Ехал как-то летом в автобусе. Заходит на остановке бывший зек лет пятидесяти. Ну, сразу видно, масти своей человек не стесняется: майка открывает все наколки на плечах, на пальцах «перстни», кепка-восьмиклинка, лицо побито жизнью и людьми, зубы золотые, ухмылочка злая. И походка эта разбитная: заходит и сразу на единственное свободное место в середине салона плюхается. Там с ним и женщины заходили, и один почтенный старичок, но никто и слова не сказал, молча встали рядом: лучше не связываться. Но я заметил, что все окружающие с неодобрением посматривают на бывшего зека, переглядываются, качают головой, объединившись в ментальном порыве против антиобщественного элемента. А тому и дела нет никакого: сидит, в окошко пялится, иногда только обведет наглым взглядом салон, сощурится, цыкнет зубом с удивительной выразительностью, и дальше в окошко.
На следующей остановке зашло семейство: внушительный габаритов папа в спортивном костюме, мама с надменным взором и у нее на руках – малыш лет трех-четырех. Семейство важно примостилось на двух соседних освободившихся местах недалеко от зека.
Какое-то время ничего достойного упоминания не происходило. Потом в дело вступил мелкий член важного семейства.
- АААААААААЫЫЫЫЫЫЫЫЫ! – раздалось вдруг. Произведя пробный залп, малыш плотоядно огляделся, оценивая произведенное впечатление. Раздался первый робкий ропот, в основном, со стороны бабулек.
- ЫЫЫЫЫЫЫЫААААААААААА! – юный тенор начал распеваться, размахивая руками и ногами и ударяя ими рядом стоящую женщину. Родители делали вид, что пытаются успокоить отпрыска, но тот явно забавлялся их немощными потугами.
- АЛЯЛЯЛЯЛЯЛЯЛЯ! БЕБЕБЕБЕБЕБЕ! УАУАУАУАУАУА!
Пассажиры начали сатанеть.
- Да успокойте его уже, - выразил общее мнение степенный старичок, что зашел на одной остановке с зеком. Родители тут же окрысились:
- Это же ребенок! Что мы сделать можем? Ничего страшного, поорет немного и перестанет. Сами что, в детстве не шумели? Ага, сказки не рассказывайте, - голосом двуручной пилы высказалась мать мелкого крикуна. Супруг ее, растопырив упитанные плечи, что-то подвякнул нарочито грозным басом. В общем, это была типичная мыжсемья.
Генератор бесячьего шума закончил прелюдию и перешел к основной части концерта. Визг, издаваемый им, рождал печальную ассоциацию с закалываемой свиньей. Супруги сидели с суровыми лицами, на которых виднелась решимость защищать до последней капли крови право своего сыночки на самовыражение.
Что вот делать в такой ситуации? Дети – цветы жизни. Даже если бы удалось вышвырнуть кабана-папашу с семейством за борт, столько вони при этом от них поднимется – страшно и подумать. До Гааги дойдут. И народ, смирившись, включил главную, издревле позволяющую выжить скрепу – потерпеть, авось, когда-то это закончится. Там и сям, конечно, возникали очаги недовольства, но большинство просто отвернулось. У кого были наушники – сунули их в уши.
Мелкий единственный в салоне получал удовольствие от жизни. С помощью какой-то темной алхимии, мудацкой трансмутации он преобразовывал отрицательные эмоции всего салона в собственные положительные. Он был ребенок и неустанно проверял границы дозволенного. Его явно радовало, что окружающие молча терпят его выкрутасы. Верно, он выше их по положению. Может, он настоящий принц и призван править людьми? Ведь мама его так и называет, целуя в попу, а отец всегда защищает, когда окружающей черни вдруг вздумается сделать ему замечание.
Возможно, с уверенностью в своей избранности этот малыш жил бы и дальше, но тут в дело вступил зек. Он с удивлением оглядел народ: мол, и это все ваше сопротивление? Потом поднялся и подошел к мыжсемье.
- А ну-ка быстро хлеборезку захлопни! – сипло рявкнул он мелкому. Тот захлебнулся очередной трелью и со страхом посмотрел на татуированного дядю. Губы его скривились, предвосхищая плач.
- Э, ты че, охренел? – это папаша начал подниматься с места. Но зек тут же сунул руку в карман и сказал:
- Быстро, фраер, на место сел, - с таким жутко-лютым выражением лица, что яжбатя застыл в полупозиции, а потом опустился на место с видом несколько бледным.
- Ладно, ладно, братан, все хорошо, ты успокойся только. Не психуй, - гораздо менее басисто произнес он, выставив вперед руки.
- У него нож, - взвизгнула яжмать, оглядывая окружающих, - полицию вызовите кто-нибудь!
Никто, однако, и не подумал вызывать никакую полицию, тем более руки из кармана зек так и не вынул. Все с интересом следили за развитием событий.
Ребенок громко заплакал. Зек снова обратился к нему, но уже более спокойно:
- Завали, щегол, достал ты уже всех, - мелкий затих и стал внимать. – Тут коллектив тебе предъяву кидает за порожняковый кипиш. Да, люди?
- Да, - раздались там и сям одобрительные голоса.
- Да есть тут мужики-то нормальные? – надрывно заголосила яжмать. Муж ее поник.
- Нету, - сурово ответил кто-то, - для вас - нету.
- Давай выйдем, - обратилась яжмать к яжбате, - невозможно с быдлом ехать. Ты когда машину починишь? Говорила я тебе.
На ближайшей остановке семейка покинула автобус.
Зек вывернул пустой карман:
- Нет у меня никакого ножа, будьте свидетели. Просто эти по-другому не понимают, жизни не видели.
Под нашими восхищенными взглядами он вернулся на место. Мнение о нем в салоне кардинально изменилось, мы едва сдерживались, чтоб не зааплодировать. Одна дородная дама с большой хозяйственной сумкой тут же завела с триумфатором разговор, сетуя на отсутствие ныне настоящих мужчин и недвусмысленно выпытывая, женат ли он. Все глядели на него с приязнью. Ну, подумаешь, отсидел человек, всякое в жизни случается. От тюрьмы и от сумы, как говорится. Зато в сложной ситуации он единственный выказал присутствие духа и поверг оземь семейство злых драконов.
Он был наш общий герой дня.