Сколько же всяких видов работ умеет выполнять авиация, особенно вертолёты. Чего только ни научились делать за многие годы экипажи винтокрылых машин. Не зря была такая аббревиатура – ПАНХ (применение авиации в народном хозяйстве). А народному хозяйству нужно было всё: геологоразведка, «гравика» (гравиметрическая съёмка), прокладка трасс ЛЭП, обустройство новых нефтегазовых месторождений, строительство нефте и газопроводов, доставка людей и грузов, патрулирование лесов от пожаров, тушение этих самых пожаров, ледовая разведка, опыление сельхозугодий для повышения урожайности, борьба с сельхоз вредителями и т.д. и т.п.
Но особое место во всей этой работе занимают санитарные рейсы. Это работа так называемой санавиации. Как говорил Воланд: «Беда в том, что человек внезапно смертен…». Беда и в том, что он может быть и болен. Хоть иногда и не внезапно, но всё равно ему может понадобиться помощь врачей. Когда человек живёт в большом городе или посёлке, да и в селе, даже, а вокруг есть сеть нормальных дорог, по которым может в случае необходимости подъехать «скорая» и увезти человека в больницу, то вопрос доставки больного или оказания ему медицинской помощи не встаёт так остро. А вот если вокруг тайга или тундра на многие десятки, а то и сотни километров, и никак не проехать, поскольку нет никаких дорог от слова ВООБЩЕ, тогда что делать? Вот тут на выручку и приходит она – эта самая САНАВИАЦИЯ.
У нас в республике иногда для выполнения санитарных рейсов задействуют самолёты Л-410 или АН-24. Это когда нужно доставить больного из аэропорта в аэропорт. Например, из Печоры в Сыктывкар. На этих самолётах летает специальная бригада медиков. Это, если случай (болезнь) особо сложный и требует срочного вмешательства врачей. Но обычно по санзаданиям дежурят экипажи вертолётов МИ-8. В аэропорту Ухта круглосуточное дежурство, а в аэропорту Усинск только с восьми утра до восьми вечера, т.е. 12 часов. Для дежурства естественно выделяется вертолёт. За ним присматривают авиатехники. Есть норматив, через какое время после поступления санзадания, машина должна подняться в воздух, летом это время меньше, а зимой больше, поскольку ещё надо подогреть вертолёт в морозы до такого состояния, чтобы его можно было запустить. Раньше, когда они у нас были, по санзаданиям дежурили небольшие вертолёты МИ-2. Во времена СССР экипажи дежурили в специальном номере гостиницы, что напротив аэропорта. Поступило санзадание, диспетчер ПДСП позвонил в номер экипажу и через короткое время они тут как тут – в аэропорту, готовятся к вылету. Но поскольку с приходом капитализма все считают деньги, стараясь уменьшить расходы, то гостиницы нашей в аэропорту уже нет, её передали на баланс города и она захирела. И теперь экипажи дежурят по домам, и в случае вызова едут в аэропорт на такси. Это ещё когда мы дежурили по санзаданиям из Печоры круглосуточно. Но теперь, как я уже сказал – из Ухты и Усинска.
Почему я так хорошо знаю эту кухню – полёты санавиации? Когда летал в небе, меня это не касалось. МИ-6 по санзаданиям не летает. А вот когда стал работать на земле, пришлось волей-неволей вникать во все подробности. Поскольку у нас иногда не хватало вертолётов, то приходилось для выполнения авиа работ привлекать борт с дежурства по санзаданию. Но только, чтобы работа была короткая, где-то возле базы и его всегда можно было вернуть в аэропорт и приступить к выполнению санрейса.
Экипажи на санзадание ставят с нормальной лётной подготовкой, чтобы они могли спокойно летать даже в плохих погодных условиях. Ведь санзадание выполняется при предельных метеоусловиях. Днём 100 на 1000 (нижняя кромка облаков 100 метров, видимость 1000 метров), а ночью 300 на 4000. Поэтому экипаж должен быть хорошо подготовлен, чтобы справиться с выполнением санзаданий в таких метеоусловиях. На практике экипажи встречали в полёте такую погоду, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Тут всё зависит от умения, опыта и выдержки командира, слётанности экипажа, иногда от везения. Хоть все такие полёты строго регламентированы, и всё чётко написано в руководящих документах, но вы понимаете, что на все случаи жизни инструкцию не напишешь.
