17.
Я пошел в патруль. Я ехал с колонной танков Scimitar из франко-бортов Эдинбурга через Муса-Калу и дальше. Дорога привела нас вниз через долину, в которой мы вскоре наткнулись на самодельное взрывное устройство.
Первое, с которым я столкнулся.
Моя работа заключалась в том, чтобы вызывать саперов. Через час прибыл чинук. Я нашел безопасное место для посадки, бросил дымовую шашку, чтобы указать лучшее место и показать, откуда дует ветер.
Группа быстро выскочила, подошла к СВУ. Медленная, кропотливая работа. Она заняла их навсегда. Между тем, мы все были полностью разоблачены. Мы ожидали контакта с талибами в любую секунду; вокруг себя мы услышали свист мотоциклов. Разведчики Талибана, без сомнения. Отслеживание нашего местоположения. Когда мотоциклы подъехали слишком близко, мы выпустили сигнальные ракеты, предупреждая их.
Вдали виднелись маковые поля. Я отвел взгляд, подумал об известном стихотворении. На полях Фландрии цветут маки… В Британии мак был символом памяти, а здесь он был просто монетой королевства. Все эти маки скоро переработают в героин, продажа которого окупит пули, выпущенные талибами по нам, и СВУ, оставленные для нас под дорогами и в долинах.
Подобных этой.
Наконец саперы взорвали самодельное взрывное устройство. Грибовидное облако взметнулось в воздух, который был настолько пропитан пылью, что казалось, что места для чего-то еще не осталось.
Потом они собрались и ушли, а мы продолжили путь на север, все глубже и глубже в пустыню.
18.
Мы отгородили машинами участок земли, который назвали гаванью. На следующий день, и через день, и так далее, мы отважились патрулировать город.
Демонстрируйте присутствие, сказали нам.
Продолжайте двигаться, сказали нам.
Держите Талибан в напряжении. Лишите талибов душевного равновесия.
Однако в целом основная задача заключалась в поддержке продолжающегося американского наступления. Над головами постоянно слышен рев американских самолетов, взрывы в соседней деревне. Мы работали в тесном сотрудничестве с американцами, часто вовлекая талибов в перестрелки.
Через день или два после того, как мы построили нашу гавань, мы сидели на возвышенности, наблюдая за пастухами вдалеке. Все, что мы видели на многие мили вокруг, - эти люди и их овцы. Выглядело достаточно невинно. Но пастухи слишком близко подходили к американцам, что заставляло их нервничать. Американцы произвели несколько предупредительных выстрелов. Неизбежно они попали в одного из пастухов. Он ездил на мотоцикле. С нашего расстояния мы не могли сказать, было ли это случайностью или намеренно. Мы смотрели, как овцы разбегаются, а потом американцы налетели и подобрали пастухов.
Когда они ушли, я вышел в поле с несколькими фиджийскими солдатами и подобрал мотоцикл. Я вытер его, отложил в сторону. Позаботился о нем. После того, как американцы допросили пастуха, перевязали и отпустили, он пришел к нам.
Он был потрясен тем, что мы забрали его мотоцикл.
Он был больше шокирован тем, что мы его почистили.
И он чуть не потерял сознание, когда мы вернули его.
19.
На следующий день, а может быть, и через день к нашей колонне присоединились три журналиста. Мне было приказано вывести их на поле боя, устроить им экскурсию — с явным пониманием, что эмбарго на новости все еще в силе.
Я был в гусеничном бронетранспортере впереди конвоя, журналисты спрятались внутри. Они постоянно появлялись, дразня меня. Они хотели выбраться, сделать несколько фотографий, снять фильм. Но это было небезопасно. Американцы все еще очищали территорию.
Я стоял в башне, когда один журналист постучал меня по ноге и в очередной раз попросил разрешения выйти.
Я вздохнул: хорошо. Но будьте осторожны с минами. И будьте рядом.
Все вылезли из бронетранспортера, начали настраивать камеры.
Через несколько мгновений ребята впереди нас подверглись нападению. Снаряды шипели над нашими головами.
Журналисты замерли, беспомощно посмотрели на меня.
Не стойте там! Вернитесь!
Я не хотел, чтобы они там были, в первую очередь, но я особенно не хотел, чтобы с ними что-то случилось на моих глазах. Я не хотел, чтобы жизнь какого-либо журналиста была на моей совести. Я не выдержал такой иронии.
Через несколько часов или дней мы узнали, что американцы сбросили ракету «Хеллфайр» на ближайшую деревню. Было много раненых. Мальчика привезли из села, вверх по гребню, на тачке. Он свесил ноги за борт. Ноги были разорваны на части.
Двое мужчин толкали тачку прямо к нам. Я не мог сказать, кто они были мальчику. Семья? Друзья? Когда они добрались до нас, они не смогли объяснить. Никто не говорил по-английски. Но мальчик был в дерьмовом состоянии, это было видно, и я смотрел, как наши медики быстро начали его лечить.
Один терп (переводчик) пытался успокоить мальчика, а также пытался узнать подробности от его сопровождающих.
- Как это произошло?
- Американцы.
Я подбирался ближе, но меня остановил сержант во время его шестого обхода. Нет, босс, вы не захотите этого увидеть. Если вы посмотрите, вы никогда не сможете выбросить увиденное из головы.
Я отошел.
Через несколько минут свисток, потом молния. Огромный взрыв позади нас.
Я ощутил удар в своем мозгу.
Я огляделся. Все лежали на животе. Кроме меня и двух других.
Откуда удар?
Несколько наших ребят указали вдаль. Они отчаянно пытались открыть ответный огонь и попросили у меня разрешения.
Да!
Но талибов, которые стреляли, уже не было. Мы упустили свой шанс.
Мы ждали, когда спадет адреналин, когда перестанет звенеть в ушах. Это заняло много времени. Я помню, как один из наших парней снова и снова шептал: «*б твою мать, это было очень близко».
Мы часами пытались собрать воедино все, что получилось. Некоторые из нас считали, что этого мальчика ранили американцы; другие считали, что мальчик был пешкой в классической уловке талибов. Эта тачка была маленькой шарадой, предназначенной для того, чтобы мы оставались на холме, рассеянными, неподвижными, чтобы талибы могли определить наше положение. Враг запутал этого мальчика в тачке, а затем использовал его как приманку.
Почему мальчик и мужчины согласились на это?
Потому что если бы они этого не сделали, их бы убили.
Вместе со всеми, кого они любили.