиричи жене моей в приданное отписал. Думаю, сюда жить переехать, с женой да с матерью. Дом подготовь, если что поправить, да починить, да почистить надо. Спальня для меня с женой на втором этаже, в большой комнате, будет. Часть дома матери моей отведу. Набери слуг, я не знаю, сколько требуется. Понял?
- Обычно, у пана и паны покои разные.
- Вместе с женой спать хочу, позаботься.
- Пан хочет сам имением управлять? - спросил приказчик.
- Никогда паном не был, в новинку мне всё, пока ты управляй, потом посмотрим.
Когда дом был готов, переехали. Василёк подхватил Елизавету на руки, перенёс через порог. Потом велел собрать слуг. Стоял на крыльце, с княжной и с матерью, говорил с ними по-свойски. Мол, никогда паном не был, так что если что, пусть подскажут, что да как. Что его мать, пана Анастасия, будет дом вести. Её слушаться. И чтоб его по-простому, по имени звать. Слуги с удивлением слушали молодого парня, и тихонько шушукались между собой.
Ночь была по-летнему свежая, но в панской спальне, на втором этаже дома, было душно. Василёк распахнул окно, глубоко вдохнул тёплый, наполненный запахом сирени воздух.
- Как тебе здесь? Боюсь, пана из меня не выйдет.
Елизавета улыбнулась ему с постели:
- Хорошо. Это теперь наш дом. И ты во всем разберёшься, но по-своему. Пан из тебя знатный будет.
Василёк не мог женой насытиться, ласкал, целовал, снова и снова доводил до блаженства. От страстных звуков, стонов, вздохов, криков, доносившихся из открытого окна, краснели даже заскорузлые мужики, а молодые девки, прислуживавшие в доме, нарочно старались выйти в сад, да послушать. Рдели, хихикали: «Пан-то как княжну ублажает!» На следующий день, все они были по уши влюблены в «пана Василия». Василёк поднялся раньше жены, спустился в кухню, пританцовывая от счастья.
- Мама, я поеду, покатаюсь, скажи княжне, чтоб не скучала.
- Только что ушёл от неё, куда соскучится! Не слезаешь, что ль, с неё!
- Может, это она с меня не слезает, - подмигнул Василёк матери. По привычке, сам оседлал коня, поговорил с конюхом, выехал со двора. Княжна то же спустилась вниз.
- Где пан Василий, я по нему соскучилась!
- На лошади покататься поехал, - засмеялась Настя.
- А я тоже хочу!
Елизавета сбежала с крыльца, спросила у конюха, куда пан поскакал, пришпорила коня. Василёк стоял на пригорке, думал, что теперь он ответственен за всех людей, что на его земле живут, и что он ничего не знает о своих панских обязанностях. Княжна поравнялась с ним. Оба спешились. «Трава какая мягкая,» - улыбнулась Елизавета. Василёк её понял, обнял нежно, опустил на траву, начал целовать страстно.
Микола, из деревни Межиричи, шёл через лесок домой, но услышав звуки на полянке, решил посмотреть, что к чему. Когда подошёл, увидел в траве княжну, она стонала от удовольствия. Пана сначала не увидел, но тот высунул голову из-под юбок, где похоже целовал её, а потом уж штаны сбросил, довёл жену до блаженных криков, княжна ноги вокруг него обвила, выла от восторга и страсти. Микола не знал, что делать, готов был сквозь землю провалиться. Двинуться боялся. Наконец, пан в удовлетворении повалился в траву, рядом с княжной. Через некоторое время, поднялся, поправляя одежду. Микола с ноги на ногу переступил, треснула ветка.
- Кто здесь? - крикнул Василёк.
Микола выступил на полянку.
- Давно здесь стоишь?
Микола молчал, краснея. Василёк улыбнулся ему, начал спрашивать кто он, откуда, есть ли жена, дети. Микола отвечал, что женат, детей четверо.
- Знаешь, кто я? - спросил Василёк.
- Знаю, ты новый пан.
- А ты меня пан Василий зови, так и жена меня зовёт.
Княжна поднялась, встала рядом с мужем. Василёк обнял её за талию, поцеловал в губы.