Ночь, снегопад, видимость на пределе. Площадка для посадки вертолёта должна быть освещена. То есть по углам её должны стоять фонари, на определённом расстоянии. Четыре белых огня, дальше по диагонали от белых ещё четыре красных. Но это в идеале. Дай бог, чтобы было просто четыре фонаря. А иногда это жаровни (изобретение прошлого века). Сейчас на них запретили летать. А иногда просто два снегохода «Буран», или вообще один, или «буханка» скорой помощи светит фарами, плюс посадочные фары вертолёта в снежной круговерти. Весело?! Не очень.
Для того и допускается выполнение полётов по санзаданиям в не очень хороших метеоусловиях, чтобы экипаж мог вовремя доставить медиков больному, или вывезти его в сопровождении врачей в город, в больницу, где им уже займутся по полной программе. Сейчас, правда, показывают по телевизору вертолёты типа МИ-8МТВ, оборудованные специальным медицинским модулем и на борту находится бригада врачей, которые могут начинать оказывать действенную медицинскую помощь, как только больной или пострадавший окажется в вертолёте, ещё по пути в больницу. Но так бывает не всегда и не везде. Чаще на борту находится врач или фельдшер, сопровождающий больного до больницы.
Если человек сломал ногу или получил какое-то повреждение (резаная, колотая или огнестрельная рана, но не смертельная), то время ещё терпит, а вот если случилось так называемое острое нарушение мозгового кровообращения (инсульт), инфаркт или преждевременные роды, то здесь уже начинает против человека играть время. Этого времени попросту нет, и надо торопиться. С таким диагнозом больному надо как можно быстрее оказаться в больнице, в стационаре, в руках опытной медицинской бригады. А если погоды нет вообще, никакой прогноз и фактическая погода не подходят?! Рейс санавиации переносится на утро, а ночь длинная, пока это утро придёт, пока долетят, заберут, довезут до больницы, то человеку приходится терпеть муки мученические, если он доживёт до рассвета или до вертолёта. Если, не дай бог, больной или пострадавший умер, не дождавшись вертолёта, или его не довезли до больницы, то здесь вступает в действие его величество ПРОКУРОР. И начинается скрупулёзный разбор в поисках виноватого. Как и кем принималось санзадание, как и когда, и кому передавали информацию, когда был поднят экипаж, когда взлетел вертолёт, какой был прогноз погоды и оправдался ли он, какая была фактическая погода, как принималось решение на вылет, как осуществлялся полёт, какая была медицинская бригада, во сколько они прибыли к вертолёту, что у них было с собой, чтобы спасти человека и почему не спасли или не довезли.
Как то я подробно рассказывал в интервью журналистке местной газеты, как вообще происходит само выполнение санзадания. К примеру, местный житель деревни Кипиево, что стоит на правом берегу реки Печора, при колке дров нанёс себе рубленую рану по ноге топором. Крови много, крик вопли. Испуганная жена, приложив к ране чистый бинт, пытается остановить кровотечение, а потом бежит к местному фельдшеру, если он есть. А если фельдшера нет, то звонят в больницу села Ижма, именно к этому району относится деревня Кипиево. Из больницы Ижмы звонят в Сыктывкар – так, мол, и так, нужен санитарный вертолёт. В Сыктывкаре, в центральной больнице, у которой заключён договор с авиацией Республики Коми, принимают решение поднять вертолёт из Печоры. Но с одним маленьким нюансом. Вертолёт вылетает из Печоры, летит до Ижмы 150 километров, там берёт врачей, дальше летит в Кипиево 80 километров, забирают раненого, если ничего на месте сделать нельзя и везут в Ижемскую больницу обратно 80 километров. Пока бегали, звонили, принимали решение, поднимали экипаж, он готовился, грели машину, летали по маршруту, добрались до раненого и увезли в Ижму на операционный стол. Сколько времени пройдёт? Это же, сколько крови должно быть у человека, пока он дотянет до медицинской помощи. А если ночь, и прогноз нелётный?!
