Герой моего интервью — журналист Станислав Кучер. Он поработал во многих российских медиа — от телеканала ТВ-6 до газеты Московский комсомолец, а сам уже давно проживает в США. Мы со Станиславом обсудили отношение американцев к событиям в Украине, реальные взгляды российских пропагандистов и возможность ядерной войны.
— Будет ли ядерный удар?
—Давай так, ни ты, ни я, мы не специалисты. Всё, что мы знаем — это очень поверхностное знание, которое может чуть–чуть больше, чем у среднего человека. Мы понимаем, что Путин и все остальные прекрасно знают, что количество ядерных зарядов на территории России и США достаточно для того, чтобы уничтожить весь мир. То есть ядерного оружия накопили очень много. Может быть оно используемо или не может? Одни эксперты говорят, что в Америке настолько мощная система противоракетной обороны, что не позволит ни одной ракете прилететь. В России тоже достаточно сильная система. Так что, даже если начнется это всё, закончится в течение пятнадцати минут. Другие эксперты говорят, что всё это никто никогда не опробовал в режиме реальных боевых действий, поэтому никто гарантировать ничего не может. В любом случае, все понимают страшный риск.
Почему я думаю, что Путин может на это пойти? Просто потому, что человеку скоро 70 лет, ему нужно эти 70 лет встретить либо в атмосфере победы триумфа и абсолютной уверенности в завтрашнем дне, в том, что Россия является пионером духовного ренессанса человечества. Либо в такой атмосфере, когда у тебя ничего не получается, ни один из твоих планов не срабатывает. Ну, значит, нужно играть на обострение, по крайней мере, это то, что Путин делал всегда. Если мы обратим внимание, всегда, при всей своей внешнеполитической активности, он всегда играл на обострение. Начиная с Грузии, после Ирака. После того как Путин окончательно разочаровался в перспективах своей дружбы со Штатами, он все время играл на обострение, постоянно повышал ставки.
Мы сейчас намного ближе к ядерному столкновению, чем были во времена Карибского кризиса, или, например, в начале восьмидесятых после вторжения в Афганистан. Ровно потому, что у Путина нет на данный момент других вариантов. Единственное, что, мне кажется, может всё это дело предотвратить, это превращение войны в подобие такого затяжного арабо-израильского конфликта, который из активной стадии переходит тлеющую и продолжается достаточно долго.
— То, что мы видели на Донбассе.
— Совершенно верно. Сколько может продолжаться — это зависит от здоровья и настроения Путина прежде всего. Мне кажется, что в нынешней ситуации любой затяжной конфликт будет на самом деле работать на худший сценарий. Ну то есть если весь мир и Украина готовы терпеть в течение лет 20–30 тогда всё может решиться естественным путём. А если затяжной конфликт сроком на два–три года, то это очень опасно, потому что как раз в контексте такого затяжного конфликта угроза ядерного столкновения будет постоянно только расти. Потому что терпение людей будет заканчиваться, причем и в России, и в Европе.
— Сейчас довольно большая часть, среди разных молодых людей, которые выросли при культе предков, у которых была большая победа. А у них ничего не было, и им словно остается донашивать дедовские, уже прадедовские успехи. Ничего нового им страна так и не предложила. И тут открывается окно возможностей, война опять с «нацистам», с «фашистами», и это уже будет своя победа и свой такой вот некий социальный лифт, чтобы доказать, что мы тоже не зря живём.
— Потому что кроме прошлого ничего не осталось. Было же два грандиозных момента, которыми гордилась страна всегда — это космос и победа в войне. Мы спасали мир от фашизма и мы первыми полетели в космос. Соответственно, космос мы потеряли, значит остается война, которая в прошлом, поэтому ее потерять невозможно.
У меня есть старший товарищ, философ Сергей Селивёрстов, эксперт по психологии толпы. У нас ним жесткий разговор состоялся несколько лет назад. Когда он прочитал книжки Мединского о России и в какой-то момент сказал, что это, конечно, редкостный трэш, но это тот трэш, который сегодня нужен нации. Я попросил его расшифровать. Он объяснил, что история — это всегда мифы практически в любой стране. Настоящая история начинается более-менее только сейчас, потому что есть интернет, есть возможность записать на видео, есть возможность не просто наблюдать. Всё, что было до этого, это записано со слов одного придворного летописца. Поэтому история — это всегда мифотворчество, говорил он.
А настоящее и будущее любой нации должно, так или иначе, стоять на прочном фундаменте прошлого, это есть практически в любой стране мира. Посмотри, говорит, на Америку — огромное количество собственных мифов о Гражданской войне, мифы о первых переселенцах, которые здесь оказались. Всё это красивые идеалы, которые они установили. Им это необходимо, то же самое необходимо и России. Проблема России в том, что история, куда ни плюнь, преступление и позор. Все практически войны, которые Россия начинала, она проигрывала. А начинала она много внешних войн.
У тебя плохая история, когда в твоей истории сплошь и рядом — то убийца, то психопат, при этом твоя история непредсказуема. Потому что вот 70 лет ты живешь, и на тебя Ленин смотрит со всех постаментов, со всех стен, с первого класса, со всех твоих значков. И потом, вдруг, когда тебе уже под 40, то все рассказывают о том, что Ленин был преступником. Это грандиозная психологическая травма. Вот эта психологическая травма, которую пережил советский российский народ, она продолжается, открытие нового в истории продолжаются, и возникает ощущение — тогда на основе чего мы будем строить наше будущее? И отсюда желание мифологизировать прошлое. И отсюда эта точка зрения, которая сейчас доминировала в российском истеблишменте — да, пусть это вранье, но это лучше, чем ничего. Это лучше, чем отсутствие истории. Это ложь во спасение. Они на самом деле между собой прекрасно понимают, где лошадь, а где правда, но при этом они так и друг с другом общаются, что да, это необходимо, это наш мир.
И им необходима постоянная легитимизация всего, всей этой лжи, которая стала визитной карточкой их внутренней и внешней политики. Для того чтобы это легитимизировать, им необходимо обратить внимание на другие страны.
Поэтому Путин практически на всех своих пресс-конференциях, во всех своих интервью, постоянно говорит: «Посмотрите, как у них!». Потому что это дает им моральное право делать всё то же самое в своей стране.
Сейчас происходит разлом между людьми. Теми людьми, которые считают, что всё-таки есть некие идеалы и надо стремиться к ним. Они считают, что врать нехорошо, убивать нехорошо, и давайте мы повесим вот эти десять заповедей перед собой и будем стараться им следовать. И теми, кто хочет повесить перед собой кое–что другое. Примерно тезис о том, что человек есть и остается ущербным. Никто и ничто это не изменит, так и в Америке и в Европе и везде, поэтому давайте просто спокойно это признаем и будем жить по законам джунглей. Кто кого поймал — тот того и поимел, по праву сильного.
Меня многие спрашивают, а вот что там Соловьев, ты же с ним знаком? А что там Мария Захарова, которой ты почти диплом выдавал. Что там Маргарита Симоньян — они верят, или они не верят? Они мыслят ровно теми категориями, которые я только что описал. Когда очень долго себя убеждаешь, ты уже начинаешь верить в это — чистая психология, эффект самозащиты. С другой стороны — это абсолютно четкое осознание, что мир разделился на две части. На «лицемеров и примкнувшим к ним идиотов—мечтателей», которые не понимают, что человек не изменится никогда. И мир таких «трезвомыслящих реалистов», коим является Путин и все, кто его окружают. Но это необходимо — так считают они, потому что либо мы их, либо они нас.