- Держи, пусть жена себе, что понравится, купит. - Сказал Василёк подавая мужику монетку. Микола побежал быстрее домой, схватил в охапку жену, и потянул на полати. «Ты что,» - удивилась жена, - «и в молодости так не рвался». Микола рассказал про встречу с паном и княжной. «Любит, видать, пан свою жену!»
Жизнь в поместье вошла в свою колею. По утрам, ездили на лошадях кататься. Потом, Василёк упражнялся на саблях с парнем, которого Кирилл к нему из своего отряда прислал. Читал книги, что посылал князь Острожский. Днём сидел на веранде, приходили к нему крестьяне со своими заботами, просьбами, ссорами. Василёк слушал внимательно, к старикам был почтителен, с молодыми шутил. Ссоры да раздоры судил, как думал, по справедливости. Помогал, если что. Постепенно, его люди прониклись к нему доверием, даже старики его советы уважали. Василёк приказал управляющему принести книги с расчётами. Сначала, тот упирался, мол пану скучно будет, но Василёк только улыбнулся в ответ: «Хочу знать, что у меня тут делается». Когда прочитал все бумаги, опять позвал управляющего: «Знаю, что крал ты у князя, да то в прошлом. Теперь честно дела веди, если что узнаю, выгоню». Управляющий пообещал.
Как-то Василёк позвал княжну на деревенские танцы. Она сначала стеснялась, как мол примут? Но он её уговорил. Оделся по-мужицки, в расшитую украинскую рубаху, и княжне сарафан нашёлся. Чепчик свой, замужний, она дома оставила, косы по-девичьи заплела. Василёк посмотрел на неё, дух перевёл:
- Придётся мне со всеми парнями из-за тебя драться!
А княжна ответила в лад:
- По тебе все девушки сохнуть будут!
Подошли они по-тихому, незаметно, да в хоровод приладились. Заплясали лихо. Парни и вправду все норовили с красавицей златовласой поплясать, а девушкам новый парень-молодец понравился. Вдруг Микола и скажи: «Да это ж пан Василий с жёнушкой!» Парни, девушки, застеснялись, а Василёк только смеялся. «Спасибо за удовольствие!»
И поползли по округе слухи про новых обитателей усадьбы. Крестьянам пан нравился, говорил с ними просто, по-свойски, все знать хотел, мол как жизнь, может помощь от него нужна. Другое дело окружающие дворяне. Оказалось, что та пана, что Василька на балу в беседку тащила, рядом живёт. Запал пане Марии Василёк на сердце, часто про него думала. Как узнала она, что княжна за него замуж вышла, разозлилась. На ней-то муж из-за её поместий женился, чтоб с долгами рассчитаться, а её не любил. Больше предпочитал девок деревенских тискать. А тут, говорят, что муж в княжне души не чает, всячески ублажает ее, не стесняясь, с ней на людях целуется. И начала пана Мария злые слухи да сплетни распускать. Мол, княжну голую в беседке нашли, отдалась холопьему ублюдку и понесла от него. Оттого князь Острожский и согласился на свадьбу. А сама бесстыдная, окно в спальне нарочно не закрывает, чтоб все вопли её слышали, любится со своим холопом где попало, даже в лесу. Пляшет с ним, словно девка деревенская. Василька пана Мария иначе как «ублюдком холопьим», и не называла. Соседи, слушая такие рассказы, только головами качали, жалели князя Острожского, что дочь никудышная попалась.
Глава 10
Под Рождество, Василёк пригласил соседей на обед. Познакомиться, поесть, выпить, да потанцевать. Многие, может, и не приехали бы, да боялись, что князю Острожскому про то известно станет. Приехала и пана Мария Точевская с мужем. Сначала, всё шло хорошо: обед был простой, но вкусный, с обилием закусок и жарких. Вина, мёда и наливки разносили, не жалея. После обеда, начались танцы. Василёк вёл Елизавету в первой паре, смотрел на неё влюблённым взглядом. Пана Мария, увидев его за ужином, только и думала о том, как бы с ним опять поцеловаться, а то и больше. Когда пришла её очередь с ним танцевать, она спросила: «Может быть, пан покажет мне сад?» Василёк смотрел на неё с удивлением. Она вдруг поняла, что он её не помнит. И в правду, её лицо совсем выпало у него из головы. Она сделала ещё одну попытку: «У тебя очень страстные губы!» Василёк ответил холодно: «Пана, я женат, а ты замужем, не забывай этого». Он опять танцевал с Елизаветой, закружил её по залу, а потом при всех обнял, и жарко поцеловал в губы. Елизавета, с обожанием глядя не мужа, вдруг обвила его шею руками и поцеловала. Гости переглядывались. Видно, слухи были не напрасны. Пана Мария только губы закусила, от зависти да ревности.
