С самого детства мне приходилось быть сильной. Когда отец попал в автокатастрофу, мать несколько месяцев фактически жила в больнице. Она почти не отходила от его постели, и нам с сестрой Светкой пришлось учиться самостоятельности.
По утрам я отводила сестру в детский сад и шла на занятия в школу. Потом готовила обед, научившись варить очень вкусный и главное не дорогой овощной суп. Каши у меня долго не получались, но спустя некоторое время, я освоила и эту кулинарную премудрость. Кое-как, сделав уроки, я бежала забирать сестру. Вечером стирала ее испачканные за день вещи и с трудом укладывала Светку спать. Сестра долго не могла привыкнуть к нашему одинокому существованию. Потому что отец наш был весельчаком, и в доме без него стало ужасно пусто.
Через полгода отец умер, а мама полностью погрузилась в свое горе. С ее возвращением домой моих забот не стало меньше. Помимо того, что кормить мать приходилось, чуть ли не насильно, она начала топить свою печаль в вине.
Жили мы фактически на одно пособие по потере кормильца. В редкие периоды озарения, мама подрабатывала уборкой подъездов и с получки всегда покупала нам шоколадный торт. Эти дни были для нас праздником.
Я быстро научилась вести семейный бюджет. Зная нашу ситуацию и наверняка нарушая служебные полномочия, тетя Зина работница почты передавала пособие лично мне в руки. А я надежно прятала деньги в доме.
— Купи куклу! — ревела Светка по дороге из детского сада.
— У меня нет денег, — отвечала я ей.
— Я все видела! Тебе вчера тетя Зина деньги давала, — заявляла сестра.
— Это деньги на картошку, — пыталась пояснить я.
— Не хочу картошку, хочу куклу! — продолжала истерику Светка.
— А когда проголодаешься, что будешь пластмассовую куклу грызть? — ругалась я.
Так прошло мое детство. Когда мы выросли, сестра вышла замуж за иностранца и уехала жить во Францию. Я страшно рада, что у нее все сложилось хорошо. Во-первых, потому что сестра счастлива, а во-вторых, потому что она не висит на моей шее, как раньше. Если бы не ее удачное замужество, какой бы я ни была сильной, вряд ли вынесла еще одну дополнительную нагрузку.
Через год после отъезда Светки у мамы случился инсульт. С тех пор она прикована к постели. А еще через год со мной случилась самая удачная любовь. Удачная в том плане, что результатом ее стала моя ненаглядная доченька. Отец Сони не выдержал пампасный пеленочный период и сбежал, когда дочери исполнился всего месяц. Так я вновь стала сильной и продолжала держать удары судьбы.
— Рита возьмешь заявку на Оренбург? — спросила меня по телефону оператор склада.
— Возьму, Леночка, спасибо.
Положив трубку, я стала соображать, как все устроить. Полгода назад я сдала на права и купила небольшой фургончик. Стала перевозить все, что помещалось в кузов моего автомобиля. Конкуренция на рынке грузоперевозок не позволяла расслабляться. Дорогостоящие заказы новичкам перепадали редко. Поездка в северный Оренбург как раз относилась к подобному роду работы. За один рейс я могла обеспечить наше существование в течение месяца. Конечно, если жить скромно.
Основной проблемой являлось то, что такая поездка занимала несколько дней. И мне пришлось срочно искать того, кто останется с мамой и дочерью.
— Тетя Катя, — позвонила я в дверь соседки, — посидишь с моими? Я хорошо заплачу.
— Сегодня не могу, Рита. Внуки приезжают, обещала пойти с ними в цирк.
Я на ходу вспоминаю, что Соня тоже грезила этим представлением в цирке. И, мысленно застонав, продолжаю обход соседей. В итоге мне удается договориться со студенткой Верочкой, предложив ей двойную оплату ее услуг.
Я уверенно вела свой грузовичок среди заснеженного пространства. Дорога, как обычно, привнесла в мою душу покой и умиротворение. Размеренный гул мотора, мелькание деревьев за окном и любимая музыка в магнитоле. Я даже начала мурлыкать под нос, подпевая известной певице.
Через некоторое время снегопад усилился, и ехать становилось все труднее. Эта часть пути даже у опытных водителей вызывает некоторые опасения. Вокруг были лишь снежные поля, и дорога полностью сливалась с ними. Во время бурана здесь передвигаться крайне опасно, но мне никак нельзя было останавливаться. Студентка Верочка была не самой надежной сиделкой, так что в случае, если я не вернусь вовремя, мои домашние могли оказаться вовсе без присмотра.