Маленькое отступление. Премьер-министр Мишустин, отчитываясь перед Государственной Думой об итогах работы правительства за 2020 год, сказал, между прочим, фразу: «Столь тяжёлые последствия пандемии обусловлены и в том числе неудачно проведённой медицинской реформой…». А автор этой неудачной реформы мадам Голикова, или как её называют – «арбидолиха», сидит тут же в зале, сбоку в специальной ложе, и, прикрыв наполовину лицо маской, поблёскивает очками. Это её милостью и её подельников проведена медицинская реформа по минимизации расходов, структуризации долгов. При ней в сёлах и посёлках уничтожались фельдшерско-акушерские пункты (ФАПы), из деревень уезжали врачи и фельдшеры. Вот сейчас крупное село под названием Мутный Материк бьётся за то, чтобы обратно вернули сельскую больницу. А она там была, двухэтажная, крепкая, со штатом врачей, медсестёр и всеми необходимыми медикаментами. Теперь принимается программа по возрождению ФАПов на местах. Врачам, кто приедет на работу, обещают и нормальное помещение для работы, хорошее жильё прямо рядом с работой (в одном здании) и хорошую зарплату. Возникает закономерный вопрос – а тот, кто всё это бездумно уничтожал, почему не ответил за свои деяния и до сих пор занимает ответственный пост в правительстве?! Вот в авиации всё просто – накосячил командир, и получил своё. Либо тебя похоронят, либо останешься калекой, либо посадят, либо выгонят из авиации навсегда (в зависимости от тяжести содеянного). Или в лучшем случае навсегда переведут во вторые пилоты. А златокудрая фея Голикова какая-то непотопляемая. Как бы ни накосячила, а всё равно в обойме. А сейчас она и близкие ей люди или структуры заняты изготовлением противоковидной вакцины.
Вот такие же реформаторы, типа Голиковой, занимаются санавиацией и у нас, в Республике Коми. Испокон веку, а я здесь уже 43 года почти, борты санавиации круглосуточно дежурили в Печоре. Печора находится в самом центре республики, на пересечении главной реки, которая называется Печора и северной железной дороги. Но последние два года круглосуточные дежурства перенесли в город Ухту, что на 250 километров юго-западнее города Печоры. Местные медицинские начальники нам объяснили, что в Печоре теперь нет необходимых врачей и специальных медицинских бригад, которые должны летать в вертолёте за больными. Врачей нет, потому что нет квартир, низкие зарплаты, никто не идёт работать на таких условиях. Сколько мы вместе с командиром лётного отряда Сергеем Владимировичем Соловьёвым ни ломали копья, ни писали письма во все инстанции, доказывая ошибочность такого решения. Учитывая, что в южной и центральной части республики есть автомобильные дороги, и там больных хоть по земле можно отвезти при отсутствии погоды, а по северным районам республики сплошное бездорожье, вся надежда на вертолёт. А именно в этих районах наибольшее количество санзаданий. Но нас не захотели услышать. Даже задумали в Ухте, прямо рядом с больницей в местечке Шуда-Яг вырубить вековые сосны, чтобы построить вертолётную площадку для приёма санитарного вертолёта, мотивируя тем, что с площадки больной попадёт в больницу на 10-15 минут раньше, чем из аэропорта Ухта. Но когда борт уходит из Ухты на северное направление для выполнения санзадания, он должен пролететь на 500 километров больше (два раза по 250), чем из Печоры. А это почти три часа полёта. То есть менеджеры от медицины пекутся о десяти-пятнадцати минутах жизни больного, спокойно заставляя его летать на вертолёте лишние три часа, и испытывать более длительные мучения. Кстати, площадку так и не достроили. Очень плохие подходы. Если ночью в серенькую погоду заходить на посадку, запросто