При встрече с коллегой заговорили об одной из вечных литературных тем – «народ и царь». Сошлись на том, что тема эта действительно вечная – пока будет народ, всегда будет кто-то, им правящий. Это значит, что всегда найдутся головастые трудяги, которые потащат свои труды к подножию Монблана «исторической литературы». Даже если их никто не станет читать, они будут с наслаждением глотать архивную пыль.
Вот, собственно, и все. Но ведь я тоже из породы пишущих, и у меня есть личный маленький архив. Листая старый блокнот, наткнулся на краткую запись: «Видел во сне царя Николая Второго с балалайкой в руках».
Прочел и сразу вспомнил: да, был такой сон. Будто бы я шел по коридору богоугодного заведения и в открытую дверь комнаты увидел, как веселый старичок с бородкой и усами тренькает на простенькой трехструнке. И был этот «владелец земли Русской» внешне очень похож на родного дедушку моего сына, и звали этого дедушку тоже Николаем.
Тут требуется пояснение. В тридцать с небольшим лет потомственного крестьянина Николая призвали на Первую мировую войну. Дома остался трехлетний сын (мать умерла при родах).
Дед воевал четыре года, был ранен австрийской пулей в голову и едва не погиб. В гражданскую его дергали то красные, то белые, в конце концов получил от нового «царя», картавого, свободу. Отстроился, женился, забрал у родственников повзрослевшего первенца и только начал жить трудом праведным, как другая напасть: землицу отдай, лошадку тоже, вторую корову тоже, иди в коммуну! Может, и к лучшему. Забот меньше.
На семьдесят пятом году жизни колхознику-деду, вырастившему для страны шестерых детей, дали пенсию, на которую можно было купить две пары кальсон. Но в Китае, к примеру, до сих пор нет государственной пенсионной системы И то, что она у нас есть - наследие СССР. Иначе бы не было.
Ну да ладно. Таких судеб – миллионы. Как и у его старшего сына, прошедшего всю Великую Отечественную войну. Но об этом промолчим.
Сон про царя-батюшку был благостный: ну, сидит себе старичок в тепле, никого не обижает. Действительно, внешне он был похож на деда, но дед никогда не играл на балалайке. Этого инструмента у него вообще никогда не было.
Я понял: балалайка явилась во сне как предмет, очеловечивавший неприглядный образ императора. Посудите сами: Ходынка, Кровавое воскресенье, две войны, ударившие народ под дых, и, наконец, отречение. Конечно, и до него были властители, добровольно уходившие на покой, но чтобы император крупнейшей воюющей державы в тяжелый час покинул пост? Ведь он был не только царем, но и офицером, полковником, главнокомандующим. А офицер, бросивший солдат на поле боя, подпадал под трибунал. Что, в общем-то, судьба и совершила руками циничных безбожников.
А что еще, кроме балалайки? Да много чего. Пишут, взгляд у него был завораживающий. Дневники. Нежные письма к жене. Сумасшедшая любовь к наследнику. Рана от сабли самурая, полученная, говорят, по заслугам. Пять иностранных языков. Сундуки с бриллиантами и жемчугом, которые перебирали его дочери в доме Ипатьева перед казнью.
Нет, балалайка лучше.
Вот если бы он повинился перед народом да ушел в скит, т. е. в богадельню, Россия и ее народ простили бы его. Но на такой решительный шаг воли у него не хватило. На предательство воли хватило, а на покаяние – нет.
Да и не пустили бы его в скит жестокосердные большевики.
Тот век ушедший оказался для России роковым: с предательства начался, предательством кончился.
Но – между этими двумя предательствами родилась и погибла величайшая держава евроазиатской цивилизации. Советский Союз явился в результате небывалого социального взрыва. Он вспыхнул, как сверхновая звезда, и сгорел, как Тунгусский метеорит.
Народ был уже не тот, что при Николае - образованный, с развитой медициной, наукой и промышленностью.
Другое дело, что предпоследний правитель наш, Борис, частенько ползавший по полу от водяры и вискаря, попросил у народа прощения, но лишь для красного словца. Иначе говоря, сыграл на балалайке.
Народ ему не поверил. Вот если бы он встал на колени и заплакал… Мол, попутал меня бес, хотел я стать народным владыкой, да не смог, пришлось обернуться в другую шкуру… Народ наш отходчивый, пожалел бы. А то как же: десять лет размахивал страной как банным веником и все нипочем?
Ивану Четвертому, царю нашему Грозному, и в лихорадочном бреду не привиделось бы, что собранное по крохам государство начнут разменивать на иноземные бусинки и тряпочки.
Претенденту на роль правителя России я задавал бы два вопроса:
- Хватит ли у тебя силы сохранить то, что тебе досталось, и не лезть в бутылку?
- Хватит ли у тебя силы в случае неудачи уйти в скит?
И лишь при положительном ответе на оба вопроса я почесал бы в затылке и подумал: дать ему власть или не дать.
* * *
Рискую попасть впросак, но мне кажется, что за словами «безволие», «нехватка воли» часто стоит обратное: огромная воля. За тридцатью сребрениками Иуды мне видится не просто алчность слабого человека, а нечто большее. Безвольный человек не стал бы так рисковать. Несомненно, у Иуды была сильная воля. Но шла она от Сатаны, князя мира сего.
* * *
О расстреле бывшего царя и его семьи. С одной стороны, ужасная, трагическая, мученическая, но справедливая кара за предательство страны во время войны. С другой – большевики сыграли в этом историческом спектакле всего лишь маленькую гнусную роль иудейского царя Ирода, повелевшего убить всех младенцев в страхе перед Мессией. В этом случае смерть русского царя и его семьи возвышается до горних высот.
* * *
И еще. Двадцатый век по Рождеству Христову – не самый худший. Кто знает, что нас ждет в нынешнем веке?