Я продолжала движение, пока это было хотя бы немного возможно, но вскоре дорога исчезла совсем. Мне пришлось остановиться.
«Это ненадолго», — подумала я. Однако спустя час погода стала ухудшаться. Температура воздуха за окном существенно упала, и я покрутила рычаг отопительного прибора. Внутри что-то щелкнуло, и печка вовсе отключилась. «Предупреждал же механик, что требуется ремонт радиатора», — пронеслось в голове, и я судорожно начала крутить переключатель. Реакции не последовало. «Ничего страшного, — попыталась успокоить я саму себя, — до города осталось не так далеко, а там что-нибудь решим».
Но вскоре воздух в машине стал казаться ледяным, при каждом вдохе, будто тысячи иголок впивались в мою грудь. Голова страшно болела. Я вспомнила, что в багажнике есть плед, но была не в силах пошевелиться.
Очнулась я в больнице, совершенно не помня, как тут оказалась. Рядом медсестра поправляла капельницу.
— Простите, а который сейчас час? — спросила я, заставив девушку улыбнуться.
— Одиннадцатый, — ответила она.
Я застонала. То, что на дворе уже почти ночь означало, что сегодня я уже не попадаю на разгрузку.
— Что я вообще тут делаю, хотелось бы знать? — строго спросила я бедную медсестру.
— Не волнуйтесь, пожалуйста. Сейчас будет обход, и доктор вам все пояснит.
«Какие тут доктора ответственные, по ночам пациентов инспектируют», — подумала я. Затем, машинально взглянув в окно, я поняла, что оттуда падает солнечный свет, а медсестра сказала будто бы уже ночь. «Не могу же я находиться в психиатрическом отделении, в конце концов? Или могу? Потеря памяти все же имела место быть. В любом случае пора выбираться отсюда. Мои психические или другие недомогания не освобождают от ответственности за домочадцев». Я спустила ноги с кровати и поняла, что голова параллельно описала еще пару кругов по орбите вслед за телом.
— Да что здесь происходит? — воскликнула я.
В этот момент в палату вошел доктор. Он так улыбался, что я подумала, нет никаких сомнений, что это психиатрия.
— Я вижу наша «Сильная» пришла в себя.
Я не поняла, о ком он ведет речь, но в моем понимании психиатры не самые простые личности.
— Как ваше самочувствие? — спросил веселый доктор.
— А как нужно? — спросила я в ответ.
— Нужно, чтобы вы поскорее поправились. Как я полагаю, вам не терпится вновь сесть за руль?
Я кивнула. «Интересно, откуда он знает мои планы? — подумала я. Врач же, словно прочитав мои мысли, пояснил.
— Когда я вытаскивал вас из машины, самым сложным было оторвать ваши руки от руля. И еще вы постоянно бормотали «Я сильная, я сильная!».
— А зачем вы вытаскивали меня из машины? — задала я главный вопрос.
— Потому что в противном случае, вас пришлось бы реанимировать. А так обошлось полноценным сном.
Я все еще не понимала его слова.
— Так что же я сделала, в конце концов? Почему меня здесь держат?
— Вас никто не держит. Вы сами не в состоянии продолжить путь. Вчера вас привезли в больницу с такой температурой, что вы могли спокойно заменить неисправную печь вашего авто.
Доктор начал, как-то раздражаться и я подумала, что с ним нужно быть осторожнее.
— Тогда все понятно. Спасибо вам доктор. А сегодняшняя моя температура позволит мне продолжить путь?
— Почему вы так торопитесь? Я проверил, груз у вас в автомобиле не скоропортящийся.
— По личным причинам.
— Давайте телефоны ваших «личных причин», и я сам решу все ваши проблемы.
Первый раз в жизни я слышала такое словосочетание, относящееся к моей персоне. Кто-то предлагал решить все мои проблемы! Как бы это абсурдно не звучало, но мне было так приятно услышать подобную фразу.
Сознание мое потихоньку возвращалось в родную обитель, и я начала понимать, что нахожусь я в обычной терапии. И раз уж доктор, скорее всего тоже обычный терапевт, то я решилась задать еще вопрос:
— Какой же диагноз у меня диагностировали?
