Вдалеке мы видели огни Муса-Калы. Февраль 2008 г.
Наши танки стояли в гавани, и мы обедали прямо из сумок, переговариваясь вполголоса.
После еды, около полуночи, я пошел на радиомальчишник. Сидя на заднем сиденье «Спартанца» (гусеничный бронетранспортер) с открытой большой дверью, я опустил откидной стол и делал заметки из сообщений радио. Моим единственным источником света была тусклая лампочка в проволочной сетке над головой. Звезды в небе пустыни были ярче этой лампочки и казались ближе.
Радио работало от аккумулятора «Спартанца», поэтому время от времени я заводил двигатель, чтобы подзарядить аккумулятор. Я не любил шуметь, опасаясь привлечь внимание талибов, но у меня не было выбора.
Через некоторое время я привел в порядок бронетранспортер, налил себе из термоса чашку горячего шоколада, который меня не согрел. Ничто не могло согреть меня. Пустыня может страшно остыть. На мне была армейская обувь для пустыни, ботинки для пустыни, зеленый пуховик, шерстяная шапка — но я тем не менее дрожал.
Я подкрутил громкость радио, пытаясь уловить голоса в его треске и хлюпанье. Отправляются отчеты о выполнении задания. Информация о доставке почты. Сообщения проходят через сеть боевой группы, и ни одно из них не относится к моей эскадрилье.
Кажется, было около часа ночи, когда я услышал, как несколько человек говорили о Рыжем Лисе.
Зеро Альфа, командир, говорил кому-то: Рыжий Лис то и Рыжий Лис это… Я сделал несколько заметок, но перестал писать и посмотрел на звезды, когда услышал, как они упомянули… Эскадрилья C.
Голоса говорили, что этот Рыжий Лис попал в беду, без сомнения.
Я понял, что Рыжий Лис был человеком.
- Он сделал что-то не так?
- Нет.
- Планировали ли другие навредить ему?
- Да.
Судя по тону голосов, Рыжего Лиса вот-вот должны были убить. Я сделал глоток горячего шоколада, моргнул, глядя на радио, и с полной уверенностью понял, что Рыжий Лис — это я.
Теперь голоса более ясно говорили, что прикрытие Рыжего Лиса раскрыто, что он открыт для врага, что его нужно немедленно эвакуировать.
Бл*, сказал я. Бл*, бл*ть, бл*ть.
Мои мысли вернулись к Итону. Лисица, которую я видел из окна туалета, когда обкурился. Значит, она действительно была посланницей из будущего. Однажды ты будешь один, поздней ночью, во тьме, за тобой будут охотиться, как за мной… посмотрим, как тебе это нравится.
На следующий день мы отправились в патруль, и я был в полной паранойе, опасаясь, что меня узнают. Я надел арафатку, плотно закрывающую лицо, темные лыжные очки, держал голову на вертлюге а палец - на спусковом крючке автомата.
Когда стемнело, меня забрал спецназ, их чинук сопровождали два апача, с которыми я болтал по рации. Они доставили меня через долину обратно в Эдинбург. Мы приземлились в темноте, и я ничего не видел. Я забежал на передовую операционную базу, потом в зеленую брезентовую палатку, где было еще темнее.
Я услышал писк.
Вспыхнул мягкий свет.
Передо мной стоял мужчина, вкручивая маленькую лампочку в розетку, свисающую с крыши.
Полковник Эд.
Его длинное лицо казалось длиннее, чем я помнил, и на нем было длинное зеленое пальто, прямо как с Первой мировой войны. Он ввел меня в курс дела. Австралийский журнал разоблачил меня, рассказав миру, что я в Афганистане. Журнал был несущественным, так что сначала статью никто не заметил, но затем какой-то тупица в Америке подхватил эту историю, разместил ее на своем бесполезном веб-сайте, и поисковые роботы подхватили ее. Теперь новости были повсюду. Худшим секретом Млечного Пути было присутствие некоего принца Гарри в провинции Гильменд.
Итак, ты раскрыт.
Полковник Эд извинился. Он знал, что это произошло очень не кстати и что я очень хотел бы закончить свой срок службы. С другой стороны, он хотел, чтобы я знал, что его начальство неделями настаивало на том, чтобы меня уволили, так что мне повезло, что выезд не был короче положенного. Мне удалось ускользнуть от властей и талибов, и мне удалось проработать достаточно долгое время и заработать безупречный послужной список. Браво, сказал он.
Я был на грани того, чтобы умолять остаться, но видел, что шансов нет. Мое присутствие подвергло бы всех вокруг меня серьезной опасности. В том числе полковник Эд. Теперь, когда талибы знали, что я нахожусь в стране и примерно где, они бросили бы все, что у них было, чтобы убить меня. Армия не хотела, чтобы я умер, но повторялась история прошлого года: армия очень не хотела, чтобы другие погибли из-за меня.
Я был солидарен.
Я пожал руку полковнику Эду, вышел из палатки. Я подхватил свои немногочисленные вещи, быстро попрощался, а затем прыгнул обратно на «Чинук», который все еще вращался и горел.
Через час я уже был в Кандагаре.
Я принял душ, побрился, приготовился попасть на большой самолет, направляющийся в Англию. Вокруг слонялись и другие солдаты, ожидающие посадки. Их настроение было очень разным. Все они ликовали. "Я возвращаюсь домой."
Я уставился на землю.
В конце концов мы все начали понимать, что процесс посадки занимает непомерно много времени.
- Почему задержка вылета? — нетерпеливо спросили мы.
Член экипажа сказал, что мы ждем последнего пассажира.
- Кого?
Гроб датского солдата помещали в грузовой отсек.
Мы все замолчали.
Когда мы в конце концов сели и взлетели, занавес в передней части самолета на секунду приоткрылся. Я увидел трех парней на больничных койках. Я отстегнул ремень безопасности, прошел по проходу и обнаружил трех тяжелораненых британских солдат. У одного, насколько я помню, были ужасные ранения от самодельной взрывчатки. Другой был с ног до головы завернут в полиэтилен. Несмотря на то, что он был без сознания, он сжимал пробирку с осколками, извлеченными из его шеи и головы.
Поговорил с лечащим врачом, спросил, выживут ли они. Он не знал. Но даже если они да, сказал он, им предстоит очень трудный путь.
Я злился на себя за то, что был так поглощен собой. Остаток полета я провел, думая о молодых мужчинах и женщинах, возвращающихся домой в таком же виде, и о тех, кто вообще не вернется домой. Я думал о тех, кто ничего не знал об этой войне — по собственному выбору. Многие выступали против нее, но мало кто знал об этом чертовом явлении. Я задался вопросом, почему. Чьей работой было рассказать им?
О да, подумал я. Прессы.