После танцев, мужчины сидели и пили водку, а женщины сплетничали. Паны говорили про новую войну с Московией. Стефан Баторий, который любил и умел воевать, хотел окончательно покончить с притязаниями Московии на западе. Василёк сидел и молчал, по своей привычке, держал кубок в руке, но не пил. Он любил оставаться трезвым, когда у всех развязывались языки. Все дворяне жаждали новой войны. Кто-то спросил хозяина:
- А ты, пан Василий, что думаешь?
Василёк пожал плечами:
- Нет у меня любви к Московии. Царь Иван отца моего приказал замучить. Если король Стефан воевать решит, пойду, но не вижу я в войне проку.
- Видно потому, что ты с детства воинскому делу не обучен.
Вдруг прозвучал голос пана Точевского. Все замолчали, ждали, что ответит Василёк на явный намёк на его происхождение. Василёк вспомнил слова матери, что нечего из-за одного дурного слова в драку лезть, и ответил, будто намёка не понял:
- За семью свою, всю кровь отдам, но не хочу погибнуть вдали от них, воюя за клочок земли который переходит из рук в руки. Я, пан Точевский, был с отрядом князя Курбского под Псковом, когда Свиную башню брали. Только от того война мне милее не стала.
Вокруг все заговорили с удивлением и одобрением. Битва в проломе стены у Свиной башни Пскова была известна, там погибли много славных воинов. Василёк был доволен, что не вспылил.
Женщины сплетничали про новости из Кракова, Варшавы и Вильно. Елизавете сплетни претили. Своей жизнью занимайся, в чужую не лезь. Но она сидела, слушала, выполняла обязанности хозяйки. Пана Анастасия сказалась нездоровой и весь вечер не появлялась. Зашёл разговор про князя Вишневетского, про его скандальную связь с племянницей. Жена его была ревнива, хотела соперницу отравить, но та как-то выжила. Об этом говорила вся Варшава. Пана Мария сказала, между прочим:
- Пан Василий страстный любовник, на твоём месте, я бы ночей не спала, пана Елизавета.
- Я и в правду ночей не сплю, от ласк его, - спокойно ответила Елизавета. - А тебе, пана Мария, хорошо известно, что он с кем попало не ляжет.
Пана Мария закусила удила:
- Ты тут из себя гордячку строишь, а все говорят, что твой муж ублюдок холопий, кабы ты ноги для него не раздвинула, нипочём бы отец твой свадьбу не разрешил!
Елизавета очень побледнела, но крик удержала:
- Вон из моего дома!
Пана Мария метнулась к мужу:
- Поехали, нас здесь оскорбляют!
Пан Точевский вопросительно взглянул на Василька, но тот только плечами пожал.
- Это как жена моя сказала.
- Ты что, жену свою обуздать не можешь? За юбками её прячешься?
- Я от драки не прячусь! Я всегда к твоим услугам, хоть сейчас на саблях это дело решим.
- Да, буду я ещё с сыном холопским на саблях драться!
- Да ты боишься!
- С ним тебе драться, конечно, негоже, пан Точевский, - вмешался один из гостей. - Но и оскорбление такое спускать нельзя. Пану Острожскую ты вызвать не можешь, как женщину, значит, муж за неё стоять должен. Хоть и не шляхтич пан Василий, я так мыслю, что в этом случае, запутанном, ты свою честь не потеряешь, если с ним на дуэли сразишься.
Остальные гости одобрительно зашумели: «Да, пусть сын холопский за жену стоит!»
