21.
Я приземлился 1 марта 2008 года. Между мной и полноценной едой стояла обязательная пресс-конференция. Я затаил дыхание, подошел к выбранному репортеру, ответил на его вопросы. Он использовал слово «герой», с которым я был не согласен. Герои — ребята в самолете. Не говоря уже о парнях, которые все еще были в Дели, Дуайере и Эдинбурге.
Я вышел из комнаты прямо к Вилли и Па. Кажется, Вилли обнял меня. Кажется, я поцеловал Па в обе щеки. Он мог также… сжать мое плечо? Для любого непосвященного увиденное показалось бы нормальным семейным приветствием и общением, но для нас это была яркая, беспрецедентная демонстрация физической привязанности.
Затем они оба уставились на меня широко раскрытыми глазами. Я выглядел измученным. Как привидение.
- Ты выглядишь старше, сказал Па.
- Да .
Мы сели в папиную «ауди» и помчались в сторону Хайгроува. По дороге мы разговаривали так, как будто были в библиотеке. Очень тихо.
- Как дела, Гарольд?
- Ох, я не знаю. Как вы?
- Неплохо.
- Как Кейт?
- Хорошо.
- Я что-нибудь пропустил?
- Нет. Все по-старому.
Я опустил окно, наблюдая, как пролетает сельская местность. Мои глаза не смогли полностью воспринять весь этот цвет, зеленый цвет. Я вдохнул свежий воздух и задумался: что же мне приснилось, месяцы в Афганистане или эта поездка на машине? Ружья Дуайера, обезглавленные козлы, мальчик в тачке — было ли это реальностью? Или реальностью были эти мягкие кожаные сиденья и папин одеколон?
22.
Мне дали месяц отпуска. Первую часть его я провел с товарищами. Они услышали, что я дома, позвонили мне, пригласили выпить.
Хорошо, но только один раз.
Место под названием «Кошка и заварные сливки». Я: сижу в темном углу, пью джин с тоником. Они: смеются, болтают и строят всевозможные планы поездок, проектов и праздников.
Все они показались мне громкими. Они всегда были такими громкими?
Они сказали, что я казался им тихим. Да, я сказал, да, я думаю, это правда.
- Почему?
- Без причин.
Мне просто хотелось помолчать.
Я чувствовал себя не в своей тарелке, немного отстраненным. Временами у меня была какая-то паника. В иных случаях я злился. Ребята, вы знаете, что сейчас происходит на другом конце света?
Через день-два я позвонил Челси, попросил ее увидеться. Умолял. Она была в Кейптауне.
Она пригласила меня приехать.
Да, подумал я. Это то, что мне сейчас нужно. День или два с Челс и ее родными.
После мы с ней сбежали в Ботсвану, встретились с бандой. Мы начали с дома Тиджа и Майка. Крепкие объятия и поцелуи у двери; они ужасно беспокоились обо мне. Потом меня накормили, а Майк продолжал поить меня напитками, и я был в том месте, которое любил больше всего, под небом, которое любил больше всего, так счастлив, что в какой-то момент я подумал, а не слезы ли у меня на глазах.
Через день или два мы с Челс поплыли вверх по реке на арендованном плавучем доме "Королева Кубы." Готовили простую пищу, спали на верхней палубе лодки, под звездами. Глядя на Пояс Ориона, на Малую Медведицу, я пытался расслабиться, но это было трудно. Пресса пронюхала о нашем путешествии, и нас постоянно щелкали, каждый раз, когда лодка приближалась к берегу.
Примерно через неделю мы вернулись в Маун, поужинали с Тиджем и Майком. Все легли рано, но я посидел с Тидж, рассказал ей немного о войне. Самую малость. Это был первый раз, когда я заговорил об этом с тех пор, как вернулся домой.
Вилли и Па меня тоже расспрашивали. Но не так, как Тидж.
И не Челси. Она ходила на цыпочках вокруг этой темы, может быть потому, что ей все еще не нравилось, что я ухожу? Или потому, что знала, что мне будет трудно об этом говорить? Я не был уверен, и я чувствовал, что и она не была уверена, что ни один из нас ни в чем не был уверен.
Тидж и я говорили об этом тоже.
Я ей нравлюсь, сказал я. Наверное, любит меня. Но ей не нравится нагрузка, которая меня сопровождает, не нравится все, что связано с королевской властью, пресса и прочее, и ничто из этого никогда не исчезнет. Так на что надеяться?
Тидж прямо спросила меня, могу ли я представить себя женатым на Челси.
Я попытался объяснить. Я лелеял беззаботный и неподдельный дух Челси. Она никогда не беспокоилась о том, что думают другие люди. Она носила короткие юбки и высокие сапоги, самозабвенно танцевала, пила столько же текилы, сколько и я, и я дорожил всем этим в ней… но я не мог не беспокоиться о том, как к этому отнесется бабушка. Или британская общественность. И меньше всего я хотел, чтобы Челс изменилась, чтобы приспособиться к ним.
Я так сильно хотел быть мужем, отцом… но я просто не был уверен. Чтобы выдержать проверку, Тидж, нужен определенный тип человека, и я не знаю, точно ли Челс этот тип. Я не знаю, хочу ли я просить ее выяснить это.
23.
Пресса сообщила, затаив дыхание, о нашем возвращении в Британию, как мы мчались в квартиру Челси за пределами кампуса в Лидсе, где она жила с двумя девушками, которым я доверял, и которые, что более важно, доверяли мне, и как я пробрался в их квартиру, переодевшись в толстовку с капюшоном и бейсболку, рассмешил ее соседей по квартире, и как я любил притворяться студентом университета, ходить за пиццей и тусоваться в пабах, даже задаваясь вопросом, правильно ли я сделал, что пропустил университет – ни слова правды.
Я был в Лидс дважды.
Я едва знал ее соседей по квартире.
И я ни разу не пожалел о своем решении прогулять университет.
Но прессе поплохело. Теперь они просто торговали фантазиями, выдумками, физически преследуя и беспокоя меня и всех в моем ближайшем окружении. Челс сказала мне, что папарацци преследовали ее по дороге на лекции и обратно — она просила меня что-нибудь с этим сделать.
Я сказал ей, что попробую. Я сказал ей, что мне жаль.
Вернувшись в Кейптаун, она позвонила мне и сказала, что за ней повсюду следят, и это сводит ее с ума. Она не могла себе представить, откуда они всегда знали, где она была и где она будет. Она сходила с ума. Я посоветовался с Марко, который порекомендовал мне попросить брата Челс проверить днище машины.
Конечно же, устройство слежения.
Марко и я смогли точно сказать ее брату, что и где нужно проверить, потому что это случилось со многими другими вокруг меня.
Челс снова сказала, что просто не уверена, готова ли она к этому. Всю жизнь тебя будут преследовать?
Что я мог сказать?
Я очень скучал по ней. Но я вполне понимал ее стремление к свободе.
Если бы у меня был выбор, я бы тоже не хотел такой жизни.