можно положить вертолёт вместе с больным, медбригадой и экипажем. Чтобы грамотно и мотивированно излагать в письме свои доводы в пользу сохранения старого порядка выполнения санзаданий из Печоры, я подобрал отчёт по выполнениям санзаданий за 2019 год, к примеру. За год только из Печоры набралось порядка 350 санзаданий (бывали дни, когда выполнялось по два, а то и по три санзадания в день). Из Усинска много санзаданий, из Воркуты, из Усть-Цильмы, из Ухты. В среднем за год набралось под тысячу санзаданий. Были короткие санзадания – полётное время 1 час 20 минут. Были длинные – 6 часов 50 минут, а то и 8 часов. Значит, в среднем санзадание занимало около 4 часов. Умножаем на тысячу санзаданий, получается налёт около четырёх тысяч часов. С одной стороны я должен радоваться. Мои экипажи в работе, летают, людям помогают. Зарплата идёт и всё такое. Но если умножить 4 тысячи часов налёта на стоимость одного лётного часа, а она, если память мне не изменяет, была в том году 156378 рублей с НДС, то получается сумма более 625 миллионов рублей в год. А если эту сумму разделить на 12 месяцев, то получается более 52 миллионов рублей в месяц. Расходы в месяц! Только на то, чтобы больного (раненого) вывезти в больницу к медикам. У нас по санавиации везут людей не только из оленьих стойбищ, маленьких сёл, месторождений, но и из городов Печора, Усинск, Ухта в Сыктывкар. На вертолётах везут, иногда приходит специальный рейс (самолёт АН-24 или Л-410 из Сыктывкара), а то больных отправляют рейсовым самолётом на носилках в сопровождении врача. Вот мне кто-нибудь может по рабоче-крестьянски объяснить, почему так?! Может лучше не ждать, пока прилетит вдруг волшебник в голубом вертолёте и окажет помощь, а иметь врача в соседнем доме, на соседней улице. Может врачу-хирургу, анестезиологу, реаниматологу, хирургической медсестре, акушерке дать квартиры здесь и сейчас, установить нормальные зарплаты, в селе иметь классного фельдшера или больничку нормальную, чтобы могли оказать помощь на месте. Чтобы больного не тащить по морозу на носилках в вертолёт, потом три с гаком часа нестись по небу. Что-то мне подсказывает, что в этой системе не интересы больного (пострадавшего) стоят на первом месте.
Боже упаси, я не отказываюсь от санитарной авиации! В такой стране, как Россия, с её бездорожьем, огромными просторами и суровым климатом без санитарной авиации, ну ни как не обойтись.
Но когда я слышу, что создана НССА (национальная служба санитарной авиации), для неё будут закуплены до 60 вертолётов МИ-8 МТВ, вы их видели по телевизору, красивые, мощные, жёлто-красные машины с красным крестом на борту и номером телефона экстренной службы 112, а так же маленькие вертолёты «Ансат» (с импортными двигателями PW-207L), а так же будут построены вертолётные площадки везде, я начинаю задумываться. Только в Республике Коми обещают построить 15 новых посадочных площадок для вертолётов санавиации. А сколько их по стране будет создано?! На всю эту программу санавиации выделяются огромные деньги из государственного бюджета. Вроде всё правильно – и вертолёты, оборудованные медицинскими модулями, и врачи, и экипажи, и площадки вертолётные. Всё же для человека! А для него ли? Или, прикрываясь святыми словами о спасении жизни человека, её ценности, опять у кого-то чешутся руки попилить огромные государственные деньги? Губернатор какой-то области, стоя на фоне санитарного вертолёта, с гордостью заявил телевизионным журналистам, мол, мы вот возим больных за 300 километров почти. А мне хочется спросить губернатора, почему в том городе, откуда привезли на вертолёте больную женщину, нет врачей необходимого профиля?!
