Кого только я не встречала на кладбище за эти полтора года жизни там.
И стариков, забытых детьми, и бабушек, берегущих своих детей, приезжающих сюда самостоятельно и чуть ли не из последних сил.
Потому, как истосковалась, а никто не хочет ехать. Нет, дети, внуки есть. Но не хотят, некогда — стыдливо поправлялась Людмила Александровна, пришедшая к мужу и матери. Внук сказал, что отвезёт, но больше двадцати минут не будет. Так и сказал: "Ба, через двадцать минут уеду, если не успеешь — оставлю тебя здесь". А за двадцать минут ей не успеть. Могилы-то две. Какой две — три. Сестра поодаль, вот ей пластмассовую фигурку птички принесла. Любила она ее при жизни. Пусть она теперь здесь будет. Могил, стало быть, три. Убраться надо, да вот ветку туи надо спилить. Не успеет за двадцать минут. Поэтому на автобусе приехала. Чтобы спокойно.
— Не знаешь, дочь, почему автобус здесь не останавливается? Может, губернатору написать, попросить. Ну как мы ему не нужны, нужны. Напишу, попробую.
Ещё одна бабушка ходит по несколько раз в неделю. Зима — не зима, мороз, а приезжает. Несёт две гвоздички своему мужу. Ей уж за восемьдесят, и мужу стало быть тоже. Вместе всю жизнь. А теперь вот так — по разные стороны. В последний раз мы вместе в автобусе ехали. Вышли вместе, да и пошли по целине — метель была, тропинки занесло. Я-то в сапогах, а она в ботиночках коротеньких, зачерпывает ими снег-то. Даже растерялась — хоть возвращайся.
Идите, — говорю, — по моим следам, дойдете потихоньку. Тяжело же вернуться вот так — не повидавшись.
Я у Володи, мужа Нади свечку зажигала, да на лавочке сидела, а она своему мужу что-то говорила и говорила, касаясь рукой фотографии на кресте. А потом пошла домой, постоянно оглядываясь и поднимая руку — прощаясь...
А однажды подошёл ко мне парень. Высокий, светловолосый, с веснушками на лице.
— Здравствуйте, вижу, что каждый день здесь, всё ходите и ходите.
Признаюсь, что хотела сказать: а что, нельзя, вам-то что. Но вижу, что парень добрый и несчастный какой-то.
— А что, — говорю, — вы тоже каждый день здесь? Дорогого человека потеряли?
— Да нет, я здесь живу. И вас вот, и блондинку, которая вот на эту могилку приходит — заприметил.
— Блондинка — это Надя, жена Володи. А как же вы здесь живёте, страшно-то как.
— Да ну, чего страшно-то. Не. Я на скамеечке сплю. У меня целлофан есть от дождя, даже зонт. Еда? Да мне приносят...
И застеснялся, пошел, сказав, что не хочет мешать.
Написала Юре, что человек здесь живёт, прямо на кладбище.
Он не поверил, сказал, что я наверное, что-то путаю, что не может жить человек на кладбище. Может, дом неподалеку, может, у него какое заболевание, он и придумал, что живёт, а я и поверила.
На том и порешили — человек рассказывает свои фантазии. Я даже Наде рассказала про странного парня, который следит и за ней, и за мной. Так и сказала, что, видимо, придумал, что здесь живёт и рассказывает. Ну как можно жить под открытым небом на кладбище? Никак.
Но история эта вышла с продолжением. Я-то думала, что больше не увижу его, но, как оказалось, ошиблась.
Кто-то окликнул меня, когда шла по дороге, да ещё как-то странно, непривычно для меня:
— Теть Жень, теть Жень! Я кричу и кричу, а вы не останавливаетесь.
Увидела, что этот парень оказывается кричит. Остановилась. Хотела сказать, что какая я ему тетя, да какое его дело, но не смогла. Парень улыбался как-то виновато.
— Здрасьте, а мне теть Вера сказала, что вы сегодня придёте. Меня Костей зовут.
— Так вы всё-таки здесь живёте? Я думала, что пошутили.
— Я документы потерял. Здесь, на кладбище, заснул пьяный, прямо на лавочке, положил куртку в ящик, а утром встал — нет. Не могу найти.
— Так надо восстановить паспорт, раз не находите, — ах, какая я умница. Мне легко говорить, имея прописку и деньги. Говорить человеку, у которого ни того, ни другого, как оказалось нет .