Врач снова заулыбался:
— У вас? Обычное воспаление легких. А вы что подумали?
— Это уже не важно, — выдохнула я. — И когда, по-вашему, я смогу сесть за руль?
— Если бы вы послушались моих рекомендаций, то не раньше чем через неделю. Но в вашем случае, как я полагаю, не пройдет и трех дней.
Доктор полагал неверно. Я не планировала находиться здесь и более трех часов. Последний раз, когда болезнь приковывала меня к постели, был шестилетний возраст. Тогда со мной случилась ангина, и папа лично подносил мне поначалу всевозможные лекарства, а потом и вкусности. «Для поднятия жизненного тонуса!» — говорил он. В последующей моей жизни температура 38 градусов не считалась основанием для откладывания каких-либо дел. Так что о том, чтобы валяться здесь неделю, глядя в карие глаза лечащего доктора, речи быть, не могло.
Кареглазый врач, видимо правильно истолковал мое молчание и, почему-то, перейдя на «ты», сказал:
— Можешь полежать минут сорок? Я закончу обход, и мы поговорим.
Я кивнула. Все равно за это время я не сумела бы что-то решить самостоятельно. Он вернулся ровно через сорок минут и сказал:
— Выкладывай.
Я недоуменно смотрела на него всего пару минут, а потом, будто поддавшись гипнозу, выложила ему все свои «тяжелые обстоятельства». Возможно, доктор Денис Михайлович действительно обладал некоторыми психиатрическими приемами, потому что в обычной жизни я привыкла скрывать от людей свои сложности.
— Доверенность напишешь? — спросил он, выслушав меня.
Я вперила в него взгляд, а он, нетерпелив вздохнув, пояснил:
— Мой друг, доставит за тебя груз.
— Что бесплатно?
— У нас с ним личные счеты, — затем, не дожидаясь очередных моих расспросов, Денис Михайлович спросил:
— Мама и дочь живут по месту твоей прописки?
Я кивнула.
— Предупреди соседку студентку, что ее заменит медсестра из частной клиники, зовут Антонина Васильевна.
— С ней у вас тоже личные счеты? — спросила я.
— Ага. Совместно клялись Гиппократу в любви и преданности.
Он вышел из палаты, не дав мне времени опомниться и наговорить кучу слов благодарности. Вот так, оказывается, решаются «все проблемы», легко и просто. А мне можно валяться на больничной кровати и любоваться карими глазами лечащего врача.
Три недели спустя мы с Софьей шествовали из детского сада. Я держала в руках шоколадный торт. Сегодня пришла оплата того самого рейса в Оренбург и я подумала, что по этому поводу нам нужен праздник. Вспоминая карие глаза спасшего меня доктора, сердце мое сладостно сжималось. Губы сами собой растягивались в улыбке, и, пожалуй, впервые в своей жизни я начала мечтать.
Возле самого подъезда нашего дома стоял он! Карие глаза, глядящие на меня наяву, заставили сердце подпрыгнуть так, словно брошенный мяч в руках лучшего баскетболиста.
— Оказывается, ты еще умеешь улыбаться! — констатировал он.
— Что вы, ты здесь делаешь?
— Решил проведать свою пациентку. Положенный курс лечения ты все же не прошла, так что могли быть осложнения.
— Со мной все в порядке, честно, — отрапортовала я.
В его присутствии мне стало как-то неловко, словно я превратилась в маленькую девочку. Я, ощетинившись, спросила:
— Простите, я наверняка должна была оплатить вам расходы. Я повела себя крайне не благодарно. Наверно просто торопилась домой и …
— Прекрати бормотать! — прервал он меня.
— Что?
— Я сильная, я сильная! Пора отдать эту роль другому.
Мне понадобился целый год на то, чтобы научиться быть «слабой». Оказалось, что броня, надетая мною, имела несколько слоев, и бедный Денис терпел, мое постепенное разоблачение. Однако мы все же справились с этим недугом и, когда, спустя год, встречали сестру в аэропорту, она не сразу узнала меня. По-видимому, то цветущее эфемерное создание, в которое я превратилась рядом с сильным мужчиной, настолько отличалось от меня прежней, что сестра поначалу прошла мимо. А когда, наконец, поняла, что это именно я, долго плакала на плече, то у меня, то у Дениса. Я тоже уронила несколько слезинок на ее плечо. Нам «слабым» женщинам — это можно.
Автор Светлана Юферева