(Рисунок Шапошниковой И.В.)
После Афганистана я вернулся в родное училище, в Московское ВОКУ. На должность командира курсантского взвода. Через полгода меня назначили командиром курсантской роты. Служба мне нравилась. Мне всегда везло на командиров и подчиненных. Но неожиданно выяснилось, что воевать - это одно, а вот служить в мирное время - совсем другое.
Буквально через две недели после моего приезда, на занятиях по командирской подготовке мне пришлось сдавать кросс на 3 километра. В курсантские годы это была моя любимая дистанция. В спортвзводе я «выбегал» трёшку из 11 минут. И даже выполнил на этой дистанции 1-й спортивный разряд. Но это было давно. Еще прошлой жизни.
В этот раз я пробежал её минут за двадцать-двадцать пять. Думается, это стало абсолютным рекордом нашего училища по бегу на три тысячи метров среди черепах. Я понимал, что после перенесенного тифа, с перебитыми ногами едва бы смог показать хорошее время. И очень надеялся, что в ближайшие месяцы смогу вернуть себе былую спортивную форму.
Но оказалось, что наши желания не всегда совпадают с нашими возможностями. Бегать на зарядке с курсантами у меня не получалось. Не хватало ни дыхания, ни сил. Снова открылись раны на ногах. Начал напоминать о себе позвоночник. А вскоре и ходить мне стало трудно.
Начальник училища генерал-лейтенант Носков Александр Сергеевич предложил мне перейти с командной должности на должность, связанную с меньшим объемом физических нагрузок. Так я попал на военную кафедру Московского инженерно-физического института. Бегать здесь было не нужно. Но и ходить я уже практически не мог. С позвоночником стало совсем плохо.
В эти дни ко мне домой приехал отец. Решить помочь мне с ремонтом. Хотя ни о каком ремонте я тогда и не думал. Вдвоем мы обшили вагонкой прихожую. Наверное, я больше мешал, чем помогал? Помощник из меня тогда был никудышный. Стоять долго я не мог и сидеть долго у меня тоже не получалось.
Я попросил отца перенести электрические выключатели пониже. На высоту примерно 70 сантиметров от пола. Отец долго не соглашался. Говорил, что так никто не делает. Что над ним смеяться будут, когда узнают, что он это сделал. Забавно, вскоре выяснится, что за границей давно уже так делают, но мы тогда этого не знали. А я не знал, как объяснить ему, что большую часть времени я передвигаюсь по квартире ползком и выше мне просто не дотянуться.
Но отец как-то сам об этом догадался. И сразу же как-то сник. А потом отвернулся к окну, чтобы я не успел заметить, как предательски заблестели его глаза.
Говорят, что беда не ходит одна. К перебитым ногам и позвоночнику вскоре добавилась моя любимая пневмония. Удушающий кашель выворачивал меня наизнанку. В поликлинике мне выписывали какие-то таблетки. Но они не помогали.
И снова начались сильные головные боли. Каким-то неимоверным усилием воли я заставлял себя ходить в институт. Приходил за полчаса до занятий, чтобы никто не видел, какого труда стоил мне каждый шаг. Прятал в шкафу свою трость. Читал лекции, сидя на столе (студенты считали, что это моя «фишка»). А потом сидел до вечера в преподавательской, чтобы уйти домой под покровом темноты. Дабы не смущать студентов и преподавателей своей тростью и хромотой..
К счастью, вскоре я стал сам составлять расписание занятий. Все свои лекции, семинары и практические занятия сводил в два дня. И на эти дни приходил в институт. Остальные дни периодически прогуливал. Начальник кафедры ругал меня за прогулы. Но больше для проформы. Видимо, он обо всем догадывался?
А может быть, помогло то, что буквально в первый же месяц моей работы в институте, меня вызвал к себе проректор по безопасности. К вопросу, который он мне задал буквально на пороге, я был готов.
- Скажи, разведчик, а если бы тебе поставили задачу уничтожить (далее он назвал один из объектов), что бы ты сделал?
На всякий случай я уточнил, в составе чьей диверсионно-разведывательной группы я получил бы такую задачу (это было важно: у разных ДРГ - разный состав, вооружение, снаряжение, возможности)? Слова проректора о том, что в составе любой, меня немного огорчили – похоже, различными интересными новинками на вооружении ДРГ иностранных армий у нас в последнее время интересовались одни, а вот защитой от них – совершенно другие. И эти параллельные прямые не пересекались. Это было печально.
Я сказал где, как и что бы сделал, используя ряд этих «новинок». И сразу же заметил, как погрустнел проректор. На этом наш разговор закончился. И почти целый месяц проректор демонстративно обходил меня стороной и не здоровался. С чем это было вызвано, понять я не мог.