Как оказалось — вышел он из мест заключения, недавно. Домой вот собирался ехать. И, как часто бывает — не доехал. Живёт теперь здесь, а, как с документами разберётся к матери поедет. Станет перед ней на колени, чтобы простила. У него и отец есть. Он его хоть и не видел ни разу, но он у него директор ликероводочного завода. Он знает. Ему бабушка рассказывала, что он с матерью не стал регистрироваться, потому, как женат был, ну а мать выпивать стала. И сестры у него есть, в Москве живут. За контрактниками замужем. Стыдно ему к ним ехать. Они — уважаемые люди, а он кто? Нет-нет искать и писать им не надо. Стыдно. Вот он сейчас документы сделает и домой. Как человек.
Попросила я Юру вещей привезти Косте, да продуктов купить, не портящихся быстро. Консервов — мясных, да рыбных. И так по мелочи. Как приехал Юра пошла с ним к Косте. По дороге предупредила, чтобы познакомился, да руку подал ему. Чтобы не было, как в "Калине красной". Нельзя ставить себя выше человека, если он в тюрьме сидел.
Да Юра, правда, абсолютно не заносчивый, можно было не говорить, но хотелось мне, чтобы Костя понял, что не все потеряно, что человек он и относятся к нему, как к человеку.
Протянул ему руку Юра, а Костя как-то стыдливо посмотрел и не пожал. Застеснялся или ещё почему — не знаю. Ну нет, так нет.
Потом каждый день привозила я ему нехитрую еду, да вещи, какие он сказал — постельное, полотенца, часы, да приемник, чтобы новости слушать. Да батареек побольше. И фонарь. Да что перечислять, все копеечное, а Косте очень нужное. Юра кусок утеплителя принёс, пару одеял с подушкой, а он так по-детски спросил: а вам не жалко...
Ловко обустроил он себе шалаш — даром что ли по специальности строитель. В деревьях за мусорным баком поставил — не видно никому, но мы с Верой и Надей знали.
Подойдёшь, крикнешь: "Константин, вы здесь?". Он и выйдет, если не ушёл.
Так и жил Костя, помогая людям убирать могилы, иногда получая за это небольшие деньги, а иногда — ничего. Обманывали его, пообещав придти завтра к такому-то времени и расплатиться и не приходили. Да он не обижался. Говорил, что главное, что он убрался, что совесть его чиста. А убирался он не то, что на славу, нет — от души. Рвал траву, мыл, тёр тряпкой камень и этой же тряпкой вытирал лицо — жарко.
Вечером, подходил ко мне и говорил, что если что — искать его там-то...
Один раз, правда, принесла поесть ему, позвала, слышу, что откликнулся. Подождала, вышел, смотрю — чуть ли не четвереньках. Пьяный. Вот как так.
Затвердила ему: "Константин, как вам не стыдно, вы же человек, ну зачем же напиваться, вы же говорили, что не будете", ну и так далее.
Да какой спрос с пьяного. Сказал лишь мне по-просту: "Не обижайся, теть Жень, ну бывает. Выпил. Ну как свинья. А что, Юрка не пьёт? Во мужик какой. Вы хорошие с Юркой, только угрюмый он такой почему-то".
Можно подумать, что свинья пьянствует...
Шло время, документы как-то он не получал и не получал. На вопросы мои отвечал, что скоро. Сначала я думала, что обманывает, а потом, когда увидела его с полицейскими — поверила. Сказал, что это они ему какие-то бумаги по освобождению привезли. Удивительно, конечно, не он к ним, а они к нему. Но говорил он убедительно, пересказывая диалоги, что ему сказали, как похвалили, что чистый, побритый, не опустился...
Получил паспорт и... передумал к матери ехать. Решил заработать деньги, ну а потом возвращаться. Устроился на работу, с общежитием. Вещи собрал, сказал, что обязательно зайдет, расскажет как и что.
И... не зашёл. Вот уж седьмой месяц. Что с ним, доехал ли до матери — неизвестно.
Может, обманул, а может, в какую историю попал... Я даже во сне его видела, будто стоит он и смотрит грустно-грустно.
И молчит...
Всякие люди встречаются на кладбище.
Спасибо большое вам за внимание!
Берегите себя и своих близких.
Пусть у вас всё будет хорошо.
С уважением, Женя.
