Эта история началась еще в конце 1835 года. В основном мы знаем о ней из воспоминаний самого Владимира Александровича Соллогуба. В ту пору ему было 22 года. Воспоминания он написал значительно позже, уже будучи зрелым литератором. Вероятно, поэтому документ получился кратким и настолько живописным, что его требуется цитировать без пересказов.
Рассказ о Пушкине начинается с того, что Соллогуб сообщает, что он решил жениться. Но из его предприятия ничего не получилось. Чтобы залечить душевную рану, молодой человек попросил начальство отправить его в командировку, что и было исполнено. Его послали в Тверскую губернию. Там он получил письмо от своего приятеля А.Н. Карамзина, сына великого историка. Андрей Карамзин спрашивал Соллогуба, почему тот, вместо того, чтобы ответить на вызов Пушкина убежал от него в Тверь.
Теперь передаем слово Владимиру Александровичу:
«Для меня это было совершенной загадкой. Пушкина я знал очень мало, встречался с ним у Карамзиных, смотрел на него как на полубога и был только сильно им однажды озадачен, когда спросил у него на Невском проспекте с некоторой развязностью, не проведем ли мы вместе вечер у одного известного журналиста. «Я человек женатый, — отвечал мне Пушкин, — и в такие дома ездить не могу», — и прошел далее. И вдруг ни с того ни с сего он вызывает меня стреляться, тогда как перед отъездом я с ним даже не виделся вовсе. Решительно нельзя было ничего тут понять, кроме того, что Пушкин чем-то обиделся, о чем-то мне писал и что письмо его было перехвачено. Следствие кончилось.
Я переехал в Тверь жить, где был принят, как родной, в доме незабвенного для меня, умного, радушного и добродушного слепого старика А. М. Бакунина. Сын его Михаил, наделавший впоследствии столько шума, скрывался у него тогда от артиллерийской службы и, по страсти своей к побегам, вдруг ночью убежал таинственно от кроткого, любящего его отца, который его вовсе не задерживал и послал ему в погоню шубу и пирогов на дорогу.
С Карамзиным я списался и узнал наконец, в чем дело. Накануне моего отъезда я был на вечере вместе с Нат<альей> Ник<олаевной> Пушкиной, которая шутила над моей романической страстью и ее предметом. Я ей хотел заметить, что она уже не девочка, и спросил, давно ли она замужем. Затем разговор коснулся Ленского, очень милого и образованного поляка, танцевавшего тогда превосходно мазурку на петербургских балах. Все это было до крайности невинно и без всякой задней мысли. Но присутствующие дамы соорудили из этого простого разговора целую сплетню: что я будто оттого говорил про Ленского, что он будто нравится Наталье Николаевне (чего никогда не было) и что она забывает о том, что она еще недавно замужем. Наталья Николаевна, должно быть, сама рассказала Пушкину про такое странное истолкование моих слов, так как она вообще ничего от мужа не скрывала, хотя и знала его пламенную, необузданную природу.
Пушкин написал тотчас ко мне письмо, никогда ко мне не дошедшее, и, как мне было передано, начал говорить, что я уклоняюсь от дуэли. Получив это объяснение, я написал Пушкину, что я совершенно готов к его услугам, когда ему будет угодно, хотя не чувствую за собой никакой вины по таким и таким-то причинам. Пушкин остался моим письмом доволен и сказал С. А. Соболевскому: «Немножко длинно, молодо, а, впрочем, хорошо». В то же время он написал мне по-французски письмо следующего содержания: «Милостливый государь. Вы приняли на себя напрасный труд, сообщив мне объяснения, которых я не спрашивал. Вы позволили себе невежливость относительно жены моей. Имя, вами носимое, и общество, вами посещаемое, вынуждают меня требовать от вас сатисфакции за непристойность вашего поведения. Извините меня, если я не могу приехать в Тверь прежде конца настоящего месяца» — и пр.
Оригинал этого письма долго у меня хранился, но потом кем-то у меня взят, едва ли не в Симбирске. Делать было нечего; я стал готовиться к поединку, купил пистолеты, выбрал секунданта, привел бумаги в порядок и начал дожидаться…»
Читатели нашего ТГ-канала «Год с Пушкиным» знают, что поэт торопился выехать в Москву до весенней распутицы. Путь в древнюю столицу лежал через Тверь. Куда Пушкин хотел попасть больше: в Москву или в Тверь, где он намеревался преподать молодому графу урок хороших манер?
О развитии этой дуэльной ситуации читайте в нашей хронике «Год с Пушкиным» и в следующей статье.