- Будешь за жену стоять? - потребовал у Василька пан Точевский.
- Хоть сейчас за жену постою! - запальчиво ответил Василёк.
- Значит, завтра, на рассвете, на поляне возле мельницы и встретимся.
- До завтра, значит.
Василёк проводил гостей, поднялся в спальню. Княжна молча подняла на него глаза.
- Все уехали, славно повеселились, вот им о чем поговорить будет!
Елизавета упрямо молчала.
- Ну, что случилось?
Елизавета мотнула головой:
- Не могу тебе сказать!
- Я завтра с паном Точевским на дуэли дерусь. Хотелось бы знать, почему?
У Елизаветы задрожала нижняя губа:
- Она тебя ‘ублюдком холопьим’ назвала!
- Ты жалеешь, что за холопьего ублюдка замуж вышла?
Елизавета вдруг испугалась, что обидела его.
- Счастье ты моё, никого другого не будет. А она любовь нашу, светлую, во что-то грязное превратила!
- Забудь о ней, - сказал Василёк. - Я слышал, что кавалеру, перед дуэлью, ласки особые полагаются?
Княжна, уже не плача, перекатилась в его объятия, прижалась к нему.
Потом Елизавета лежала, смотрела на спящего мужа. Ни в чем не могла найти изъяна. Короткие русые волосы, загорелое, спокойное лицо. Высокий, чистый лоб, прямой, чуть короткий нос, твёрдый подбородок, обритый по моде. От одного взгляда на его губы, она возбуждалась. Она смотрела на его тело, такое знакомое, доставлявшее ей столько неги. Стройное, гибкое, по-юношески гладкое. Широкие плечи, сильные руки, тонкий в поясе, мускулистые ноги наездника. Она думала о его нежности к ней, его заботе и любви. У неё засосало под ложечкой от ощущения счастья. Она положила голову ему на грудь, и спокойно заснула.
Утром, Василёк поднялся рано, поцеловал спящую Елизавету, надел саблю и поехал на условленное место. Утро выдалось холодное, солнечное, снежная пыль летела из под копыт. Пан Точевский был с секундантами, Василёк один. Дуэль длилась недолго. Пан был лет на десять лет старше Василька и все ещё с похмелья, с предыдущего вечера. Василёк сразу ранил его, потом ещё раз. Выбил из руки саблю. Пан стоял запыхавшийся и окровавленный. Василёк вдруг опустил свою саблю, улыбнулся честно и открыто, подал ему руку: «Давай забудем это дело». Но пан Точевский только головой покачал. Рука Василька упала. Он пожал плечами, повернулся на каблуках, уехал домой. «Лучше бы ты его убил, - жестко сказала княжна. - Я их породу знаю, не простит он тебе. Предательства жди».
Елизавете снилось, что ночью вооруженные люди врываются к ним в спальню, хватают Василька, не дают одеться, тащат вниз по лестнице, во двор. Она вскакивает, в одной рубашке, бежит за ними, кричит: «Не трогайте его, пощадите!». Он яростно отбивается, но их слишком много, ему скручивают руки за спиной, валят на землю, бьют зверски, пинают сапогами. Он корчиться от боли, задыхается, но только на неё и смотрит. Она бросается ему на помощь, её хватают, держат, срывают рубашку, подминают под себя. Она кричит, бьётся, кусается, царапается, но они только смеются над ней, бьют по лицу, разжимают судорожно сжатые колени. Они издеваются над ней. Они заставляют его смотреть, и уже теряя сознание от побоев и позора, она все ещё видит его обезумевшие, полные боли и бессилия, глаза.
Елизавета проснулась, дрожа, в холодном поту. Василёк спокойно спал рядом. Она ощущала его мерное дыхание. Она прижалась к нему, заплакала. Он проснулся: «Что с тобой, любовь моя?» Она не могла сказать, только рыдала у него на груди. Василёк ничего не мог понять, обнял жену крепко, бережно: «Не бойся, ничего плохого не будет, никому не дам тебя обидеть, успокойся, душа моя». Постепенно, Елизавета пришла в себя, утихла, но память об этом ужасном сне осталась, не давала покоя.
Продолжение следует...