Когда я летал на МИ-6, естественно никакими санитарными полётами заниматься не приходилось. Кто такую махину пошлёт в санитарный рейс? Он предназначен для совсем других видов работ. Знаю только, что несколько раз на оперативных точках приходилось даже ночью запускаться, прогревать вертолёт и перемещаться с заправочного щита, чтобы освободить место для заправки санитарного вертолёта. Это святое. Никаких разговоров и отговорок быть не может. Коллеги-вертолётчики мчатся даже в плохую погоду, чтобы кому-то помочь. У человека должна быть надежда, что даже в лесной или тундровой глухомани ему придут на помощь, когда случится беда. И вертолётные экипажи вместе с медиками обязательно постараются сделать всё, чтобы помочь людям.
Но!!! Вот эта въедливая привычка всё анализировать, считать, обдумывать полёты, даже когда ты сам уже давно не летаешь. У меня почему-то из головы не выходят два полёта, выполненные санавиацией два года назад. На правом берегу реки Ижма стоит крошечное село Том. Так называемый социально-депрессивный населённый пункт. Там давно уже нет работы, народу немного, но ведут какой-то образ жизни, довольно специфический. То режутся, то стреляются, то пьют неизвестно что. Поступает санзадание. Дама, из местных, что-то приняла внутрь, отравление тяжёлое. Поднимают санитарный борт из Печоры (когда мы ещё тут дежурили). До Ухты 250 километров, берут бригаду врачей и мчатся в Том, это ещё 100 километров, хватают тётку и везут её в Ухту, в больницу. 350 километров туда и 350 обратно. Полётное время с прогревом, заходами, отходами, выключениями занимает где-то 4,5 часа. По ценам лётного часа двухгодичной давности выходит более 700 тысяч рублей. Спасли тётку, откачали, она выздоровела и уехала в свой Том. Прошло около месяца. Опять санзадание. В тот же Том. Те же яйца, только в профиль. Та же тётка, тот же коктейль, всё, как под копирку. Опять слетали, вывезли, спасли. Ещё 700 тысяч. Жизнь каждого человека священна, и надо сделать всё, чтобы спасти её. Отказать в медицинской помощи нельзя. С этим никто не спорит. Я не собираюсь разбираться в личных обстоятельствах жизни этой несчастной женщины – почему она пьёт, с кем и что. Просто одна мысль не даёт мне покоя. Если, не дай бог, у кого-то заболел ребёнок и врачи, обследовав его, сказали, что нужна операция, да ещё и платная и всё это стоит полтора миллиона рублей, а у родителей таких денег нет, то это трагедия. Дитя надо спасать. Я сам видел в Печоре на автобусных остановках объявления с фотографией малыша, тяжелобольного, ему нужна операция, родители будут рады любой помощи. Там описывается заболевание, указывается номер банковской карты и номера телефонов, может, кто захочет помочь. У меня сердце заходится от таких объявлений. И когда я вспоминаю синюшную тётку из Тома и деньги, потраченные на её спасение, у меня в голове что-то распадается. Я никак не могу понять – что не так. Когда-то в СССР большевик Семашко создал лучшую в мире систему здравоохранения. Это признано всеми. Её, по-моему, постарались скопировать на Кубе. Но я всё равно, с упорством идиота, повторяю одно и то же в спорах с оппонентами – надо вернуть врача к больному, чтобы он был рядом (в твоём селе, посёлке, городе, на соседней улице), а не возить часами по небу или по дорогам больных людей, расходуя огромные деньги.
Повторюсь – в отдаленных стойбищах оленеводов, дальних деревнях, на буровых и месторождениях, без санавиации не обойтись, это никто не оспаривает. Но когда в Печоре, у молодой женщины сложные роды, причём это всё тянется с рассвета, а медики в Печоре долго думают, типа авось само рассосётся, потом долго звонят в Сыктывкар, а до него 500 километров по прямой от Печоры, там тоже долго думают, решают, а день короткий, зима, уже ночь наступает, погода портится. И наконец-то поднимают АН-24 с бригадой медиков на борту. Лётчики героически, в поганую погоду, ночью сажают самолёт в Печоре, бригада медиков долго спасает молодую маму и родившееся дитя, потом, на рассвете, роженицу и ребёнка в кювезе (специальный маленький бокс) везут в Сыктывкар, чтобы там окончательно выходить. Я сразу вспоминаю холёное личико мадам Голиковой, горе-реформатора медицины, и мне искренне хочется взять её за белокурые волосики и повозить смазливой мордашкой по столу, приговаривая: «Кто всё это сделал?!».