Правда, через месяц он снова вызвал меня к себе. Угостил хорошим коньяком, извинился. Сказал, что совсем недавно институт потратил очень большие средства на усиление охраны этого объекта. Но после разговора со мной, выяснилось, что средства эти были потрачены впустую. Сейчас уязвимое место, о котором я ему сказал, перекрыто. И попросил меня не обижаться. На что мне было обижаться? Если бы он повторил свой вопрос снова, я бы назвал ему еще пару-тройку вариантов уничтожения этого объекта. С фантазией у меня всегда все было нормально. К счастью, наш проректор был тертый калач, с хорошей военной подготовкой. Он прекрасно понимал, что не нужно слишком часто задавать глупые вопросы, чтобы не узнать, что и вновь выделенные средства, тоже были потрачены впустую (ведь обеспечение безопасности - это не результат, а процесс). Поэтому больше он меня ни о чем не спрашивал.
На летних сборах со студентами, силами нашего Главного управления проводились показные учения, целью которых было показать студентам, как мы умеем успешно бороться с диверсионными группами. Начальник штаба нашего Управления, который много лет дружил с проректором МИФИ по безопасности, видимо, слышал от него о нашей с ним беседе. Потому что подозвал меня к себе поближе и задал почти тот же самый глупый вопрос.
- Так, разведка, а как бы ты организовал засаду и нападение на нашу колонну?
Задавать свой традиционный вопрос о том, к какой армии принадлежит моя ДРГ, я не стал. Не хотел ставить генерала в неловкое положение. Поэтому просто показал на местности, где бы разместил группу огневой поддержки, штурмовую или группу захвата, отвлекающую и группу прикрытия отхода. Где поставил бы пару-тройку мин направленного действия. И что бы сделал еще.
Выдержка генерала, который ни жестом, ни словом, не выдал своих эмоций, меня приятно удивила. Я впервые участвовал в таких учениях и не знал, как будут действовать подразделения, которые попадут в мою засаду. Это было моим минусом. Но, когда выяснилось, что и эти подразделения оказались совершенно не готовы к таким действиям, я понял, что теперь и начальник штаба нашего Главного управления больше никогда в жизни не будет со мной здороваться. И, скорее всего, меня сейчас же расстреляют. Меня не расстреляли, а объявили благодарность и даже дружески похлопали по плечу.
Генерал оказался настоящим профессионалом, который не поленился задать мне еще несколько вопросов. Это были азы. Просто те, кто занимается проводкой колонн, думают, что вражеские разведчики и диверсанты думают так же, как и они. А потому думают, что легко смогут их просчитать. Увы, вражеские разведчики и диверсанты думают немного иначе. Ведь их специально готовят для этой работы, но еще они живут в других условиях, питаются другой пищей и даже разговаривают на другом языке.
Поэтому чтобы успешно воевать с противником, нужно не просто хорошо его знать. Но и непрерывно отслеживать, как он меняется со временем - не только в плане вооружения и тактики действий. А в первую очередь - в плане мышления.
С тех пор начальник нашей кафедры закрывал глаза на мои опоздания (когда у меня не было занятий, на занятия я никогда не опаздывал). И я до сих пор благодарен ему за это. Со временем, мое имя внесли в Википедию МИФИ, как одного из лучших преподавателей. При таком отношении руководства, работать мне было не трудно.
А вот со здоровьем с каждым днем становилось все хуже и хуже. И я понимал, что лучше мне уже не будет. В двадцать шесть лет уже начинаешь понимать такие вещи. Словно бы внутри тебя разрядилась какая-то батарейка. И весь запас твоих жизненных сил, отпущенный тебе природой, закончился. Раз и навсегда.
В декабре 1989-го года Съезд народных депутатов Советского Союза принял постановление, в тексте которого было сказано, что решение о вводе советских войск в Афганистан заслуживает «политического и морального осуждения». Все, что мы пережили в Афганистане, да и сами мы были признаны ошибкой.
Горько было от этого и больно. Возможно, в другое время мне было бы наплевать на то, что говорят и пишут всякие депутаты. Тем более, что после этого съезда уже прошло несколько лет. Но в те дни, почему-то, именно это стало последней каплей. Я понял, что тянуть дальше и мучить родных своими болячками больше не стоит. Оставалось только принять решение, как уйти?
Когда ты живешь на двенадцатом этаже, особых проблем со способом ухода нет. Я написал все положенные для такого случая записки, какие-то инструкции своим родным и последние слова, что очень их всех люблю. И...
Мне позвонил мой наставник - профессор 2-го Медицинского института имени Пирогова Дмитрий Захарович Афанасьев. Дмитрий Захарович готовил меня к командировке в Афганистан, обучал военно-полевой медицине и массажу. В молодости, после окончания Ленинградского военного института физкультуры, он работал массажистом в труппе Большого театра. Позднее окончил медицинский институт. И сейчас работал в нём заведующим кафедрой. Научная работа и институтские дела отнимали у него уйму времени. В ущерб его частной практике.
Дело в том, что независимо от своей основной работы, Дмитрий Захарович всё так же продолжал делать массаж своим балеринам из Большого театра. И просто пациенткам. И то ли его пациентки увеличивались в размере, то ли в количестве, но ему срочно понадобился помощник. И тогда он вспомнил обо мне.
Александр Карцев, http://kartsev.eu
P.S. Отрывок из моего романа «Живи».