Чем хреновее дела с медициной на местах в стране, тем больше по телевизору сериалов на медицинские темы. Где доктор Брагин («Склифосовский»), только глянув на больного в приёмном покое, сразу ставит диагноз. Я бесконечно уважаю врачей, их нелёгкий труд, особенно сейчас, в период пандемии. Я готов поклониться им до земли, за то, что здесь, в Печоре, они три раза помогали мне без всяких полётов санавиации. Но то было другое время, другая страна. Врачи помогали, а не оказывали услугу.
Вы, наверное, слышали про правило «золотого часа»? То есть больной или пострадавший в автоаварии или ещё каком-то происшествии, должен в течение часа попасть в руки высококлассных медиков, на операционный стол. Тогда его шансы остаться живым и здоровым остаются высокими. Не успели уложиться в это время – можно потерять человека. Сергей Кожугетович Шойгу в бытность свою главой МЧС, высказывал такую идею: вдоль всех федеральных автотрасс организовать дежурство спасательных вертолётов с медицинскими бригадами для срочного вылета на место аварии, оказания помощи на месте или доставки пострадавших в ближайшую больницу, где есть врачи, оборудование, операционная для спасения жизни человека. Но это нужно располагать такие площадки почти через каждые 200 километров, чтобы уложиться в этот самый «золотой час». Площадки должны быть построены, как положено, оборудованы светосигнальными приспособлениями (фонарями) для полётов ночью. Должно быть рядом удобное, тёплое помещение, где отдыхают лётчики, медики и авиатехники, если они необходимы. Должна быть система подогрева вертолёта, ведь у нас зимой холодно, или он должен стоять в закрытом обогреваемом ангаре, из которого его можно будет быстро выкатить. Нужно обеспечение метеопрогнозами по тем площадям, где он будет летать. Должна быть отработана система дежурств экипажей и медиков, какой режим работы и отдыха. По чьей команде вылетать на место аварии, и куда везти пострадавшего. Надо досконально разработать логистику всех этих полётов, заправку вертолётов топливом и так далее. В конце концов, что это за вертолёты должны быть? У нас сейчас рекламируют по телевизору небольшой вертолёт «Ансат» Казанского авиазавода, на котором стоят импортные двигатели. Значит мы будем зависеть от прихотей поставщика этих движков. Поскольку нам могут ввести санкции за что угодно. А как говорят американцы – вертолёт, это изделие двойного назначения, может использоваться, как в мирных, так и в военных целях. Поэтому приостановить поставку двигателей к вертолётам можно легко, по любой «хотелке» наших заокеанских «партнёров». А наши отечественные движки к этому вертолёту «Ансат» ВК-650В ещё только испытываются, и когда будут готовы, одному богу известно и господину Мантурову, вместе с руководством ОДК (объединённой двигателестроительной корпорации). Короче, идея Шойгу заглохла на корню. Если в Москве и Санкт-Петербурге ещё можно увидеть вертолёты центра медицины и катастроф на местах аварий, то на периферии, увы!
Повторюсь, санавиация в России необходима. Без неё, как без рук, поскольку мы страна огромная, с суровым климатом и всё время что-нибудь случается. То ли человек заболеет или получит травму, то ли залезет на какую-нибудь гору или в непролазную тайгу и попытается свернуть себе шею. Надо его спасать. Правда в таких случаях чаще фигурируют вертолёты МЧС со спасателями, но медики на борту есть обязательно. Но опять же у меня огромное количество вопросов, поскольку я волей-неволей нахожусь в теме. И мне очень хочется, чтобы в этой сложной проблеме – санавиации, не ставили телегу впереди лошади. Чтобы медицинские и авиационные реформаторы озаботились в первую очередь спасением здоровья и жизни человека, а не думали о том, как «освоить» огромные федеральные средства.
